Исчезнет без следа твоя печаль,

И ты увидишь, полный изумленья,

Иной страны сияющую даль,

Страны живых, страны обетованья…

Преподобный Анатолий (Младший)

Старцу оптинскому Анатолию (Зерцалову) было немногим за 60, когда в 1885 году послушником в скит поступил 30-летний Александр Потапов, выходец из старинного московского купеческого рода. Через три года его постригли в рясофорного монаха, а еще через семь лет — в манатейного, с наречением нового имени Анатолий. Старца Анатолия (Зерцалова) уже год как не было на свете, и о. Анатолия (Потапова) стали называть Младшим.

Сразу же после определения его в скит о. Анатолий стал келейником у о. Амвросия — вместе еще с одним иноком Нектарием, также будущим великим старцем. Преподобный Амвросий, провидя их совместное старческое служение в последующие годы, часто посылал их друг к другу за разъяснением в различных духовных вопросах, приучая к духу сотрудничества и советования.

Будучи еще келейником преподобного Амвросия, о. Анатолий уже проявлял благодатные дары — прозорливости и особенной, Христовой ко всем любви. О самых первых шагах старчествования о. Анатолия сохранилось воспоминание одной учительницы, духовной дочери о. Амвросия. Она часто ездила в Оптину и однажды пригласила с собой знакомую, которая очень неохотно поехала, говоря: «Ну что теперь в Оптиной! Это когда-то были старцы, а нынче их уж больше нет!» Приехала в монастырь, сходила на службу и после отправилась сразу в гостиницу, ничего не желая знать о ските. Через несколько дней эта дама, нарядно одевшись, решила прогуляться по направлению к скиту. Подошла к воротам и села с книгой на лесенке хибарки, в которой старец принимал женщин. Тут келейник о. Амвросия, вышедший за водой к колодцу, спросил ее смиренно и ласково: «Откуда ты, раба Божия?» — «Вот они, эти хваленые монахи, сразу пристают с вопросами», — с гневом подумала она и отвернулась в гордом молчании. Инок Александр, набрав воды, возвратился, подошел к даме и стал сам рассказывать, кто она, откуда, а потом напомнил ей такое, что хотелось забыть навсегда. Дама подумала, что про нее разболтала ее спутница. Но келейник стал рассказывать то, о чем ни одна душа живая не знала. Тут только дама сообразила, что перед ней стоит не обычный монах, повалилась в своих нарядах прямо ему под ноги и воскликнула: «Вы святой!» Так был положен конец недоверию и ярким нарядам в неположенном месте и возникла доверчивая любовь к дорогому батюшке…

В 1906 году о. Анатолий был посвящен в иеромонаха и назначен духовником Шамординской обители, оставаясь им до последних своих дней.

К 1908 году количество людей, приходивших в скит к старцу Анатолию, настолько увеличилось, что даже настоятелю Оптиной архимандриту Ксенофонту не удавалось протиснуться сквозь толпу, чтобы попасть на исповедь к старцу. Тогда о. Анатолий по благословению настоятеля переселился в монастырь, в келью при больничной церкви Владимирской Божией Матери. Здесь он принимал народ без ограничения — в течение всего дня до глубокой ночи. Только за полночь становился он на келейную молитву. На сон оставалось не более двух часов. Единственным временем, когда старец мог отдохнуть, было время чтения псалмов (кафизм) на утренней службе в церкви, когда по уставу садились, — тогда о. Анатолий погружался в легкий короткий сон. От молитвенных бдений и стояний у преподобного Анатолия развилась болезнь ног, от многих поклонов он страдал грыжей, поэтому в последние годы исповедь принимал сидя.

