После ухода епископа Бруно и его сподвижники построили себе хижины из жердей и веток и разместили в гроте молельню. Часто, рассказывает Мабиллон, Бруно уходил все дальше в лес в поисках более диких и запущенных мест, чтобы там предаваться размышлениям и познавать божественные тайны. Надо думать, что эта жизнь, напоминающая о самом тяжелом искуплении, была в радость как учителю, так и ученикам, и что полное погружение души в собственные глубины даровало Бруно видения и чудесные озарения. Иногда епископ Гренобля присоединялся к духовным занятиям затворников, чтобы отдохнуть от пастырских трудов. В этих занятиях он находил столько утешения и радости, что старался задержаться у Бруно как можно дольше. Семь затворников жили, как счастливая семья. Их мечта стала реальностью. Их небо отражало душу их учителя, его нежность, его кротость. Мистицизм его души был почти женским. Он говорил с Христом так, как чуть позже будет говорить св. Тереза: «Именно в одиночестве и молчании пустыни, – говорил он, – учишься смотреть на небесного супруга взглядом, проникающим в самое сердце».

Джотто. Св. Франциск Ассизский

(роспись из церкви св. Франциска в Ассизи)

Однако ни ему, ни его ученикам не было дано наслаждаться обретенным счастьем до конца жизни. Один из старинных учеников Бруно, ставший папой под именем Урбана II, призвал своего старого учителя в 1089 г. в Рим, чтобы тот помог ему советом в войне с империей. А поскольку Урбан знал об ужасе, который Бруно испытывал перед миром, он, пользуясь своей властью предстоятеля церкви, приказал ему явиться к себе. Ангельской душе Бруно были противны методы, которыми папа пользовался для того, чтобы обеспечить Святому Престолу политическое и духовное главенство; ему был отвратителен мир и церковь. Но Бруно был добрым католиком, поэтому он подчинился. Можно представить себе душераздирающую сцену прощания Бруно и его любимых и любящих учеников, печаль учителя, спрятанную под маской безмятежности, и растерянность учеников, когда они смотрели ему вслед, в то время как его силуэт исчезал за мощными стволами сосен навсегда. К концу года несчастные, не выдержав разлуки, отправились в Италию, чтобы, преодолев Альпы, воссоединиться с учителем в Риме, при дворе папы. Когда Бруно увидел прибытие своей маленькой духовной семьи, подобной разрушенному кораблю, ищущему своего капитана, сердце его взволновалось. Он принял их с великой радостью, но пожурил за слабость и уговорил вернуться в пустынь в Дофине, чтобы там создать убежище для тех, кто пережил крушение жизни. Он поддерживал связь со своими учениками посредством переписки. Позже на основе этих писем был создан устав ордена. Слабо заинтересованный в делах церкви, Бруно испросил у папы разрешения основать еще одну картезианскую обитель в Калабрии и под конец жизни стал советником графа Роже Нормандского, сына Танкреда и завоевателя обеих Сицилий. Этот жестокий воитель был покорен монахом, его мягкостью и безграничным дружелюбием. Незадолго до смерти Бруно Роже засвидетельствовал явленное им чудо, спасшее, как говорил граф, его жизнь. Этот факт удостоверен самим Роже в письме. Роже осаждал Капую. Грек по имени Сергий перебежал на сторону правителя Капуи и за некоторую сумму денег обещал ночью провести солдат правителя в лагерь Роже. Близился час преступления. Роже глубоко спал, когда ему приснилось следующее: «Старец почтенного вида вдруг предстал передо мной; его одежды были разорваны, глаза наполнены слезами. Я спросил его, чем вызвана его печаль. Он же ничего не ответил, лишь расплакался. Наконец, когда я спросил его еще раз, он мне ответил так: ЈЯ оплакиваю множество христиан и тебя, который должен погибнуть среди них, шум потоков. Но встань, выйди на поле брани, собери свои войска и, возможно, Господь спасет тебя и твоих воинов“. Пока я слушал старца, я начал узнавать в нем черты моего драгоценного Бруно. Я немедленно проснулся, испуганный этим видением, надел доспехи и крикнул своим людям седлать лошадей и следовать за мной». Сергий был пленен, и Роже захватил Капую. Когда, несколько позже, Роже рассказал об этом сне Бруно, «святой ответил смиренно, что это не его я видел, но ангела Божия, которому предписано хранить князей во время войны».

