Р у м а т а. Это не так. Во всяком случае, мы никому не вредим.

А р а т а. Нет, вы вредите. Вы внушаете беспочвенные надежды.

Р у м а т а. Кому?

А р а т а. Мне. Вы ослабили мою волю, дон Румата. Раньше я надеялся только на себя, а вы сделали так, что теперь я чувствую вашу силу за своей спиной. Раньше я вел каждый бой так, словно это мой последний бой, а теперь я заметил, что берегу себя для других боев, которые будут решающими, потому что бог примет в них участие.

Р у м а т а. Славный Арата, некогда борцы за свободу на моей родине шли в бой с песней — никто не даст нам избавленья, ни бог, ни царь и ни герой...

А р а т а. Ага! Они понимали толк в борьбе! Нет, дон Румата, уходите отсюда, вернитесь к себе на небо и никогда больше не приходите... Или без оглядки переходите к нам, обнажите ваш меч и встаньте плечом к плечу с нами! (Пауза.) В нашем деле не может быть друзей наполовину. Друг наполовину — это всегда наполовину враг...

Кира вскакивает.

К и р а. Вы не смеете так с ним разговаривать! Он добрый, он сильный! Он сильней всех на свете! Он все-все видит и знает! Что мы ему? Муравьи! Один муравейник воюет с другим муравейником... И вы хотите, чтобы он разорил один муравейник во славу другого?

У н о. Не ври! (Подбегает к Арате, становится рядом с ним.) Мы не муравьи! Мы люди! Хозяин, я любил и почитал вас, вы знаете... Но великий Арата прав! Молнии... Нет? Пусть! Мы и без молний! Я ухожу от вас, хозяин. Если Арата возьмет меня с собой, я пойду с ним. Если не возьмет, я пойду один. Я сам буду резать этих сволочей, один или не один...

А р а т а. Я беру тебя, мальчик. Пойдем. Мы не придем сюда больше. Нехорошо мешать богам учиться...

К и р а. Погодите... (Подбегает к Уно, хватает его за плени, трясет.) Уходишь? Покидаешь Румату? Он из тебя человека сделал, а ты его предаешь?

У н о. Отпусти меня... Не я предаю. Это он нас предает... Пусти же!

Уно вырывается из рук Киры, отходит.

А р а т а. Ну вот и все. Слово сказано. Прощайте, дон Румата. Пойдем, мальчик.

Он поворачивается, чтобы идти, и вдруг останавливается, прислушиваясь. Румата тоже поднимает голову. Слышится цокот множества копыт. И сразу — грубые голоса.

— Это здесь.

— Вроде здесь...

— Сто-ой!

К и р а. Румата, это за нами!

В дверь ударяют кулаки. Грубый голос:

— Во имя господа! Открывай, девушка!

Румата подскакивает к окну, распахивает створку.

Р у м а т а. Эй, вы! Вам что — жить надоело?

Шум мгновенно стихает. Голоса негромко:

— И всегда ведь в канцелярии напутают. Хозяин-то дома, никуда не уехал...

— Что делать будем?

— У меня есть приказ: взять девицу в доме дона Руматы. Будем брать.

— А хозяин?

— Хозяина приведем в неподвижность.

Р у м а т а. Перебью как собак!

Кира подбегает к нему, прижимается к его плечу. Голос за окном:

— Вывернуть столб, бить в дверь. Быстро!

Р у м а т а (Кире). Ну что ты, маленькая? Испугалась? Неужели этой швали испугалась? (Отходит от окна, обнажает шпагу.) Сейчас я их...

А р а т а. Может быть, проще уйти? Я знаю потайной ход...

Р у м а т а. Уйти? Мне это как-то... Послушайте, славный Арата. Возьмите девушку и Уно и уходите. Спрячьте их где-нибудь. А я...

В раскрытом окне появляется занесенная во взмахе рука.

К и р а. Не смей!

Она бросается к окну, заслоняя собой Румату. Метательный нож вонзается ей в грудь. Рука исчезает. Кира шатается, падает. Румата подхватывает ее.

Р у м а т а. Кира!

К и р а. Вот... больше не боюсь... хорошо...

Румата относит Киру на диван.

Р у м а т а. Кира... Кира... Маленькая...

Пауза. Румата выпрямляется, некоторое время стоит неподвижно, затем кулаком, в котором зажата рукоять шпаги, проводит себя по глазам. Смотрит на шпагу, выходит на середину залы.

Р у м а т а. Ладно. Все. Конец.

А р а т а. Надо уходить, благородный Румата.

Р у м а т а. Уходить? Мне? (Трясет головой.) Я, видите ли, буду драться. А вы уходите, вы, оба. Это будет мой бой.

А р а т а. Ваш? Как бы не так! (Извлекает из-под рясы корот-кий широкий меч. Уно выхватывает палаш.) Нет, дон Румата. Нет, человек с далекой звезды! Это будет наш бой. Вероятно, последний, но НАШ!

Они стоят трое плечом к плечу и слушают, как трещит и ломается под ударами дверь.

Поляна перед Угрюмой Берлогой. У подножия идола сидит Будах, уперев локти в колени и спрятав лицо в ладонях. Рядом стоят Кондор, Пилот и Н е и з в е с т н ы й в широкополой шляпе с пером, закутанный в плащ.

П и л о т. Они произвели целое побоище. Изрубили весь отряд и вырвались на улицу. Тут на них навалилось сразу человек пятьдесят, пеших и конных. Они не остановились. Они шли по трупам, с головы до ног в чужой и своей крови. Первым пал мальчик Уно, его изрешетили стрелами. Арата был убит уже на дворцовой площади. А Антон добрался до канцелярии. Там, на ступеньках крыльца...

Пауза.

К о н д о р. Понятно. Тело?

П и л о т. Мы прибыли слишком поздно...

Пауза.

Б у д а х. Он был прав. Величина постоянная. Три и четырнадцать сотых.

К о н д о р. Что — три четырнадцать?

Б у д а х. Отношение длины окружности к радиусу... (Опускает руки, поднимает голову и обводит всех взглядом.) Да не в этом дело! Я не знаю, кто вы — боги или демоны. Но он не был ни богом, ни демоном. Он был одним из нас. Он перестал бояться тараканов. Он был добрый и умный, он умел драться и веселиться, и он погиб за нас и как один из нас. И он любил стихи... Он очень любил мои стихи... Особенно вот эти... (Встает, декламирует.)

Но я всегда подозревал... (Достает платок, сморкается.)... что сам-то он... сам-то он знал, где у спрута... сердце... только вот не добрался... (Вновь роняет голову на руки, плачет.)

К о н д о р. Нет, он не знал... И мы пока не знаем. Ну что ж, начнем все сначала. (Неизвестному.) Павел Сергеевич!

Н е и з в е с т н ы й. Слушаю вас, Александр Васильевич.

К о н д о р. Итак, с этой минуты вы начинаете свое существование как граф Пампа дон Бау из Ирукана. Но прежде чем пожелать вам успеха и попрощаться с вами, я хочу, чтобы вы повторили мне заповедь, вырезанную на мраморе в актовом зале нашего Института.

Н е и з в е с т н ы й. Выполняя задание, вы будете при оружии для поднятия авторитета. Но пускать его в ход вам не разрешается ни при каких обстоятельствах...