Быстрое продвижение немцев ставит перед Мари вопрос совести: ехать ли ей в Бретань к дочерям, или оставаться в Париже? А в случае угрозы столице со стороны захватчиков должна ли она уходить вместе с отступающими санитарными учреждениями?

Мари спокойно взвешивает все возможности и принимает решение: что бы ни случилось, она останется в Париже. Ее удерживает в Париже не только предпринятое ею благое начинание. Она думает о лаборатории, о тонких приборах, хранящихся на улице Кювье, о новых кабинетах на улице Пьера Кюри.

Если Мари так спокойно готовится не покидать Париж и в случае его окружения, бомбардировки или даже его захвата, то это потому, что в нем есть одно сокровище, которое ей хочется спасти от захватчиков: грамм радия, хранящийся в лаборатории. Ни одному посланцу не дерзнула бы мадам Кюри доверить драгоценную крупицу, и она решает сама отвезти ее в Бордо.

И вот Мари уже в битком набитом вагоне переполненного поезда, эвакуирующего официальных лиц и чиновников. На ней пыльник из черного альпага, в руках — небольшой вьюк со спальными вещами, а среди них… грамм радия, тяжелый ларчик, где под защитой свинцовой оболочки хранятся крохотные пробирки. Каким-то чудом мадам Кюри находит свободный краешек скамьи и ставит около себя тяжелый вьюк.

Намеренно не слушая пессимистические вагонные разговоры, она смотрит в окно на залитую солнцем равнину. Вдоль железнодорожного полотна стелется шоссе, а по нему бегут на запад автомобили бесконечной вереницей.

Бордо наводнен беженца-ми. Носильщик, такси, номер в гостинице — все в одинаковой степени недоступно. Уже смеркается, а Мари все еще стоит на привокзальной площади, подле своей ноши, которую у нее нет сил поднять. Ей кажется забавным положение, в какое она попала. Уж не придется ли ей до завтра стоять на часах у тюка ценою в миллион франков? Нет. Один из спутников Мари, чиновник министерства, узнал ее и пришел на выручку. Этот спаситель предоставил ей комнату в частной квартире. Радий укрыт. Утром Мари помещает в сейф свое громоздкое сокровище и, наконец освободившись, едет назад, в Париж.

Воинский состав, куда пробралась эта единственная «штатская», движется невероятно медленно. Не один раз он останавливается среди голого поля на целые часы. Какой-то солдат дает Мари большой ломоть хлеба из своего походного мешка. Со вчерашнего утра, с той минуты, как она вышла из лаборатории, у нее не было времени поесть. Она умирает с голоду.

В мягком свете первых дней сентября Париж, затихший под угрозой, приобретает в ее глазах особую недосягаемую доселе красоту и ценность. И вдруг лишиться такой жемчужины? Но какая-то весть разливается по улицам Парижа бушующим прибоем. Мадам Кюри, покрытая дорожной пылью, спешит узнать, в чем дело: немецкое наступление сломлено, началась битва на Марне!

Мари встречается со своими друзьями Аппелем и Борелем. Она намерена теперь же предложить свои услуги основанной ими санитарной организации «Национальная помощь». Поль Аппель, председатель этого учреждения, проникается жалостью к бледной, изнуренной женщине. Он заставляет Мари прилечь на кушетку и упрашивает ее дать себе отдых на несколько ближайших дней. Мари не слушает. Она хочет действия, действия! «Лежа на кушетке, бледная, с широко раскрытыми глазами, она была одно горение», — расскажет позднее Аппель.

Мадам Кюри предугадала все: что война будет затяжной, кровопролитной, что все чаще и чаще придется оперировать раненых на месте, что хирурги и рентгенологи должны будут находиться на своем посту в полевых госпиталях и, наконец, что рентгеновские автомобили окажут неоценимые услуги.

Один за другим снаряжает Мари у себя в лаборатории эти автомобили, прозванные на фронте «кюричками», не обращая внимания на равнодушие и глухую враждебность всяких бюрократов. Наша «трусиха» стала вдруг требовательной и властной особой. Она тормошит беспечных чиновников, требует у них пропуска, наряды, визы, а те чинят препятствия, потрясают уставами… «Пусть штатские не лезут к нам!» — так рассуждают многие из них. Но Мари пристает, спорит, ставит на своем.

