Дар прозорливости великого старца Варсонофия Оптинского был неоднократно засвидетельствован. Этот дар помогал ему видеть в тайниках души человеческой, исправлять ее, направляя по пути истинному, исцелять телесные и душевные болезни, изгонять бесов. Такие высокие дары требовали от подвижника великой святости, постоянной памяти Божией. По его молитве и по особому Промыслу Божию бесы явным образом представали пред людьми: «Во время беседы, в то время, как батюшка говорил о том, каким страхованиям бывают подвержены монашествующие, — вспоминает монахиня Александра Гурко, — я вдруг увидела реально стоявшего неподалеку беса, столь ужасного видом, что я неистово закричала. Батюшка взял меня за руку и сказал: «Ну что же? Ты теперь знаешь?»

Видели о. Варсонофия, озаренного небесным светом. «Однажды я присутствовала при служении отцом Варсонофием литургии. В этот раз мне пришлось увидеть и испытать нечто неописуемое. Батюшка был просветлен ярким светом. Он сам был как бы средоточием этого огня и испускал лучи. Лучом исходившего от него света было озарено лицо служившего с ним диакона».

Подобно праведному Иоанну Кронштадтскому, старец Варсонофий пророчествовал о наступлении революции и гонении на веру Христову. Много раз говорил он своему ученику, будущему иеромонаху старцу Никону (Беляеву):

«Мы — то уж уйдем, а вы будете участниками и современниками всех этих ужасов… До ужасных времен доживете вы. Помяните мое слово, что увидите вы «день лют».

«Гонения и мучения первых христиан, возможно, повторятся… Ад разрушен, но не уничтожен, и придет время, когда он даст о себе знать. Все монастыри будут разрушены, и имеющие власть христиане будут свергнуты. Это время — не за горами…»

«До страшных времен доживем мы, но благодать Божия покроет нас. Повсюду ненавидят христианство. Оно — ярмо для них, мешающее жить вольно, свободно творить грехи. Разлагается, тлеет, вырождается новейшее поколение. Хотят без Бога жить. Ну что же? Плоды такой жизни очевидны… Антихрист явно идет в мир. Но этого в мире не признают… Отсюда, из монастыря, виднее сети диавола. Здесь раскроются глаза, а там, в миру, ничего не понимают…»

«Весь мир находится под влиянием какой-то силы, которая овладевает умом, волей и всеми душевными силами человека. Это сила посторонняя, злая сила. Источник ее — диавол, а люди злые являются только его орудием, посредством которого он действует. Это антихрист идет в мир. Это его предтечи. Что-то мрачное, ужасное грядет в мир, человек остается как бы беззащитным. Настолько им овладевает эта злая сила, что он не сознает, что делает».

«Все идут против России, то есть против Церкви Христовой, ибо русский народ — Богоносец, в нем хранится истинная вера Христова».

Под крылом старческого окормления в Оптиной были известные и умнейшие люди России, мыслители и писатели: у старца Макария — философ И. В. Киреевский, у старца Амвросия — философ К. Н. Леонтьев, у старца Варсонофия — духовный писатель С. А. Нилус. Он более всех потрудился для увековечивания подвигов святых оптинских старцев и подвижников, всего уклада монастырского жития, знаменательных событий его истории. Нилус с благословения старцев поселился со своей супругой возле Оптиной в доме, где ранее жил Леонтьев, и занялся исследованием неизданных агиографических (житийных) материалов в монастырской библиотеке. Результатом его трудов стали дивные книги «Сила Божия и немощь человеческая», «Святыня под спудом», его оптинский дневник «На берегу Божьей реки», где имя старца Варсонофия встречается нередко. Он был старцем четы Нилусов, и книги писателя, неоднократно переизданные до революции и обретшие в последнее десятилетие современного читателя, писались не для славы человеческой, но ради славы Божией — под присмотром старцев. Эти книги можно много цитировать, но остановимся на состоявшейся в 1909 году беседе Нилуса с преподобным оптинским старцем Иосифом (ум. в 1911 г.), касающейся также пророчеств о России:

«В Москве, да не в одной Москве знамения стали появляться на небе. Не к добру это, особенно как станешь вникать в глубину современной мирской жизни: ведь в этой глубине не чудятся ли уж те «глубины сатанинские», о которых прикровенно говорит Священное Писание?

— Плохо стали жить люди православные, — ответил старец, — плохо, что и говорить! Но знай, пока стоит престол царя самодержавного в России, пока жив государь, до тех пор, значит, милость Божия еще не отъята у России, и знамения эти, что ты или люди видят, еще угроза только, но не суд и конечный приговор.

— Батюшка! И царю и самодержавию со всех сторон угрожают беды великие!

