– Ну почему, почему мне не верят!

– А потому, Вера, – ответил дядя Миша, – что нормальный человек, а тем более журналист, узнав о таком деле и даже приняв в нем участие, не побежит в лес прятаться, не поспешит к автобусной остановке, чтобы убраться отсюда, а ринется в воинскую часть поднимать тревогу.

– И когда меня сочтут сумасшедшей и посадят в тюрьму, я спокойно помру от яда. Вы же мне обещаете такую участь.

– Но, может, стоило попробовать?

– Ах, хорошо быть генералом! – воскликнула Вера. – Вас нельзя пороть, сажать на гауптвахту и прогонять сквозь строй.

– Что ты несешь, девочка! – Майоранский, видно, решил выступить на стороне победителей. – Товарищ генерал знает, что делает.

– Товарищ генерал знает, кого кушать, – упрямо сказала Вера.

Генерал не успел ответить, потому что пилот выгнулся в салон и помахал рукой, призывая генерала.

Дядя Миша прошел к пилотам, и мне было видно, как покачивается его ровно причесанная голова. Что-то было неладно.

Генерала не было минут пять.

Я посмотрел на часы. Мы уже летели около двух часов – так незаметно промчалось время в импровизированных интервью. Под нами начинались пригороды Петербурга.

Вера смотрела в иллюминатор, облаченная в белые одежды моральной чистоты. Я ей не верил.

Лядов и Майоранский тихо ссорились – в чем-то обвиняли друг друга.

Егор спросил меня:

– Как Калерия Петровна?

– Спасибо, не болеет, – ответил я.

– Работает? А Катрин?

– И Катрин, и Тамарочка, и Саша Добряк – все на своих местах. Скучаешь?

– Жутко скучаю. Я так надеялся, что Леонид Моисеевич изобрел вакцину, но она уже прекращает действие – я скоро помру.

– Не помрешь. Не удастся. Мы уже подлетаем.

Вернулся дядя Миша.

– Велят возвращаться, – тихо сказал он мне.

– А вы?

– Приказал пилотам лететь пониже. Не будут же они нас сбивать над колыбелью революции.

– Вы рискованный генерал, дядя Миша, – сказал я.

– Вернее всего, сегодня уже бывший генерал.

– Была бы Родина цела, – ответил я неведомой цитатой.

– Молодец. Егор, – позвал генерал, – ты в топографии хорошо разбираешься?

– Петербург я знаю только приблизительно.

– Вот тебе карта, а вот иллюминатор.

– Товарищ генерал, – вмешалась Вера, – предоставьте это мне. Я пройду к пилотам и все объясню.

– Вы уверены, что сделаете это правильно?

– Совершенно уверена, потому что сама нашла тот завод и провела возле него самые интересные дни моей жизни.

– А если вы нас посадите неправильно?

– Когда сядем, тогда и будем решать, – ответила Вера.

Наглое существо. Но как хороша собой!

– Идите.

Вера поднялась и прошла к пилотам.

– Это недалеко от Московского вокзала, – сказал Егор, – оттуда до вокзала трамвай ходит.

– Трамваи на моем плане не указаны.

– Что представляет собой переходник? С вашей стороны? Он охраняется?

– Там сидит Феничка. Птичка Феничка.

– Попроще, Егор, – сказал генерал. – Что за птица?

– Большой лохматый неопрятный человек с лысой желтой головой, как бильярдный шар для слонов. У него там лилипуты.

– Это сотрудник Берии? – спросил генерал.

– Нет, он сам по себе.

– Откуда знаешь? – спросил генерал.

– Он так себя ведет. И меня выпустил. Потому что поверил, что хочу остановить вот этих... биологов.

– Так ты с самого начала за нами следил?! – воскликнул Лядов.

– А вы только сейчас поняли? – усмехнулся Майоранский. – Вы наивный человек. И именно ваше легкомыслие погубило всю операцию.

– Смотри, – сказал мне генерал.

Над нами шли два военных вертолета. Близко, сверху. Словно торжественно сопровождали нас.

– Начальство сердится, – сказал дядя Миша.

Наш вертолет начал медленно и как-то неуверенно снижаться. Видно, Вера выискивала снизу знакомые ориентиры.

