Вскоре семейство Балетти, а вместе с ним и Казанову постигла тяжелая утрата: скоропостижно скончалась Сильвия. Актриса, отличавшаяся хрупким здоровьем, не выдержала переменчивого и сырого парижского климата. Врачи давно советовали ей вернуться на родину, в Италию, где солнечно и сухо, но она их не слушала, ибо не могла покинуть сцену, где снискала себе славу и любовь зрителей. Три дня после ее смерти Казанова не разлучался с Манон, утешая возлюбленную и помогая ей справиться с горем. Но потом все вернулось на круги своя. Соблазнитель вращался в высших сферах, курсировал между Францией и Голландией, разбогател, завел собственный дом, а потом и дело — мануфактуру по производству шелковых набивных тканей, но жениться явно не собирался. Манон по-прежнему писала ему нежные письма, называла его «своим милым мужем», а себя — его «маленькой женушкой», на что жених отвечал ей не менее нежными записочками — но не более того. Вопрос о свадьбе по-прежнему был обойден и отложен на потом.
Ощущая себя лицом значительным, Казанова с удовольствием оказывал протекцию всем, кто к нему обращался. Так, к нему за поддержкой обратился его земляк, двадцатипятилетний проходимец граф Тиретта, растративший деньги из ссудной кассы и бежавший во Францию, дабы спастись от ареста. Честно признавшись, что делать он ничего не умеет и даже не говорит по-французски, Тиретта попросил Казанову не лишать его своей дружбы. Понимая, что подобная формулировка скрывает просьбу о помощи, Авантюрист, снисходительно оглядев молодого человека с головы до ног, для начала предложил ему пойти на содержание к какой-нибудь богатой старухе. Не обладая излишней щепетильностью, Тиретта моментально согласился, и Казанова взялся подыскать ему подходящий экземпляр. Таковым оказалась сорокалетняя вдова Ламбертини, новый любовник пришелся ей по вкусу, она представила его обществу как своего племянника и стала выезжать с ним в свет. За неутомимость в любви вдова удостоила Тиретту прозвищем Шестьраз, отчего цена его на рынке молодых любовников для сластолюбивых старух мгновенно подскочила. Известно, что Соблазнитель нередко уступал своих юных подружек приятелям, и далеко не бесплатно, ибо высоко ценил свою выучку. Получил ли он вознаграждение за находку по имени Тиретта, неизвестно.
Тем не менее награду в доме Ламбертини он все же получил. В гостиной он познакомился с юной мадемуазель Ламер, которая с первого взгляда влюбилась в Казанову и сама предложила ему себя в жены, пообещав предоставить в полное его распоряжение ожидающее ее наследство. Соблазнитель был растроган таким поступком, тем более что шаловливая рука его поспешила убедиться в девственности красавицы. В брак он вступать, разумеется, не собирался, но и упускать девицу не хотелось. И он решил продолжать ухаживания и посмотреть, что будет. Нельзя же было всерьез воспринимать каждое «нет», срывавшееся с хорошеньких губок, ведь зачастую глаза при этом говорили «да».
Большой охотник до всяческих зрелищ, Казанова не мог пропустить казни Дамьена, и дабы удобнее было созерцать сей спектакль, снял окно, выходившее на Гревскую площадь, где должна была состояться казнь несчастного. Разделить вместе с ним сие сомнительное удовольствие он пригласил синьору Ламбертини с племянником и мадемуазель Ламер с теткой, дамой средних лет. Галантные кавалеры Казанова и Тиретта уступили дамам первый ряд, а сами пристроились сзади. Кровавое зрелище продолжалось более четырех часов: несчастного, покусившегося на священную особу Людовика Любимого, казнили медленно, расчленяя тело и вытягивая жилы. Стоя во втором ряду, Соблазнитель глядел то на казнь, то на зрителей, то на красавчика Тиретту. Любопытных было хоть отбавляй, но никто, включая женщин, не выказывал сочувствия бедняге Дамьену. Неожиданно переведя взор на Тиретту, Соблазнитель заметил, что приятель его нашел себе развлечение гораздо более приятное, нежели вид человеческих страданий. Пристроившись на лесенке позади тетки мадемуазель Ламер, он приподнял ей юбки и все время, пока длилась казнь, утолял любовную страсть, оправдывая свое игривое прозвище Шестьраз. Возможно, именно поэтому тетушка смотрела на площадь не шелохнувшись и не поворачивая головы.
