– Будем возвращаться, – сказал Берия. – Если он подслушал, весь наш план под угрозой.

– У него есть связь? – спросил старший майор.

– А вот это мы вышибем из Тихоновой, – сказал Берия. – И срочно. Пока он не ушел.

Но срочно не получилось.

Может, к несчастью для Лаврентия Павловича.

Когда он уже повернулся, чтобы снова оседлать уставших велосипедистов, сверху по лестнице скатился агент, из тех, что стояли за шторами, подслушивали, пока шефа нет.

– Лаврентий Павлович! – крикнул он. – Они провели выборы!

– Не понял, – сказал Лаврентий Павлович. Хотя сразу и тяжело все понял.

Он отстранил агента, который хотел что-то сказать, объяснить, и пошел вверх по лестнице. Он шел тяжело, медленно, иначе здесь не сделаешь ничего.

А когда вошел в зал заседаний, они как раз собирались расходиться.

– Что произошло? – спросил Берия от входа.

– Ага, вернулся, – сказал Клюкин. – Ну и хорошо. А мы решили, что ты, как всегда, гоняешься за врагами Отечества.

Он не улыбался, улыбалась подлая Лариса.

Она ненавидела Лаврентия Павловича, брезговала им. И он ей отомстит за это.

– Вы провели выборы без меня? – спросил он тихо, с тяжелым грузинским акцентом, подражая голосу Хозяина.

– Мы тут посоветовались, – сказал Грацкий неуверенно. Он уже испугался.

– Вы тут посоветовались без меня и решили?

– Лаврентий Павлович, – сказал Чаянов, – можете поздравить меня с выборами на ответственный пост, несущий куда более забот, чем привилегий.

– Почему меня не подождали?

– Мы не знали, вернетесь ли вы, – сказал митрополит.

– Все было сделано по закону, – сказал Клюкин. – Кворум был, голосование открытое. Один голос за Победоносцева, остальные за Чаянова.

Берия непроизвольно кивнул. Он знал, что за Победоносцева был подан голос Победоносцева.

– Но почему не подождали? – повторил он.

Старец Никифор бочком-бочком засеменил к двери, Берия поймал его за рукав рясы и придержал.

– Я вам скажу, – произнесла Лариса. – Мы хотим согласия, мы не хотим страха. И без того страшно. А жандарма делать президентом – грех и гибель для Отечества. Жандармов в президенты никогда не избирают.

– Если бы ты присутствовал, – сказал Клюкин, – ничего бы не изменилось. Ты бы нас не переиграл. Все против.

– Но не против вас лично, – вмешался Чаянов. – Мы решили поручить вам проект.

– Что за проект? – зло спросил Берия.

– Ликвидацию Верхнего мира. В вашем распоряжении будут все ресурсы и возможности нашего Чистилища.

– Я передам вам столько солдат, сколько вы сочтете необходимым, – быстро сказал Грацкий.

– А это знак абсолютного доверия к вам со стороны консулов, – сказал Чаянов. – И я предлагаю вам подумать и без обид остаться, когда остальные уйдут. И мы с вами обсудим некоторые проблемы, те самые, которые у нас считаются секретными. Надеюсь, вы не возражаете?

Последние слова относились к консулам.

Консулы не обижались.

Они по очереди подходили к Чаянову. Жали руку, желали успеха в трудной работе Верховного вождя Чистилища.

Глава 4

Людмила Тихонова

Охранник, которому Берия велел отвести Людмилу в надежное место, провел ее в подвал. Там были обширные низкие помещения с мраморными столами – видно, бывшая кухня.

Он отыскал пустую кладовку за кухней. Там даже стула не было. И окна не было. Ничего не было. Он толкнул Люсю в спину, и она пробежала пять шагов, прежде чем уперлась в стену ладонями. Сзади хлопнула дверь, и слышно было, как задвигается засов. Люся догадалась, что они уже использовали эту камеру для заключенных.

Здесь все просто. Дверь без щелей. Как же дышать? Она знала, что при замершем обмене веществ потребность в кислороде не столь велика. Впрочем, они с Егором старались разгонять кровь – двигаться, бегать, пить и даже целоваться...

Она села на пол, обхватила руками колени и стала ждать. Кто-то обязательно придет раньше, чем она задохнется. А куда так поспешил Берия? Не проговорилась ли она? Нет, вроде бы не проговорилась.