— Э, милый! И сердце царево, и престол его, и сама его драгоценная жизнь — все в руках Божиих. И может ли на эту русскую святыню посягнуть какая бы то ни было человеческая дрянь, как бы она ни называлась, если только грехи наши не переполнят выше краев фиала гнева Божия? А что она пока еще не переполнена, я тебе по одному случаю вот что скажу. Позапрошлым летом (в 1907 г. — Н. Г.) был у меня один молодой человек и каялся в том, что ему у революционеров жребий выпал убить нашего государя (Николая II. — Н. Г.). «Все, — говорит, — у нас было приготовлено, и мне доступ был открыт к самому государю. Ночь одна оставалась до покушения. Всю ночь я не спал и волновался, а под утро едва забылся… И вижу: стоит государь. Я бросаюсь к нему, чтобы поразить его. И вдруг передо мною, как молния с неба, предстал с огненным мечом сам Архангел Михаил. Я пал ниц перед ним в смертельном страхе. Очнулся от ужаса, и с первым отходящим поездом бежал вон из Петербурга, и теперь скрываюсь от мести своих соумышленников. Меня они, — говорит, — найдут, но лучше тысяча самых жестоких казней, чем видение грозного Архистратига и вечное проклятие от помазанника Божиего…» Вот, друг, тебе мой сказ: пока Господь своим Архистратигом и Небесным воинством своим хранит Своего помазанника, до тех пор — жив Государь! Запомни».

Великие оптинские старцы говорили: «Придет конец Православию и самодержавию в России, тогда придет и конец всему миру».

О самом старчестве о. Варсонофий пророчествовал: «Догорает теперь старчество. Везде уже нет старчества, — у нас в Оптиной догорают огарочки. Враг ни на что так не восстает, как на старческое окормление: им разрушаются все силы. Везде он старался его погасить и погасил! Есть монахи, исправно живущие, но об откровении помыслов, о старчестве они ничего не знают. Потому без старчества во многих монастырях осталась одна лишь форма монашеского жития, одна внешность».

В миру «старчествовал» классик русской литературы Лев Толстой. Его лжеучение — толстовство — много способствовало развитию и утверждению в России революционных идей. Сам вождь революционного пролетариата В. И. Ленин назвал Толстого «зеркалом русской революции». Но еще ранее святой Иоанн Кронштадтский много говорил и писал о сущности толстовства: «Желаете ли, православные, знать, что я думаю о Льве Толстом? А я вот что думаю и говорю: он объявил войну Церкви Православной и всему христианству. И как сатана отторгнул своим хребтом третью часть звезд небесных, т. е. ангелов, сделал их единомышленниками с собою, так наш Лев, сын противления, носящий в себе дух его, отторг тоже едва ли не третью часть русской интеллигенции, особенно из юношества, вслед себя, вслед своего безбожного учения, своего безверия. Его безбожные печатные произведения свидетельствуют о том».

«Мы знаем двух Толстых: один — художник слова, поэт в душе, преемник Пушкина в творчестве языка родного, — писал в 1910 году архиепископ Никон (Рождественский). — Но этот Толстой умер уже лет 25 назад для родной ему Руси. Умер — и никто будто не заметил, как на его месте явился другой Толстой, совершенно ему противоположный. Он восстал против Личного Бога, он исказил Евангелие Господа нашего Иисуса Христа, он — страшно сказать — называл воплотившегося Бога «бродягой», «повешенным иудеем»… Совесть воспрещает делать даже намек на те хулы, какие он высказывал о Матери Божией, о святейшем таинстве Тела и Крови Господней (перечитайте роман «Воскресение», вышедший в 1899 г. — Н. Г.)… Церковь, наша снисходительнейшая Церковь не понесла такого богохульства и отлучила Толстого от общения с собой (в 1901 г. — Н. Г.). Что же наша мнящаяся интеллигенция? Да она будто не заметила совершившегося суда Церкви над богохульником, впрочем, некоторая часть заметила, но вместо внимания к голосу Церкви Церковь же и осудила, якобы за нетерпимость; вообще же именно со дня отлучения от Церкви Толстой и стал излюбленным идолом нашей интеллигенции в той ее части, которая любит себя величать этим именем. Враги Церкви принялись восхвалять богоотступника вовсю: каждое его слово, каждое движение превозносили как гениальное нечто, его возвеличили не только гениальным писателем Русской земли, но всемирным гением, крали для него из священного языка Церкви дорогое сердцу верующего по применению к подвижникам имя «старец», да еще приложили к нему словечко «великий», и пошел гулять по миру этот титул богоотступника… Понадергал клочьев из буддизма и из западных философий, прибавил кое-что от себя и поднес миру все это если не как новое откровение, то как новое слово… Гордыня, вот то, чем заражена была несчастная душа Толстого и что сгубило ее навеки… Помню, лет 30 назад, когда он еще ходил по монастырям, пришел он со всей семьей в Троицкую лавру… После осмотра достопримечательностей граф пожелал наедине поговорить с наместником, архимандритом Леонидом. Довольно долго длилась эта беседа. Когда он ушел, покойный старец о. Леонид со вздохом сожаления сказал: «Заражен такой гордыней, какую я редко встречал. Боюсь, кончит нехорошо». Известно, что и покойный оптинский старец о. Амвросий вынес то же впечатление от графа. «Очень горд», — сказал старец после беседы с ним. И чем дальше, чем больше граф пускался в свои мудрования, тем гордыня эта росла в нем больше и больше. Очевидно, он считал себя непогрешимым в решении вопросов веры».