У н о. А обед как же?
Б у д а х. Сейчас уж не до обедов, братец...
Р у м а т а. Дашь отцу Будаху в дорогу окорок и хлеба...
Б у д а х. Эсторского во все фляги... да смотри, настоящего, а не этой кислой водицы...
У н о. А вы, хозяин, значит, не едете?
Р у м а т а. Остаюсь. Ступай, делай.
Уно выходит. Кира робко подходит к Румате, берет его за руку.
К и р а. Ты не сердишься?
Р у м а т а. Вот еще, стану я на тебя сердиться из-за какого-то задрипанного епископа... Значит, сделаем так, отец Будах, поезжайте к Угрюмой Берлоге и ждите меня там. А я здесь осмотрюсь, погляжу, что к чему...
Б у д а х. Договорились. Гм... А может быть, мне остаться с вами?
Р у м а т а. Нет-нет. Поезжайте, мой друг. И не медлите в городе. Прямо со двора — в галоп и к северным воротам.
Б у д а х. Хорошо, мой друг. Вам виднее...
Р у м а т а. А чтобы вам не было скучно... (Берет Будаха под руку, отводит его на авансцену.) Пораскиньте умом, попробуйте доказать, что отношение длины окружности к ее радиусу есть величина постоянная...
Б у д а х. Отношение длины к радиусу... Ого! Любопытная идея! Черт подери, дон Румата, ну и голова у вас!
Входит Уно.
У н о. Все готово.
Р у м а т а. Поезжайте, мой добрый друг...
Б у д а х. Не хочется что-то... Ладно. Берегите себя. (Обнимает Румату.) И ты тоже... (Обнимает Киру.) Ладно...
Уходит вместе с Уно. Кира и Румата стоят посередине гостиной, прислушиваясь. Слышится стук удаляющихся копыт.
К и р а. Уехал... Я все-таки рада, что ты остался. А ты рад?
Р у м а т а. Я? Я всегда рад, когда я с тобой...
К и р а. Помнишь, ты как-то сказал: все к лучшему... Видишь, хоть я и плохо сделала, что разболталась с этой Оканой, а получилось чудо как хорошо... Так мне не нравится, когда ты уезжаешь, если бы ты знал...
Р у м а т а. Не ври.
К и р а. Я не вру! Я тебе никогда не вру!
Р у м а т а (обнимает ее). А кому ты врешь?
К и р а. Кому угодно. А тебе — нет. Вот только...
Р у м а т а. Что?
К и р а (освобождается из его рук). Пусти-ка... Вот нужно мне сказать тебе кое-что, а я не знаю, совру или нет...
Р у м а т а. Интересно.
К и р а. Сказать?
Р у м а т а. Конечно. Все равно не утерпишь.
К и р а. Это правда. Не утерплю. Только не знаю еще... не уверена я, правда или нет...
Р у м а т а. Понятно.
К и р а. Что? Что тебе понятно?
Р у м а т а. Наверное, так начинали миллионы и миллионы женщин, которых любят.
К и р а. Догадался...
Р у м а т а. Еще бы не догадаться... (Обнимает и нежно целует ее.) Рада?
К и р а. Я-то рада. А вот ты, по-моему...
Р у м а т а. Если бы ты знала! А как обрадуется Александр Васильевич!
К и р а. Алексан... Кто-кто?
Р у м а т а. Так, один мой хороший знакомый. Значит, теперь нас трое...
К и р а. Да. Девятнадцатый барон Румата.
Р у м а т а. Или баронесса. Ты знаешь, я не против и баронессы.
К и р а. Мужчины всегда хотят мальчиков. Сыновей.
Р у м а т а. Это смотря какие мужчины. Настоящие мужчины больше любят дочерей. Впрочем, сыновей они тоже больше любят...
К и р а. О чем ты думаешь?
Р у м а т а. Я не думаю. Я боюсь.
К и р а. Ты? Боишься?
Р у м а т а. Боюсь.
К и р а. Ах, да... Ты об отце Будахе... Он славный, веселый...
Р у м а т а. Нет, за отца Будаха я не боюсь. Ему что — подхватил какую-нибудь оглоблю и всех раскидал... Ты знаешь, что самое неприятное на свете?
К и р а. Конечно, знаю. Это когда тебя нет со мной.