Она сидела долго. Впрочем, ощущение времени здесь относительно, хотя есть понятия – долго и коротко, есть даже понятие дней, которые поддерживаются песочными часами – кто остановит песок от движения? Он отмеряет время, но независим от него.

Наверное, Егору удалось узнать нечто важное, недаром они забрались пешком в такую даль. Консулы собрались там, чтобы их никто не видел, и позвали только самых главных. Неужели слухи, что пронизывают гнилую ткань этого мира, несли в себе зерно истины?

Люська ненавидела этот мир и не раз говорила Егору, что лучше покончить с собой. Ведь те, кто влачит здесь жизнь без жизни, чаще всего не способны задумываться о том, что потеряли. Люська знала, что потеряла, и знала, что потерял Егор, когда остался здесь ради нее. И этого она ему не могла порой простить. Без него она давно бы повесилась или лучше еще – прыгнула бы с крыши гостиницы «Астория». А раз он здесь – она не имеет права это сделать.

Но потом пошли слухи о том, что консулы нашли способ уничтожить Верхнюю Землю, ту, которую Люся и Егор считали своей, хоть и покинули ее. Они были одними из последних людей в Ленинграде, которые называли его Питером и любили его.

Егор сказал, что их долг узнать, что замышляют сенаторы.

– Они бессильны, – говорила Люська, – они старые бессмысленные мизантропы.

– Ты права, но у них злобные мозги, а наши миры связаны воедино, ты это знаешь лучше всех. А раз они связаны воедино, то Верхний мир можно погубить...

– Но как?

– Не знаю.

– Это бредовая выдумка.

– Может быть. Но грош нам цена, если мы ничего не сделаем для людей.

– Мы сами не люди.

– Ты так не думаешь.

– Чего думать, если я знаю.

– Ты отказываешься?

– Конечно, нет.

Они сидели тогда в своем убежище, на пятом этаже дома на Большой Подьяческой. Он сохранился целиком. Над подъездом латинская надпись «SALVE» – «СПАСИ». С пятого этажа были видны крыши и подвалы между ними.

– Если мы узнаем что-то особенное, в самом деле не бредовое...

– Ну как может быть не бредовое? – удивилась Люся.

– Объясню. Представь себе каменный замок, но под ним – карстовая пещера. Может, и небольшая, но точно под центральной башней.

– Ну, ты фантаст!

– И в один прекрасный день замок провалится.

– А если что-то узнаем?

– По крайней мере будет жизнь.

Он бывает совсем мальчишкой...

Люся сидела, обхватив коленки, и думала. Вспоминала.

Потом, сидя, вытянула ноги, ноги были длинные и очень стройные. Еще она любила свои щиколотки – узкие, как у породистой кобылы. Это ей еще там сказал один ухажер. И ей понравилось. Только никому эти ноги не нужны. Конечно, Егор ее любит, она знает, но ноги женщины созданы совсем не для того, чтобы бродить по пустым улицам, потому что нечем заняться, или совершать дурацкий поход в Хельсинки, а потом бежать от бандитов на шоссе у Выборга и вернуться еле живыми... Разве это жизнь?

По коридору кто-то шел. Охранник? Или вернулся Берия?

Ей стало страшно. Его боялись на Земле, его боятся и на том свете... Нет, это не его шаги, это шаги осторожные...

Люська кинулась к двери и прошептала, прижав губы к щели:

– Егорка, ты?

Он остановился у двери, отодвинул засов. Люська бросилась к нему на шею.

– Здорово он за тебя взялся, – сказал Егор. – Испугалаcь. Я был прав.

– Как ты догадался, что меня здесь надо искать?

– Я видел, как тебя увели. А дальше рассчитать несложно: они мыслят стандартно. Если ты Лаврентий Павлович, то отвезешь в свою резиденцию. Ну пошли, а то кто-нибудь заметит.

– Ты услышал? Узнал? По глазам вижу, что узнал.

– Я был прав. Они хотят всех убить. Всех живых.

Егор с Люсей жили на Большой Подьяческой в большом доходном доме конца XIX века. Большинство домов на прямой скучной улице исчезли, образовались пустыри, провалы, сквозь них виднелся канал Грибоедова. Всего на Подьяческой жили четыре человека – Егор с Люсей, слесарь Эдик и сама Чумазилла.