Среди людей, дожидавшихся старца у его кельи, были и священники, и монахи, и многочисленные миряне — военные, дворяне, представители интеллигенции, учащиеся со всех концов России. Преподобный Анатолий считался народным старцем, более прочих страждущих шли к нему крестьяне. «Подле кельи о. Анатолия толпился народ, — вспоминал князь Н. Д. Жевахов, посетивший Оптину незадолго перед февральской революцией, желая получить благословение старца на занятие должности товарища обер-прокурора Святейшего Синода. — Там были преимущественно крестьяне, прибывшие из окрестных сел и соседних губерний. Они привели с собой своих больных и искалеченных детей и жаловались, что потратили без пользы много денег на лечение… Одна надежда на батюшку Анатолия, что вымолит у Господа здравие неповинным… Глядя на эту массу верующего народа, я видел в ней одновременно сочетание грубого невежества и темноты с глубочайшей мудростью. Эти темные люди знали, где Истинный Врач душ и телес: они тянулись в монастырь, как в духовные лечебницы, и никогда их вера не посрамляла их, всегда они возвращались возрожденными, обновленными, закаленными молитвой и беседами со старцами. Вдруг толпа заволновалась: все бросились к двери кельи. У порога показался о. Анатолий. Маленький, сгорбленный старичок, с удивительно юным лицом, чистыми, ясными, детскими глазами, о. Анатолий чрезвычайно располагал к себе. Он был воплощением любви, отличался удивительным смирением и кротостью, и беседы с ним буквально возрождали человека. Казалось, не было вопроса, который бы о. Анатолий не разрешил; не было положения, из которого этот старичок Божий не вывел своей опытной рукой запутавшихся в сетях сатанинских. Это был воистину старец, великий учитель жизни…»

Другой очевидец говорил: «Отец Анатолий и по своему внешнему согбенному виду, и по своей манере выходить к народу в черной полумантии, и по своему стремительному, радостно-любовному и смиренному обращению с людьми напоминал преподобного Серафима Саровского. В нем ясно чувствовались дух и сила первых великих оптинских старцев».

Как и все великие оптинцы, о. Анатолий обладал дарами прозорливости и исцеления. Приведем лишь один пример, где оба эти дара ясно проявились. Одна духовная дочь старца, сельская учительница, рассказывала: «Однажды послал батюшка со мной грушу моему брату. Я удивилась, почему именно младшему. Приехала домой — брат очень болен, и доктор сказал, что мало надежды на выздоровление. Грушу стал есть по маленькому кусочку и начал поправляться, а вскоре и совсем выздоровел». Эта же учительница свидетельствовала, что исцеляющая сила исходила от одежды преподобного. Он подарил ей свой подрясник, и она всегда исцелялась от простуды, когда им накрывалась.

Памятным событием в истории Оптиной пустыни было посещение монастыря в 1914 году преподобно-мученицей великой княгиней Елизаветой Федоровной, сестрой царствующей императрицы. В первый же день пребывания в Оптиной великая княгиня познакомилась со старцем Анатолием, исповедовалась у него, имела с ним продолжительную беседу, содержание которой осталось тайной. Несомненно одно, что по прозорливости своей о. Анатолий предвидел мученическую кончину Елизаветы Федоровны и духовно приуготовлял ее к грядущему.

Почитателем старца был знаменитый московский «старец в миру» священник Алексей Мечев, служивший в храме Николая Чудотворца на Маросейке. Между старцами существовала молитвенная связь, которую близкие шутя называли «беспроволочным телеграфом». О. Анатолий всегда посылал москвичей к о. Алексею, а тот говорил о старце Анатолии: «Мы с ним одного духа».

Осенью 1916 года о. Анатолий приезжал в Петроград на закладку Шамординского подворья в северной столице. Остановился у купца Усова. «Купец Усов был известным благотворителем, мирским послушником оптинских старцев, — вспоминала Е. Карцова. — Когда мы вошли в дом Усовых, то увидели огромную очередь людей, пришедших получить старческое благословение. Очередь шла по лестнице до квартиры Усовых и по залам и комнатам их дома. Все ждали выхода старца. Ожидало приема и семейство Волжиных — обер-прокурора Святейшего Синода. В числе ожидающих стоял еще один молодой архимандрит, который имел очень представительный и в себе уверенный вид. Скоро его позвали к старцу. Там он оставался довольно долго. Кое-кто из публики возроптал по сему поводу, но кто-то из здесь же стоявших возразил, что старец не без причины его так долго держит. Когда архимандрит вышел, он был неузнаваем — низко согнутый и весь в слезах, куда девалась гордая осанка! Вскоре показался сам старец и стал благословлять присутствующих, говоря каждому несколько слов. Отец Анатолий внешностью походил на иконы преподобного Серафима Саровского — такой же любвеобильный, смиренный облик. Это было само смирение и такая не передаваемая словами любовь! Нужно видеть, а выразить в словах — нельзя!.. Как мне потом рассказывала моя тетя, близко знавшая весь оптинский быт, старец о. Анатолий вообще почти не спал, всего себя отдавая молитве и служению людям…»