Что касается сада, самого дорогого предмета забот этой сельской жительницы, она проектирует его с любовью.

Не слушая веских доводов со стороны тех, кто желал сэкономить место, она резко защищает каждый метр земли, отделяющий одно здание от другого. Мари как знаток отбирает по одному молодые деревца, велит сажать их при себе еще задолго до закладки фундаментов. Своим сотрудникам конфиденциально говорит:

— Если я покупаю «мои» липы и платаны сейчас, то я выгадываю этим два года. Когда мы откроем лабораторию, деревца подрастут, и наши зеленые массивы будут во всей красе. Только — ш-ш-ш! Я ничего не говорила месье Нено!

И в ее пепельно-серых глазах вновь загорается веселый, юный огонек.

Мари сама, орудуя заступом, сажает ползучие розы вдоль еще незаконченных стен и собственноручно уминает землю. Каждый день она их поливает. Когда Мари разгибается и стоит, овеваемая ветром, то кажется, будто она следит глазами за ростом каменных мертвых стен и живых деревьев.

Однажды утром к ней пришел бывший служитель лаборатории Пти. Этот милый человек был сильно взволнован: в Институте физики строят новые рабочие кабинеты и амфитеатр для лекций. А бедный сарай, заплесневевший барак Пьера и Мари, будет снесен.

Вместе с этим скромным другом, свидетелем былых времен, Мари идет на улицу Ломон, чтобы сказать сараю «последнее прости». Сарай еще цел. Из благоговения никто не прикасался к черной доске, еще хранившей несколько строк, написанных рукою Пьера, казалось, что дверь сейчас отворится и в ней покажется высокий силуэт друга.

Улица Ломон, улица Кювье, улица Пьера Кюри… Три адреса — три этапа жизни. В этот день Мари, сама не замечая этого, мысленно прошла весь прекрасный и тяжкий путь своей научной жизни. Будущее рисовалось ей ясно. В только что отстроенной биологической лаборатории уже работают ассистенты профессора Рего, и по вечерам новое здание сверкает освещенными окнами. Через несколько месяцев придет очередь Мари — она бросит Институт физики и химии и перенесет свои приборы на улицу Пьера Кюри.

Эта победа достается героине к тому времени, когда ушли и молодость и силы, когда личное счастье покинуло ее. Но так ли это важно, если ее окружают свежие молодые силы, если эти научные энтузиасты готовы бороться вместе с ней! Нет, еще не поздно!

По всем этажам небольшого белого здания насвистывают и поют стекольщики. Над входной дверью красуется высеченная по камню надпись: «Институт радия — отделение имени К ю р и».

Глядя на крепкие стены и волнующую надпись, Мари вспоминает слова Пастера:

«Если завоевания для пользы человечества волнуют вашу душу, если вас потрясают изумительные достижения науки, такие, как электрический телеграф, дагерротип, анестезия и целый ряд других замечательных открытий; если участие вашего отечества в расцветании этих чудес пробуждает в вас чувство соревнования, то, заклинаю вас, проникнитесь интересом к тем священным обителям, которым дано выразительное наименование — лаборатории. Требуйте, чтобы умножали их число и украшали. Это храмы будущего богатства и благосостояния. В них человечество возвеличивается, обретает силу и делается лучше. Там оно учится читать произведения природы, творить ради прогресса и всеобщей гармонии, тогда как собственные деяния человечества очень часто идут от варварства, от фанатизма и от инстинкта разрушения».

В чудесные июльские дни «храм будущего» на улице Пьера Кюри закончен.

Но это июль 1914 года.

Глава XXI

Война

Мари сняла на лето дачу в Бретани. Ирэн и Ева уже там, с гувернанткой и кухаркой. Мать обещала приехать к ним 3 августа. Ее задерживает в Париже конец учебного года. Она привыкла оставаться во время каникул одна в пустой квартире на Бетюнской набережной, отказываясь на это время даже от горничной. Целый день она в лаборатории, к себе возвращается поздно вечером; порядок в доме, весьма относительный, поддерживает привратница.

