Дальше я попытался заинтересовать этой своей идеей относительно организации в Литве “незаконного вооруженного формирования” тех руководителей демократического движения Питера, с которыми я был лично знаком. И в ответ получал тогда в самом лучшем случае какое-то вялое одобрение, от которого не было никакого толка. Может быть, патриоты и зюгановцы мне теперь не поверят, но практически вся демократическая верхушка города была в начале 1991 года категорически против самой идеи вооруженной самообороны. Почти все они мне заявляли в один голос: “мы пацифисты, мы не сторонники насилия” – и т.д., и т.п.!
Это лично для меня самый яркий показатель того, насколько российское общество было тогда еще совсем не готово к борьбе за демократию. Ведь на самом деле те несколько тысяч активистов ЛНФ, из которых в основном и состояло так называемое демократическое движение Питера, были почти все весьма умеренными либералами, и некоторые из них до августа 1991 года даже не вышли из рядов КПСС. В недавних выборах в Ленсовет и в райсоветы они участвовали очень охотно, на разрешенные демократические митинги и демонстрации ходили – но на этом и все! Правда, были в городе и более радикальные демократы из “Демократического союза” – те раньше регулярно устраивали не разрешенные коммунистическими властями города митинги, за что их тогда забирали в ментовку и оформляли на 15 суток. Так что некоторые активисты ДС отсидели таким образом за решеткой много раз. Но этих демократических “отморозков” было не больше сотни человек на весь огромный город. И даже из них поехали в наш отряд только трое. Притом лишь одну активистку ДС, члена нашего комитета Наташу П., я теперь вспоминаю с приятным чувством. И только сожалею, что я долгое время тогда отказывался пустить ее в отряд, поскольку не желал впутывать в такие опасные и чисто мужские игры женщин. Но позднее я понял, насколько я был не прав, поскольку от Наташи в питерском отряде оказалось намного больше пользы, чем от всех наших крепких молодых лоботрясов, вместе взятых…
(я решил не называть здесь фамилий участников, поскольку я далеко не уверен, что всем этим людям понравилось бы теперь оказаться персонажем данной книги)
Не записался потом в наш отряд добровольцев и почти ни один из тех дээсовцев, которые когда-то проголосовали за его создание - в том числе и тот член комитета, который ездил от нас на переговоры в Вильнюс. Анархисты тоже от участия уклонились, все до единого – но их и было тогда в их “петроградской организации” всего с десяток человек.
Идем дальше. Легче всего оказалось во всей этой истории получить разрешение принимающей стороны, то есть штаба добровольной охраны парламента Литвы. Активист ДС, который ездил от нас в Вильнюс на переговоры, потом рассказывал мне, что руководители этого штаба сразу же разрешили приезжать питерским добровольцам – кому угодно и сколько угодно! Только спросили его деловито: “А железо у вас есть?” Так он не сразу и понял, что речь идет об оружии. Но вскоре нашелся, что ответить: “Ищем!”
Я был тогда даже в некотором недоумении, почему литовцы с такой легкостью доверили не известно кому защищать, можно сказать, свою главную демократическую святыню. Но на самом деле, на мой взгляд, разгадка тут лежит на поверхности. Ведь департамент охраны края Литвы с самого начала решил в случае атаки советских войск сделать главную ставку не на прямое лобовое столкновение с ними – а перенести центр тяжести на подпольные и партизанские методы борьбы с оккупантами. А у так называемой добровольной охраны парламента была на самом деле очень простая задача в случае нападения спецназа из ОМОНа или “Альфы”: этим добровольцам надо было всего лишь геройски погибнуть – и не дать спецназовцам захватить парламент Литвы голыми руками и без всякого кровопролития. Причем правящая верхушка “Саюдиса” считала, что чем больше защитников парламента во время этой военной операции будет убито советскими солдатами, тем лучше: ведь общественное мнение стран Запада, естественно, тогда придет в сильное негодование – и благодаря этому независимость Литвы вскоре будет обеспечена…
Ни для кого теперь не секрет, что департамент охраны края уже тогда располагал некоторым (правда, очень небольшим) количеством настоящего стрелкового оружия. И такие слухи в парламенте Литвы ходили – но я лично ни на одном посту там за все время не видел ни одного автомата. И лишь у нескольких человек из числа командного состава парламентской охраны висели на боку пистолеты в кобуре. А на вооружении у рядовых добровольцев были в основном разные там спортивные и охотничьи ружья, да еще какие-то просто музейные экспонаты: например, трехлинейные винтовки, явно выкопанные откуда-то из лесных схоронов. Притом почти все патроны к такому оружию из старых тайников давно отсырели – и это было точно известно, поскольку в подвальном стрельбище парламента проводили выборочный отстрел этих патронов. Я даже как-то на одном парламентском диване видел валяющийся негодный патрон для трехлинейки, с уже пробитым капсюлем. Хотел было взять себе этот сувенирчик на память, но потом струхнул, как бы его потом не нашли у меня дома при обыске и не пришили бы мне незаконное хранение оружия – так что только повертел этот патрон в руках и с сожалением положил на место…
И, кстати сказать, на вооружении нашего отряда добровольцев было всего две мелкокалиберные винтовки, к которым нам выдали 40 патронов - две небольшие пачки, размером чуть больше спичечного коробка. Причем мы точно знали, что бронежилет эти мелкашки не пробивают.
