— Сделаете. Это реально и в ваших силах. Если будете дорожить рабочим временем, конечно. Бригада у вас квалифицированная, сильная. Мне ребята понравились.

— Ну, спасибо на добром слове.

— Это не комплимент. Навыки уверенные, а вот собранности пока не хватает. Ничего, дело поправимое… А теперь посмотрите, какой получается заработок. Плюс премия за качество работ.

— Столько мы никогда не зарабатывали.

— И не хотите?

— Хотеть-то хотим, да только… — Малявка с сомнением покачал головой.

— Ну, вот что! — заключил Дмитрий. — Соберите сейчас бригаду, поговорим предметно кое о чем. И еще, Федор Лукьянович… Что это за подъем в девятом часу? Я заниматься вашей побудкой впредь не намерен. И учить ваших ветеранов крутить гайки — тоже. Отвечать за дисциплину бригады будете прежде всего вы. Не за красивые же глаза вам начисляют бригадирские.

— Понял, командир, — ответил Малявка, и в его голосе прозвучали сержантские нотки

XIV

Утром Дмитрий разделил бригаду на два звена. В первое включил Алтая, Жору, Палтусова и двух мальчишек. Они должны были заниматься только сборкой опор. Дмитрий с жаром принялся разъяснять, как с помощью тросика и ножа бульдозера можно приподнять конец опоры на высоту, достаточную для того, чтобы производить сборку. Тем самым отпадает необходимость в дополнительном кране. Он говорил, внутренне удивляясь, что им неизвестен этот немудреный способ. Но заметив, как переглянулись Жора и Палтусов, понял, что они осведомлены не хуже его. Значит — хитрят?

Второму звену предстояло заниматься только установкой.

Линейщики согласно кивали головами, но Дмитрий чувствовал, что внутренне люди равнодушны к его затее. Лишь Вася проявил энтузиазм, да Виктор — сдержанное любопытство.

Дмитрий недоумевал. В чем же дело? Вчера так хорошо поговорили. Дмитрий расспрашивал про прежние заработки, затем подробно растолковал, что, повысив производительность труда всего на двадцать процентов, бригада сможет заработать по аккордно-премиальному наряду наполовину — даже на 60 процентов больше обычного — за счет премии. Он считал, что они загорелись. И вот сегодня — такая пассивность. Совершенно непонятно. Но отступать он и не помышлял.

Разбивка на звенья в таком варианте оказалась на редкость неудачной. Первое звено отставало. Вскоре бригада опять слилась, причем с видимой охотой.

Дмитрия это по-настоящему рассердило.

— Ну, почему, почему вы не хотите сделать больше?! Ведь это ваш заработок! — кричал он.

Поменяв местами Алтая и Виктора с их машинами, Дмитрий сам пошел с первым звеном, вооружившись ключами. Он не просто помогал крутить гайки, он задавал темп работе. Пот лил градом, мышцы напряглись.

Постепенно ритм захватил всех. Дмитрий и сам ощутил, что наступило состояние, когда никого не нужно подталкивать.

Вечером Дмитрий предложил бригаде изменить распорядок дня. Работать с утра до полудня, затем — в самый зной — обед и отдых до шести вечера, и с шести до тех пор, пока не стемнеет — снова работа. Благо вагончики рядом, дорога много времени не отнимет.

Дела пошли веселее.

На следующий день они установили восемь опор, затем — девять, да еще три штуки лежали на пикетах собранными.

Каждый день приезжал Сидоров, привозил очередную пару опор. Дмитрий отправлял с ним записки Кайтанову, просил прислать то одно, то другое. Кантонов не подводил, откликался четко, дважды просить об одном и том же его не приходилось. Вскоре привезли большую емкость на колесах, чистые бочки, трубы.

Душ бригада соорудила за полтора часа. Кроме того, Дмитрий настоял, чтобы переставить вагончики поближе к поселку, в густую тень деревьев. Три вагончика поставили буквой «П». Ящики и металлические уголки аккуратно сложили с тыльной стороны. Газовую плиту с баллоном вынесли наружу, соорудили тент. Теперь лагерь выглядел вполне благоустроенным.