Дерзкий поступок Тиретты возымел последствия не только для него, но и для Казановы. Почтенная матрона увезла любвеобильного итальянца к себе в загородное поместье, где заключила с ним контракт на год, положив ему за любовные труды ежедневное содержание и помесячное жалованье. Казанова также получил приглашение погостить в поместье на правах друга дома и наперсника увядающей красавицы. Он принял приглашение и, не теряя времени, в первый же вечер обольстил юную мадемуазель Ламер, оправдав тем самым собственный афоризм: «Мужчина, который словами доказывает свою влюбленность, — дурак; умный человек доказывает свою любовь действиями». Отныне днем Казанова выслушивал восторги тетки по поводу темперамента молодого Тиретты, а ночью наслаждался ласками мадемуазель Ламер. Но вскоре идиллии пришел конец. Тетка совершенно безосновательно приревновала племянницу к своему итальянскому любовнику и быстренько приискала ей жениха. Узнав об этом, мадемуазель Ламер спросила Казанову, готов ли он жениться на ней, на что Соблазнитель, не задумываясь, ответил «нет». Тогда красавица, проявив редкостное для своего возраста благоразумие, тотчас прекратила любовные свидания и принялась готовиться к свадьбе с честным торговцем из Дюнкерка. А Казанова, собрав вещички, вернулся в Париж.
Правда, в Париже он тотчас бросился в гостиницу, где, как он узнал, остановился жених «изменившей» ему Ламер, намереваясь вызвать наглеца на поединок и убить его, дабы наказать «коварную» за «измену». Но «наглец», не подозревая о намерениях Соблазнителя, уже на пороге заключил его в объятия, заверив, что друзья его будущей жены — его друзья. Гнев Казановы остыл, и он с удовольствием распил вместе с женихом несравненной Ламер бутылочку доброго вина. Всегда изменявший сам, Соблазнитель не терпел, когда инициатива разрыва исходила не от него, а от женщины. Но не будучи способным на сильные чувства, будь то любовь или ярость, он быстро воспламенялся и столь же быстро угасал. Мысли его принимали направление философическое, он вспоминал, что Фортуна всегда распорядится по-своему и лучше он сам последует за ней. Ducunt volentem fata, nolentem trahunt («Желающего идти судьба ведет, не желающего — тащит»). А значит, пора забыть коварную изменницу и ждать, когда судьба приведет в твои объятия очередную красавицу. Тем более что Господь создал столько женщин, что хватит на всех.
В столице Казанову ожидали не только новые развлечения, но и поручения: аббат Лавиль, правая рука де Берни, предложил ему за небольшое вознаграждение отправиться в портовый город Дюнкерк и ознакомиться с состоянием находившегося там флота, иначе говоря заняться шпионажем. В сущности, поручить сбор подобных сведений можно было бы и рядовому чиновнику, обязанному исполнить его за обычное жалованье, но чиновник мог оказаться недостаточно талантливым и раскрыть себя, что было явно нежелательно, а от Казановы, как от иностранца и беглеца, в любую минуту можно было отречься. Об этом де Берни честно предупредил его накануне отъезда, заявив, что «единственными официально признанными шпионами являются послы».
Выведывать секреты было занятием не слишком почетным, зато неплохо оплачиваемым, а главное, оно вполне соответствовало темпераменту Казановы. Секретное поручение придавало ему значимости в собственных глазах, а разговорить собеседников, даже если они — морские офицеры, для Авантюриста труда не составляло, тем более что денег у него было достаточно, и он не скупился заказать лишнюю бутылку вина за свой счет. Имея смутное представление о кораблестроении, он тем не менее пространно рассуждал о преимуществах венецианских кораблей перед французскими, и, как он сам отмечал, чем менее правдоподобными были его рассуждения, тем больше ему верили. Офицеры приглашали компанейского венецианца, интересующегося морским делом, на свои корабли и сами показывали ему их — от трюма до палубы. Вскоре подробнейший отчет для аббата Лавиля был составлен, и Казанова выехал обратно в Париж. Ознакомившись с донесением, аббат остался доволен и выплатил его автору вознаграждение в пятьсот луидоров. На то и казна, чтобы щедро черпать из нее золото для поддержки нужных людей. А в том, что таланты Казановы еще понадобятся, де Берни был уверен. И не ошибся.