Р у м а т а. Это, конечно, неприятно. Но еще неприятней — это держать за хвост тигра. Держать тошно, а отпустить страшно.
К и р а. Не понимаю.
Р у м а т а. Это я о нашем друге, о епископе Арканарском, о доне Рэбе. Видишь ли, все дорогое, что у нас есть, должно быть либо далеко на Земле, либо внутри нас. Чтобы его нельзя было отобрать у нас и взять в качестве заложника.
Пауза.
К и р а. Что ты такое говоришь, я не понимаю...
В гостиную входит черный монах в рясе с надвинутым капюшоном. Румата хватается за шпагу.
Р у м а т а. Стой, сукин сын!
М о н а х. Осторожнее с железом, благородный дон Румата. Это опять я.
Р у м а т а. Арата? Вы?
А р а т а. Я. У меня срочное дело. (Румата поворачивается к Кире.) Ничего. Ваша подруга нам не помешает. А может быть, и поможет. Она хорошая женщина.
Р у м а т а. Садитесь, благородный Арата...
Они садятся. Кира, сжавшись в комок в кресле, во все глаза разглядывает их.
А р а т а. Вы знаете, что творится в стране?
Р у м а т а. Представляю.
А р а т а. Такого даже я еще не видел. Трупы, трупы, трупы... Людишек режут, распинают и жгут прямо на улицах...
Р у м а т а. Знаю... Я пытаюсь вмешиваться, но все бесполезно. Там, где я вытаскиваю из петли одного, немедленно вешают десятерых...
А р а т а. Ничего. Чем хуже, тем лучше... Дон Румата, почему вы не хотите помочь мне?
В это время в гостиной появляется Уно. Он стоит у входа и слушает. Никто не замечает его.
Р у м а т а. Одну минутку. Прошу прощенья, но я хотел бы знать, как вы проникли в дом?
А р а т а. Это неважно. Никто, кроме меня, не знает этой дороги. Не уклоняйтесь, дон Румата. Почему вы не хотите дать мне вашу силу?
Р у м а т а. Не будем говорить об этом.
А р а т а. Нет, мы будем говорить об этом! Я не звал вас. Я никогда никому не молился. Вы пришли ко мне сами. Или бог просто решил позабавиться?
Р у м а т а. Вы не поймете меня. Я вам двадцать раз пытался объяснить, что я не бог,— вы так и не поверили, и вы не поймете, почему я не могу помочь вам оружием...
А р а т а. У вас есть молнии?
Р у м а т а. Я не могу дать вам молнии.
А р а т а. Я хочу знать: почему?
Р у м а т а. Я повторяю: вы не поймете.
А р а т а. А вы попытайтесь объяснить!
Р у м а т а. Что вы собираетесь делать с молниями?
А р а т а. Я выжгу черную и золоченую сволочь, как клопов, всех до одного, весь их проклятый род до двенадцатого потомка. Я сотру с лица земли их монастыри, казармы и крепости. Я сожгу их армии и всех, кто будет защищать и поддерживать их. Можете не беспокоиться — ваши молнии будут служить только добру, и когда на земле останутся только освобожденные рабы и воцарится мир, я верну вам ваши молнии и никогда больше не попрошу их.
Р у м а т а. Нет. Я не дам вам молний. Это было бы ошибкой. Постарайтесь поверить мне, я вижу дальше вас. Я приведу вам только один довод. Он ничтожен по сравнению с главным, но зато вы поймете его. Вы живучи, славный Арата, но вы тоже смертны. И если вы погибнете и молнии перейдут в другие руки, уже не такие чистые, как ваши, тогда... мне страшно подумать, чем это может кончиться.
Пауза.
А р а т а. Зачем вы пришли к нам?
Р у м а т а. Это вам тоже трудно понять. Мы пришли учиться.
А р а т а. Учиться? Чему?
Р у м а т а. Учиться помогать вам.
А р а т а. Помогать нам... Но это так просто!
Р у м а т а. Нет. Это дело длительное и сложное. Пока мы не знаем еще даже, с какого конца взяться за него...
А р а т а. Так... Да, это мне не понять. Дон Румата, вам не следовало спускаться с неба. Возвращайтесь к себе. Вы только мешаете нам.