Теперь Волкогонов пишет: «Исторический семидесятилетний эксперимент кончился неудачей. И сегодня мы рассматриваем вопросы, которые другие государства решили давно». Это из его речи на Первом съезде народных депутатов РСФСР, девяностый год.

– Его чуть ли не председателем Верховного Совета избрать хотели, – говорит Каганович.

Я задаю вопрос: – Что надо сделать, чтобы спасти Советский Союз? Как вы считаете?

– Я думаю, что это дело не быстрое. А нужно по- старому организовываться. Организовываться. Надо, прежде всего, организовать рабочий класс. Надо,чтобы в партии нашей рабочая сила была настоящая. Как это сделать – очень серьезный вопрос, большой. И, если рабочий класс в партии у нас будет иметь силу, то я думаю, что страну можно будет спасти. Можно будет. Главное – это рабочий класс в партии. Ежели в партии будет господствовать мещанство, то, конечно, не спасешь социализм.

Так что главный вопрос – это вопрос спасения партии, как рабочей партии. Это не значит, что в ней могут только рабочие быть. Будут интеллигенты, крестьяне, прочие, я имею в виду, ядро – из рабочего класса. И рабочего класса тоже не всего – сейчас среди рабочих тоже много есть таких шибздиков, так сказать, из молодых… Работа должна быть очень большая, серьезная. Могут ли такие организации, как «Единство», что-нибудь серьезное сделать? Не думаю.

– Может это как начальная стадия, чтоб импульс дать всему движению.

– Посмотрим по программе, как программу партии составят. Сегодня о программе очень много говорится. Программой занимаются.

– Конечно, центризм – это опасно, – продолжает Каганович. – Горбачев, выступая в Минске, говорил, что он – центрист. Он вообще за центризм. Сталин писал о центризме, он заклинает его как оппортунизм.

У Кагановича на столике лежат «Вопросы ленинизма» Сталина. Он берет книгу в руки.

– Триста восемьдесят четвертая страница, – подсказывает дочь. – Мы недавно читали с тобой.

– Ругают Сталина направо и налево, а не издают его труды, – говорит Каганович.

Я читаю из «Вопросов ленинизма» вслух: «Слуцкий считает, что Ленин (большевики) недооценивал опасности центризма германской и вообще предвоенной социал-демократии, то есть недооценивал опасности прикрытого оппортунизма, опасности примиренчества с оппортунизмом. Иначе говоря, по Слуцкому выходит, что Ленин (большевики) не вел непримиримой борьбы с оппортунизмом, ибо недооценка центризма есть по сути дела отказ от развернутой борьбы с оппортунизмом».

– Вот центризм, – говорит Каганович. – А у нас центризм ставят как идеал. Как идеал. Они стоят в центре. «Я ни направо, ни налево, я в центре». Чисто геометрическое расположение, чертежное расположение.

– Ни рыба ни мясо.

– Ни рыба ни мясо. Это не синтез, а центр, он в середине. Это каутскианство. Дальше Сталин говорит: каутскианство, троцкизм – это и был центризм в нашей партии. И вот теперь центризм подымается на уровень – значит, будет с одной стороны Коммунистическая партия, с другой стороны – движение Шеварднадзе, Шаталина, Яковлева и примкнувших к ним перерожденцев, социал-предателей.

– О предательстве народ говорит уже открыто.

– Меня интересует, вы знаете, бывали у Молотова в последнее время, как бы он отнесся ко всему, что происходит сейчас?

– Я думаю, резко отрицательно. Я изучил его з последние годы.

– Вы уверены в этом? – спрашивает Каганович.

– На сто уверен – резко отрицательно.

– А вот то, что он так уж прорабатывает Сталина за коммунизм и еще по двум вопросам довольно крепко?

– По вопросу победы коммунизма в одной стране.

– Он вообще считал Сталина теоретически…

– Ниже Ленина.