В общем, всю эту добровольческую охрану парламента, со всем ее спортивным и охотничьим инвентарем, хорошо обученные и вооруженные настоящим оружием спецназовцы, надо полагать, при желании перебили бы всего за час или за два. И у них бы при этом явно не было бы никаких серьезных потерь.
Вот по этой причине литовцы и брали очень охотно в добровольческую охрану парламента кого угодно, даже женщин, стариков и почти что детей. Ведь в нашем отряде разброс по возрасту был от 18 до 62 лет - был даже один такой, впрочем, еще очень крепкий и бодрый старикан, бывший военврач Борис Александрович М. Хотя моложе 18 лет мы все же никого не брали – и под конец это было единственное ограничение для записи в питерский отряд добровольцев…
Логика у литовского руководства здесь была очень простая: чем больше будет таких потенциальных “смертников”, особенно из числа не очень ценной для департамента охраны края публики - тем лучше! Может быть, кому-то такие расчеты покажутся жестокими и даже несколько циничными, но все же в большой продуманности этой стратегии не откажешь. И потом, мы ведь все знали, на что шли. А если кто-то раньше чего-то недопонимал, то он сразу же все просекал, стоило ему только окунуться в эту суровую парламентскую атмосферу, с ее баррикадами у входа, с мешками с песком в оконных проемах и со всем прочим антуражем. К слову сказать, ведь парламент Литвы представлял собой вовсе не какую-то там неприступную крепость. На самом деле это был настоящий стеклянный аквариум, простреливаемый насквозь: такие там были огромные окна, во всю стену – так что при первом же взрыве снаряда или пулеметной очереди все эти стеклянные стены неизбежно должны были просто рассыпаться. А в парламентские подвалы можно было бы пустить слезоточивый газ – так что и там долго отсидеться вряд ли кому-то бы удалось, и никакие противогазы бы не спасли…
В общем, все добровольцы прекрасно понимали, чем может обернуться это дело, если в Кремле все же решат заканчивать с литовской демократией. Но только один боец из питерского отряда (кстати сказать, активист “Демсоюза”) сбежал домой на следующий же день - то есть сразу, как только он хорошенько осознал, куда он попал.
Противостоящее литовскому парламенту советское войско тоже не давало добровольцам слишком уж расслабляться. Помню, однажды ночью в распоряжение нашего отряда вбежал очень взволнованный начальник штаба добровольческой охраны Йонас Гячяс – и начал что-то нам кричать на литовском языке. Но потом до него все же дошло, что мы ни единого слова не понимаем – и он тогда растолковал нам по-русски, что в парламенте объявлена тревога, поскольку с загородной военной базы в нашу сторону выехала большая колонна бронетехники. Ну, думаю, все: наконец-то началось! Или же наоборот, скоро все кончится. Я еще тогда немного порадовался, что было как раз мое дежурство – поэтому одна из наших невзрачных мелкашек была у меня в руках. Еще я на всякий случай накинул на себя шинель, чтобы хоть повоевать с комфортом: ведь в марте еще довольно холодно, а от наших стеклянных стен скоро же ничего не останется!