Надвинутый на брови платок, спадавший на плечи, черная, почти монашеская одежда настолько не соответствовали привычному облику Аспасии, что Андрей не сразу ее узнал.

– День добрый, госпожа Теофилато, – сказал Андрей, голос у него был хриплый и сорвался.

Аспасия еще раз поклонилась – то ли Андрею, то ли святому – и пошла прочь.

И в тот же момент Андрей понял, что не может далее молиться – слова молитвы куда-то испарились и исчезло даже раздражение против самого себя, не говоря уж об обиде на Авдеева и Метелкина.

Андрей догнал Аспасию на площади у фонтана. Да она и не спешила скрыться. Ветер рвал ее платок и таскал за подол платье – Андрей любовался ее грацией.

– Я рада была вас увидеть. Отойдемте в тень.

Они подошли к стене церкви – здесь была тень и безветрие.

– Я тоже очень рад, – сказал Андрей. И смешался. Он испугался, что Аспасия сейчас попрощается и уйдет. Надо было что-то сказать, чтобы удержать ее. – Вы часто сюда ходите? – спросил Андрей.

– Когда надо, – сказала Аспасия.

– Да, я хотел сказать вам спасибо за… как это назвать… за охрану. Только это накладно, и никто не собирается на меня нападать.

– Никто не собирается, потому что есть охрана, – сказала Аспасия. – Пока они знают, что ни один шаг ты не делаешь в одиночестве, я спокойна.

– Но я много шагов делаю в одиночестве.

– Когда? Сейчас? – Аспасия оглянулась – никого не увидела. Но не поверила своим глазам и позвала негромко: – Спиро!

Где он скрывался – такой здоровый, почти квадратный мужчина, Андрей не понял, но в следующее мгновение он стоял возле фонтана, протянул широкую ладонь, дал воде остудить ее, потом вытер ею лоб.

Аспасия сказала ему несколько слов по-гречески, и Спиро отошел в тень.

– Вот видишь, – сказала Аспасия. – У тебя плохие глаза, Андрей.

– Смешно, – сказал Андрей, недовольный собой: значит, так легко следить за ним, так легко подкрасться к нему…

– Что у тебя нового? – спросила Аспасия, интуиция у которой была развита фантастически, – она почувствовала душевное состояние Андрея и поспешила изменить его.

– У нас? Саркофаг нашли.

– Когда?

– Сегодня, – сказал Андрей. – Авдеев его сам раскапывает.

– А ты?

– Меня он выгнал.

– Тебе надо там быть. Это не простой гроб.

– Без меня обойдутся, – сказал Андрей.

– Потом пожалеешь.

– Ты и в археологии разбираешься? – спросил Андрей.

– В древних вещах? Конечно, понимаю. Я сама древняя, как этот мир. Ну, мне пора.

– До свидания, – сказал Андрей.

Когда Аспасия, не оглядываясь, высокой стройной монашкой пошла по улице, к удивлению Андрея, из двери одного из домов вышла другая женщина, такая же высокая, но более плотная, чем Аспасия. Проходя мимо Андрея, она вдруг подмигнула ему.

Увидеть Русико в монашеской рясе – это совсем уж невероятно!

Андрей вернулся в гостиницу, чтобы вымыться, но воды опять не было. Он спустился вниз, выпить кофе в ресторане, с каждой минутой ему становилось все тоскливее, будто он упускает не просто раскопки, а Бородинское сражение, – сидит, пьет кофе, а там вдали французы штурмуют Багратионовы флеши.

Часам к четырем Андрей не выдержал и отправился обратно в цитадель. Но успел только выйти на улицу.

В тот момент, когда он ступил на мостовую, из-за угла показался покрытый пылью автомобиль, в котором мирно разместились Авдеев, Российский, Карась и Иван Иванович. Они оживленно обсуждали свои дела и не заметили Андрея, который хотел было ретироваться, но столкнулся в дверях с каким-то офицером и задержался.

Авдеев первым вылез из автомобиля, увидел Андрея и без всякой злобы или обиды воскликнул:

– Как жаль, что вы отлучились, коллега! Это будет открытие мирового значения!

– Профессор хочет сказать, – сказал Российский, – что саркофаг не поврежден и сохранились замазки и печати, которыми были соединены крышка и корыто гробницы.

– Завтра, – профессор, потирая руки, вошел в гостиницу, – завтра великий день! – Голос его разнесся по всему вестибюлю, и можно было подумать, что речь идет о взятии Стамбула.

Ранние посетители ресторана, ошивавшиеся у входа в ожидании, когда Мекка откроет свои врата, смотрели на профессора изумленно, и ему льстило всеобщее внимание.

Пыхтя и обливаясь потом, профессор затопал к себе на второй этаж, а Иван Иванович отправился с Андреем в ресторан, где поведал, что после бегства Андрея профессор постепенно отошел, может быть, даже осознал, что был не совсем прав. Потом так увлекся процессом расчистки гробницы, что о существовании Андрея забыл.