– Что ниже Ленина – это безусловно, – соглашается Каганович. – Это Микоян сказал: «Сталин – это Ленин сегодня». Мы Сталина с Лениным не сравниваем, и сам Сталин не допускал сравнения. Но что он теоретически был высокограмотный человек – это безусловно. Но Молотов немножко… Пересаливает. Маркс в «Капитале» не все предусмотрел, Ленин тоже не все предусмотрел, выходит, что Сталин должен был предусмотреть… Немножко он… того.

– Молотов сам считал себя теоретиком.

– Он не был теоретиком, нет. Я не считаю Молотова теоретиком. Нет, нет, во всяком случае, он не был выше

Сталина теоретиком, безусловно. Но вот по поводу коммунизма… Сталин ведь что говорил? Возможно допустить, но если будут капиталистические государства, то мы должны иметь государство сильное, которое будет за себя воевать. Он считал, что за коммунизм нужно будет воевать. Вот как у Сталина.

Сталин тоже понимал коммунизм не как законченный коммунизм, он понимал его диалектически, что сам по себе социализм есть первая стадия коммунизма, как у Маркса. Ленин что говорил на Седьмом съезде партии, возражая Бухарину – тот считал, что надо вычеркнуть из программы все, что мы пишем. Мы еще социализма не знаем, говорил Ленин, мы еще не знаем, какой он, из каких кирпичей мы его складываем. Ленин видел, что социализм – дело трудное, и что нужно бороться за это, нужно его складывать. И Сталин на пустом месте складывал этот социализм по кирпичам – с каким трудом он складывал этот социализм по кирпичам!

– Вы не помните у Ленина какие-нибудь словечки, выражения? Я слышал, что у него была любимая поговорка, когда он был чем-то недоволен: – Две тещи вам за это! Не слыхали?

– Нет, не слыхал. Я не припомню ничего такого. «Владивосток-то город нашенский!» Нашенский – любил Ленин такие выражения. Я бы, видите ли, мог бы многое, отдельные эпизоды рассказать, если бы мне дали вопросы. Вы задали мне три вопроса, но слишком общие вопросы, они захватывают много. А, если бы дали мне отдельные вопросы, как вы ставили Молотову, я бы мог ответить вам на некоторые конкретные, если есть необходимость и вообще. А, вообще говоря, я собирался, собирался, но вы видите, какое дело, если начну сейчас писать или диктовать о современном моменте, о современном положении, то я должен буду говорить и писать полным голосом, по-марксистски, по-ленинские против той линии, которая ведется.

– Потому что она – антиленинская.

– Против того, что написано в платформе ЦК: «Наше мировоззрение материалистическое». Как может марксист-ленинец сказать, что наше мировоззрение материалистическое? Материализм ведь бывает разный. Материалисты были в Древней Греции. Возьмем материализм Фейербаха, основоположника материализма. Он был одним из источников у Маркса, но его Маркс коренным образом переделал, он его сделал диалектическим материализмом, историческим материализмом. Гегель дал диалектику, но диалектику идеалистическую, и это источник марксизма, но Маркс его переделал и сделал его диалектику материалистической, таким образом, наше мировоззрение – это диалектический, исторический материализм.

Вот наше мировоззрение – революционное, классовое: диалектический, исторический материализм. А сказать: наше мировоззрение материалистическое – это в угоду буржуазии. Американский бизнесмен тоже материалист. Или сказать, что наше государство авторитарное. Так позвольте, белогвардейцы и апологеты капиталистической идеологии в Западной Европе с самого начала Октябрьской революции назвали диктатуру пролетариата авторитаризмом. А это Рим, это Вавилон, это Персия и все прочее. Авторитарная система – это рабовладельческая система. Так разве можно назвать наше государство авторитарным? Можно сказать, что какие-то остатки, какие-то явления авторитарные у нас могли остаться. Могли проявляться у тех или других чиновников, в системе, вместе с бюрократизмом, авторитарно-бюрократические явления, элементы. Но сказать, что наше государство – авторитарное – это невозможная вещь совершенно!