Авторы недавно вышедшей очень интересной английской книги «Призраки живых», собравшие множество рассказов, как современных, так и старинных, о подобных видениях, усмотрели здесь проявление полусознательной телепатии. – Доктор Карл дю Прель, очень рассудительный ученый и автор труда «Философия мистики», нашел здесь действие скрытого высшего «Я», в обычное время подавляемого сознанием и проявляющегося только во сне; брахманы и каббалисты утверждают, что в подобных случаях имеют место проявления астрального тела святого визионера, действующего силой сознания и отдающего себе отчет в происходящем. – Если оставить в стороне все чудесное и все оккультные попытки его толкования, это предание доказывает особое воздействие, которое основатель Гранд-Шартрез оказал на душу жестокого норманнского воина. – Святой Бруно умер вскоре после взятия Капуи в Калабрии в возрасте шестидесяти одного года, привязанный душей к обители в горах Дофине, где он обрел мир и где его ученики продолжили дело его жизни.Святой Бруно занимает совершенно особое место в истории монашества. Все великие проявления человеческой воли способствуют тому, что моральный и интеллектуальный уровень всего человечества поднимается. Все это равным образом интересует как психологов, так и мыслителей. Мистицизм святых – явление именно этого порядка. Но человечество восхищается теми, делая их святыми, кто был охвачен пламенем деятельного милосердия и кто, не довольствуясь обретением счастья для себя, не переставая помогал страждущим и страдающим во всех битвах человечества. Таковы св. Бенедикт, св. Франциск Ассизский и множество других. Св. Бруно думал только о спасении собственной души и душ небольшого круга избранных, т. е. своих последователей. Среди святых он является представителем совершенного квиетизма, отстраненным от мира и тягот человечества. Монашеские ордены всегда остаются верными духу основателя. Поэтому бенедиктинцы и францисканцы оставили свой след в истории цивилизации; первые прославились своей ролью в развитии наук, вторые – милосердием и теплотой религиозного чувства. Картезианцы, несмотря на суровость их устава, никак не повлияли на светский мир. Основатель и святой покровитель ордена – чистый созерцатель. Его главное достижение – создание убежища для лишившихся надежды, для тех, кто бежит от жизни. Его заслуженно называют звездой пустыни.

III. Ночная служба. – Восхождение на Гран-Сом

Когда я вышел из часовни св. Бруно, длинные ночные тени уже спустились в долину. В рефлектории брат или служитель монастыря накрывал скромный ужин для чужаков. Это скудный рацион картезианца, цвет его такой же, как и у всего вокруг: вас охватывает сожаление, что никаких иных цветов здесь нет. Редкие посетители, решившие провести ночь в обители, собрались вокруг чадящей лампы на ужин. Они неизбежно подчинились влиянию этого печального места. Скатерть из грубого полотна, низкий потолок, голые стены, украшенные несколькими изображениями святых в черных рамках, – все здесь дышит монашеской суровостью. Сотрапезники почти не говорят. Нам кажется, что радость оскорбит здесь даже стулья, на которых мы сидим; меланхолия поражает всех. По окончании трапезы я возвращаюсь в отведенную мне комнату. Это настоящая келья. Стул, стол, жесткая кровать, распятие – вот и вся обстановка. Тяжелые размеренные шаги раздаются в коридоре. Это брат зажигает светильники. Потом на обитель опускается кладбищенская тишина. Ее нарушает лишь звук колокола соседней церкви, отбивающий четверти часа, заледеневшие промежутки времени.

И я засыпаю с этим впечатлением, с чувством, что вся жизнь моя разрушена, а сам я погребен под этой тишиной. В полночь брат-привратник разбудит вас, чтобы препроводить на ночную службу. Следуя за ним, вы пересечете длинный, едва освещенный коридор и через боковую дверь попадете на хоры церкви. Все помещение погружено во тьму. Единственная масляная лампа, висящая под сводом, горит в глубине храма, подобная фитилю в склепе. Вскоре появляются святые отцы с тусклыми фонарями. Они скользят, как призраки. Сходство еще более усиливают их белые рясы. Они рассаживаются рядами и начинают петь псалмы. Голоса их глубоки и сильны, мелодия медленная и тягучая. Эти молитвы на удивление монотонны. Одна и та же музыкальная фраза из шести-семи звуков может повторяться и пятьдесят, и сто раз. Время от времени молчание прерывает песнопения, и в полной тьме слышно, как монахи становятся на колени. Впечатление от всего происходящего, и от исполнения псалмов в особенности, остается самое тяжелое. Говорят, что это тени служат заупокойную мессу по себе.