Дмитрию никто ничего не говорил, но к концу недели он почувствовал, что его слово для бригады кое-что значит. Даже Николай начал поглядывать на него с уважением. Впрочем, Дмитрий не обольщался. Ничего особенного он не совершил. Лишь необходимое.

XV

Женатых в бригаде было четверо: Малявка, Колька, Виктор и Алтай. С каждым днем они все чаще, вздыхали о семье, доме. Особенно кручинились Малявка и Виктор. По вечерам женатики принимались ворчать, поругивать свою работу, которая надолго разлучает с семьями. Что за жизнь! Видишь семью раз в неделю, а то выпадает дальняя командировка, так и в три месяца домой не выберешься.

— Другие люди, как люди, — бормотал Федор Лукьянович, — отработал восемь часов, захотел — в кино двинул, захотел — в пивбар, и в ус не дует. А мы, как цыгане, как кочевники. Всю жизнь на колесах, и хоть бы кто доброе слово сказал. Чуть что — пиши объяснительную.

— Газовикам и то легче, ага, — вторил ему Виктор. — Они хоть прокладывают свои трубы поближе к поселкам, к городам. А нам же специально выбирают, где народу поменьше, где глушь, ага. Высокое напряжение, ага.

— Жрать нечего, развлечений никаких, — подавал голос и Колька. — Домино да лото. Даже газет свежих неделю не видишь. А выпьешь стакан вина — ты уже плохой.

Не менее рьяно рвались в Райцентр и холостяки. У всех, кроме мальчишек, были там подружки, и линейщики с нетерпением ожидали заветного часа.

Особенно неистовствовал Жора. Он клялся, что некая Гуля будет его, что бы там ни было. Он, Жора, такой. Если он чего захотел добиться — то баста. Лоб расшибет, но будет так, как он захочет. После него — делать нечего.

Алтай хоть и был женат, но поддерживал компанию холостяков. Как-то он пытался рассказать историю, в которой играл роль удачливого искусителя, но был мгновенно разоблачен и высмеян.

У мальчишек тоже были свои дела дома. Сашке надо было ремонтировать родительский кров, а кроме того, чинить мопед. Рустам обещал на этот раз рассчитаться с кем-то из своих обидчиков. В прошлый раз его назвали трусом, но это только потому, что их было трое. А так, один на один, он никого не боится. Когда он говорил об этом, его красивые глаза сверкали, а гибкая, жилистая фигура напрягалась под грубой рубахой.

В последний рабочий день, как нарочно, начались неприятности. Бур уперся в плотный, веками слежавшийся известняк. Дмитрий велел везти емкость, лить в яму воду. Палтусов бегал вокруг буровой машины, нажимал на рычаги, но все равно дырка пробурилась на полную глубину только через полтора часа. Дальше — хуже. Такое бурение грозило серьезной задержкой.

— Командир, — отозвал Дмитрия в сторону Малявка. — Давайте бурить на два метра. Скорее дело пойдет.

— А проект, Федор Лукьянович? В этой местности чертовски велик ветровой напор.

— Да ничего с ней не будет. Сто лет простоит, — бригадир хитро сощурился: — Вот вы, командир, расчеты умеете делать. А я работаю линейщиком двадцать лет, из них десять бригадиром. И, скажу вам по секрету, ох, сколько опор мы заглубили на два метра, а то даже и на метр. Обвалуем повыше и все. И не слышал я до сих пор, чтобы хоть одна из них упала.

— А про то, что максимальный ветер, на который эта опора рассчитана, бывает раз в пятнадцать лет, слышали? А если этот самый раз подойдет не через пятнадцать лет, а завтра?

— Выдержит. Опоры с запасом сделаны.

— А если те, кто их делал, рассуждали вроде вас?

— Ну, командир, если нам сейчас считать все «если», то нужно просто бросить работу и разойтись по домам чай пить.

Федор Лукьянович отвернулся, всем своим видом показывая, что он занят гайкой и только она одна его интересует.

Дмитрий понимал, что бригадир по-своему прав. Совсем недавно ему пришлось иметь дело с таким же грунтом.

— На разгрузочной станции я видел ригели… — начал он.

Бригадир сразу же понял и оживился:

— Это же списанные, можно их взять.

— Вот и хорошо. Тогда решаем так. Бурим на два с половиной метра и ставим на каждую опору дополнительные ригели.