– Слушай, Гарик, нам надо поговорить, – сказал генерал. – Может, больше и не удастся. По крайней мере ты понимаешь, насколько я неправильно себя вел, нарушал законы и распоряжения высших органов власти.

– Никому не объяснишь, – согласился я с генералом, – что можно не только отпустить убийц, но и вывезти их за пределы правосудия.

Я ответил так же тихо, как говорил со мной генерал. Мы сидели плечом к плечу, и нас никто не слышал.

– Но я не могу казнить людей, даже самых мерзких преступников. Наверное, из-за этого не быть мне маршалом.

Я не ответил. И так все было ясно. Дядя Миша доживал последние минуты в генеральском звании. Военные вертолеты шли над нами и не сбивали нас только потому, что обломки упадут на мирный трудящийся город не то Петра, не то Ильича. Они думали, что возьмут нас всех сразу после посадки.

Любопытно, что шаткое равновесие, созданное природой и позволяющее по неизвестной мне причине существовать этой нелепой системе, разрушалось одновременно с двух сторон. Консулы стремились уничтожить нас, чтобы спасти свою власть, наши генералы посылали вертолеты, чтобы контролировать Нижний мир. Может, они еще и не представляют толком, какую жар-птицу схватили в лапы без асбестовых рукавиц, но действовать будут уверенно.

– Я не знаю, каким будет суд, – продолжал дядя Миша, – но они должны дождаться суда живыми.

– Я все понимаю, – сказал я. – И у меня есть другая идея.

– Я не могу толкать тебя. Ты понимаешь, насколько это рискованно.

– Вопрос в одном, – сказал я. – Успеть к переходнику раньше, чем наши преследователи. Мне не хотелось бы, чтобы они знали, где он находится.

– Есть цель! – крикнул пилот.

Дядя Миша легко поднялся и буквально прыгнул к кабине, чтобы увидеть, куда садиться.

Я смотрел вниз глазами генерала.

Под нами была территория завода. Корпуса безлюдны. Я чувствовал, какой корпус нам нужен. И Вера на него как раз показала.

Можно было опуститься на большую площадку в торце корпуса.

– Если сесть сбоку, – крикнул я, – там есть дверь! А дворик так мал, что второму вертолету уже нет места.

Машина пошла вниз.

Генерал обернулся ко мне:

– Если со мной будет неладно, все мои долги и обязанности возьмет на себя Калерия. У нее есть связи, так что не бойся. – Генерал старался говорить убедительно. Но сам не был уверен в своих словах.

– Не беспокойтесь, – сказал я. – Уверен в вашем умении выйти сухим из воды.

– Но не в этот раз.

– Я думаю, – сказал я, – что они сами не понимают еще, как себя вести.

– А я надеюсь на то, что не все доклады представлял в письменной форме, – улыбнулся генерал.

Вертолет ударился о землю и вздрогнул.

– Быстро! – приказал генерал. – Все, кто хочет выжить, выбирайтесь из машины и бегите внутрь, к переходнику. Тот, кто хочет остаться и иметь дело с нашими преследователями, вольны это сделать. У вас еще есть полчаса жизни.

Никто не стал спорить, возражать, рыдать или суетиться.

Первой выскочила Вера и побежала в здание цеха. И по тому, как она это сделала, я понял, что она не в первый раз туда бежит.

За ней выскочил Лядов.

Егор помог спуститься Майоранскому. Такому гуманисту не место на баррикадах.

Мы с генералом замкнули шествие.

До открытой боковой двери в цех было метров пятнадцать.

Я услышал, как с другой стороны цеха на большую площадку опускаются военные вертолеты. Они уже поняли, что рядом с нами места нет.

У нас образовались лишние две-три минуты.

Когда я оказался в цехе и проморгался, привыкая к полутьме, Вера уже подбежала к грязной завесе, прикрывавшей черное пространство между станками.

– Быстро! – приказал дядя Миша. – Первым идет Егор.

– Почему? – вскинулся Майоранский. – Я старше.

– Мы еще увидимся? – спросил Егор, глядя на меня.

– Обязательно, – сказал я.

Вера спросила:

– Я точно умру?

– Через три часа.

Тогда она шагнула внутрь. Затем биологи.

Каждый раз за занавесом образовывалось светящееся пятно. И гасло.

Генерал неловко обнял меня.