– Господин Авдеев, – продолжал Иван, – поделился со мной своими планами. В четверг на той неделе ожидается сюда старый знакомец – транспорт «Измаил», который привезет подкрепление и боеприпасы. В этом Авдеев видит знамение судьбы и потому считает, что за ближайшие дни сокровища из гробницы надо изъять, и тогда экспедиция благополучно отбудет на родину под звуки фанфар.

– А вы остаетесь?

– Успенский будет работать, пока мы все не умрем с голоду или не попадем туркам в лапы.

– Зачем ты мне все это рассказываешь? Не иначе как что-то задумал.

– Я задумал? Пожалуй, да. Я хочу уехать вместе с вами.

– Скопил на имение?

– Андрей, оставь, пожалуйста, этот издевательский гимназический тон. Я старше тебя почти на десять лет.

И непонятно было, обиделся Иван или шутит.

– У меня и через десять лет не будет имения. – Андрей все же сменил тон. – Не вижу в том нужды. Надеюсь, и не увижу.

– Мы живем внутри лавины и, набирая скорость, летим под откос. А надо выбраться на твердое место.

– А где это твердое место?

– Вернее всего, в Швейцарии, – сказал крестьянский сын. – Или на крайний случай в глубинах России, каких еще не достигла цивилизация. Главное – переждать.

– А здесь оставаться невыгодно?

– Совершенно невыгодно. Я думаю, что вся эта военная авантюра в Турции продлится еще месяц-два, а потом начнется бегство.

– Жаль, – сказал Андрей, – я бы предпочел побыть здесь еще. Здесь интересно.

– Ты мечтаешь отыскать золотую тиару трапезундских императоров! Все мы хороши, мой юный друг. – Иван поправил прилипшие ко лбу соломенные волосы.

– А это мы узнаем завтра, – сказал Андрей.

Спиро он увидел на улице, тот курил, сидя на приступочке у дома.

Ветер поднялся такой, что срывало листья с деревьев и пыль, что неслась по улицам, свивалась в смерчи. Небо стало темным, лиловым и все продолжало темнеть.

Но дождь пошел не сразу – он как бы тянул время, надеясь, что население Трапезунда помрет от духоты и сильной бури. Так продолжалось часов до восьми вечера. Неспособный даже пошевелиться, Андрей лежал обнаженный на мокрых липких простынях и поражался силе духа и тела его соотечественников, потому что снизу из ресторана доносились громкие песни интендантов и земгусаров, приехавших сюда разворовывать армию.

Наконец в темноте начали вспыхивать молнии – сначала их сопровождал ровный отдаленный гул, в который сливались отдельные удары грома, но затем молнии стали ярче и ближе, а гром стал трещать, рвать парусину над самым городом. И это еще был не дождь – дождь начался после получаса сухой грозы и ударил столь обильно и мощно, будто в небе прорвался нарыв именно над Трапезундом.

Андрей заснул, но ночью проснулся, и пришлось искать одеяло, уже спрятанное в шкаф, – так похолодало.

Потом Андрей проснулся снова – на этот раз от тревоги. Ему показалось, что, пользуясь дождем, злоумышленники пробрались в башню и раскрыли саркофаг. Беспокойство Андрея было столь велико, что ему привиделось, будто он встает, одевается и бежит через город, под дождем, спасать саркофаг от грабителей.

Сон был очень убедительный – Андрей ощущал холодные струи дождя и жгучий пронизывающий ветер. Какие-то темные фигуры разбежались при его появлении, и, не видя их лиц, Андрей тем не менее отлично знал, кто есть кто: вот бежит, унося что-то под пиджаком, господин Сурен Саркисьянц, вон сверкнул кинжалом Рефик, а там скользит по стене, стараясь стать совсем невидимым, телохранитель Спиро… Разогнав тени, Андрей спускается в башню и видит, что крышка гроба сброшена и по ней пробежала трещина. Внутри, закутанная в черную ткань, словно в саван, лежит человеческая фигура – Андрей наклонился, чтобы распутать ткань и увидеть, кто же скрывается в саркофаге, но фигура отворачивает закутанное лицо, пытается освободить руки. Андрей все же срывает ткань – сверху молотит дождь, и ткань от него становится тяжелой и расползается от ветхости… Андрей не удивляется, увидев, что в ткань завернута Аспасия, – он хочет помочь ей выбраться наружу, потому что она может простудиться, а то и утонуть в этом проклятом гробу, но Аспасия не узнает его – она обхватывает его руками, привлекает к себе, чтобы он лег в ту же гробницу, и Андрей понимает, что с рук красавицы сошло все мясо – это кости скелета, которые вцепились в него так сильно, что ему не вырваться из объятий. Андрей начинает в ужасе отламывать пальцы один за другим – но поздно! Вернувшиеся черные тени уже сдвигают крышку саркофага, чтобы заточить навечно там Андрея и Аспасию…