Мари — дочерям, 1 августа 1914 года:

«Дорогие Ирэн и Ева, дела, кажется, принимают дурной оборот: с минуты на минуту ждем мобилизации. Не знаю, смогу ли я уехать. Не тревожьтесь, будьте спокойны и мужественны. Если война не грянет, я выеду к вам в понедельник. В противном случае останусь здесь и перевезу вас сюда, как только представится возможность. Мы с тобой, Ирэн, постараемся быть полезными».

6 августа:

«Дорогая Ирэн, мне очень хочется привезти вас сюда, но в настоящее время это невозможно. Запаситесь терпением. Немцы с боями проходят через Бельгию. Доблестная маленькая страна не согласилась беспрепятственно пропустить их… Французы, все до одного, твердо надеются, что схватка будет хоть и жестокая, но недолгая.

Польская земля в руках немцев. Что останется на ней после них? Я ничего не знаю о своих родных».

Вокруг Мари образовалась небывалая пустота. Все ее коллеги — работники лаборатории — ушли в армию. С ней остались только ее механик Луи Раго, не мобилизованный из-за болезни сердца, и уборщица ростом с ноготок.

Полька забывает, что Франция для нее только отечество по избранию. Мать семейства не думает о том, как ей соединиться с дочерьми. Болезненное, хрупкое создание забывает о недугах, женщина-ученая откладывает до лучших времен незаконченные труды. Мари помышляет только об одном: служить своей второй родине. В грозном событии еще раз проявляется ее чуткость, ее инициативность.

Она не приемлет простой выход: запереть лабораторию и надеть на себя, как это делали в то время многие отважные француженки, белую косынку сестры милосердия. Немедленно ознакомившись с организацией санитарной службы, она находит в ней пробел, который, по-видимому, мало заботит власти, но ей кажется трагичным: госпитали передовой линии почти совсем лишены рентгеновских установок!

Как известно, Х-лучи, открытые в 1895 году Рентгеном, позволяют исследовать, не прибегая к хирургии, внутренность человека, «увидеть» и сфотографировать его кости и органы. В 1914 году во Франции имелось еще очень мало рентгеновских аппаратов, да и те находились в руках отдельных врачей-рентгенологов. Военно-санитарная служба предусмотрела на время войны оборудование госпиталей рентгеновскими аппаратами только в некоторых крупных центрах, признанных достойными подобной роскоши. Вот и все.

Это ли роскошь — волшебный прибор, позволяющий точно определить местонахождение засевшей в ране пули или осколка снаряда?

Мари никогда не работала в области Х-лучей, но в Сорбонне она каждый год посвящала им несколько лекций. Она отлично разбиралась в этом вопросе. Свободно переключив свои научные познания, она предвидит, чего потребует эта ужасная резня: нужно без промедления делать одну рентгеновскую установку за другой.

Разведав местность, она бросилась вперед. За несколько часов она составила опись аппаратов, имеющихся в лабораториях университета, включая и свой, и обошла всех конструкторов. Все пригодное рентгеновское оборудование было собрано и затем распределено по госпиталям Парижского округа. В лаборанты завербованы добровольцы из профессоров, инженеров, ученых.

Но как оказывать помощь раненым, которые с ужасающей быстротой стекаются в еще не оборудованные для рентгеноскопии полевые госпитали? Некоторые из них не имеют даже электроэнергии для питания рентгеновских аппаратов…

Мадам Кюри нашла выход. На средства Союза женщин Франции она создает первый «радиологический автомобиль». В обыкновенном автомобиле Мари помещает рентгеновский аппарат и динамо, которое приводится в действие автомобильным мотором и дает необходимый ток. С августа 1914 года эта передвижная станция объезжает госпиталь за госпиталем. Во время битвы на Марне одна эта установка дает возможность подвергнуть рентгеновскому исследованию всех раненых, эвакуированных в Париж.