Она беспощадно «грабит» и частных лиц. Великодушные женщины, вроде маркизы де Ганэй и принцессы Мюрат, дарят или одалживают ей свои лимузины, а она сразу превращает их в рентгеновские станции. «Я верну вам автомобиль после войны, — с чистосердечной уверенностью обещает она. — Право, я вам верну его, если он уцелеет».

Из двадцати автомобилей, приспособленных таким образом, Мари один оставляет для себя: это «рено» с тупым капотом и с кузовом в виде товарной фуры. Разъезжая в этом ящике защитного серого цвета с красным крестом и французским флагом, нарисованными прямо на листовом железе кузова, она ведет жизнь былых вольных капитанов.

Телеграмма, телефонный звонок уведомляют мадам Кюри о том, что полевому госпиталю, переполненному ранеными, требуется немедленно рентгеновская установка. Мари проверяет оборудование. Пока солдат-шофер заправляет машину горючим, она идет за своим темным плащом, дорожной шляпкой, круглой, мягкой, утратившей цвет и форму, берет свое имущество: саквояж из желтой кожи, весь в трещинах и ссадинах. Садится рядом с шофером на открытое для ветра сиденье, и вскоре доблестный автомобиль несется на полной скорости — пятьдесят километров в час — по направлению к Амьену, Ипру, Вердену.

После неоднократных остановок, долгих объяснений с недоверчивыми часовыми они добираются до госпиталя. За работу! Мадам Кюри поспешно выбирает одну палату под рентгеновский кабинет и велит принести ящики. Распаковывает приборы, монтирует съемные части. Развертывается провод, который соединяет аппарат с динамо, оставшимся в машине. Один знак шоферу — и Мари проверяет силу тока. Перед началом исследования она приготовляет рентгеноскопический экран, раскладывает перчатки, защитные очки, специальные карандаши для разметок, свинцовую проволоку, предназначенную для локализации попавших снарядов, чтобы все было под рукой. Она затемняет кабинет, закрывая окна черными шторами или же попросту больничными одеялами. Рядом с импровизированной фотографической лабораторией помещаются «ванные», в которых будут проявляться пластинки. Не прошло и получаса, как приехала Мари, а уже все готово.

Начинается печальное шествие. Хирург и Мари запираются в темной комнате, где пущенные в ход приборы окружаются таинственным световым кольцом. Приносят носилки за носилками со страждущими человеческими телами. Мари регулирует аппарат, наведенный на израненную часть тела, чтобы получить. ясную видимость. Вырисовываются очертания костей и органов, между ними появляется какой-то темный непроницаемый предмет: пуля, осколок снаряда.

Ассистент записывает наблюдения врача. Мари снимает копию с изображения на экране или делает снимок, которым хирург будет руководствоваться при извлечении осколка. Бывают даже случаи, что операция производится тут же «под лучами», и тогда хирург сам видит на рентгеновском экране, как в ране движется его пинцет, обходя кость, чтобы достать проникнувший осколок.

Десять раненых, пятьдесят, сто… Проходят часы, а иногда и дни. Все время, пока есть пациенты, Мари живет в темной комнате. Прежде чем покинуть госпиталь, она обдумывает, как можно устроить в нем постоянный рентгеновский кабинет. Наконец, упаковав свое оборудование, она занимает место в волшебном фургоне и возвращается в Париж.

Вскоре госпиталь увидит ее снова. Она перебудоражила всех и все, чтобы раздобыть аппарат, и приезжает установить его. Ее сопровождает лаборант, откопанный неизвестно где и неведомо как обученный. Отныне госпиталь, оснащенный Х-лучами, обойдется и без нее.

Кроме двадцати автомобилей, Мари оборудовала таким образом двести рентгеновских кабинетов. Более миллиона раненых прошли через эти двести двадцать постоянных и передвижных станций, созданных и оборудованных мадам Кюри.

Ей помогают не только ее знания и мужество. Мари в высшей степени одарена способностью «выходить» из затруднений, она в совершенстве владеет тем высшим методом, который в войну окрестили системой «выверта». Нет ни одного свободного шофера? Она садится за руль своего «рено» и с грехом пополам ведет его по разбитым дорогам. Можно видеть, как в стужу она изо всех сил вертит рукоятку заупрямившегося мотора. Можно видеть, как она нажимает ка домкрат, чтобы переменить колесо, или же, сосредоточенно нахмурив брови, осторожным движением ученого чистит засорившийся карбюратор. А если надо перевезти приборы поездом? Она сама грузит их в багажный вагон. По прибытии на место назначения она же все сгружает, распаковывает, следит, чтобы ничего не потерялось.