Марджори стояла в дверях, разглядывая фотографии в застекленной витрине, выходящей на улицу.
— Это не Андре Жид?
— Да, моя хозяйка — фотограф. У нее студия на первом этаже. Она сфотографировала всех интеллигентов города, ты в любое время сможешь посмотреть этот полицейский архив преступников. — Он поставил один из пакетов на пол, выудил из кармана ключ и открыл внутреннюю дверь. Она с радостью отметила, что у него все же остались волосы. Они сильно поредели, но они были. Иногда в ночных кошмарах он являлся ей лысым, как яйцо. Он сказал:
— Следуй за мной, это проще всего. Не сверни шею на этой лестнице. Этот сумрак типично парижский. Приходится развивать совиное зрение, чтобы ориентироваться во французских коридорах. А также ноги и легкие, как у альпиниста. Ты когда-нибудь видела такие крутые ступени? Если бы здесь было двое перил, а не одни, это можно было бы назвать винтовой лестницей.
На первой площадке Марджори остановилась, чтобы перевести дыхание. Весь лестничный пролет был облезлым, в воздухе стоял запах пыли, старых ковров и чесночной приправы, а стены были закопченными. На облезлой двери серебряными буквами имя "Герда Оберман" изгибалось над модерновым рисунком фотоаппарата красного цвета. Ноэль крикнул ей йодлем вниз в лестничный пролет:
— Ты что, провалилась в трещину? Может, послать сенбернара?
— Иду, — ответила Марджори.
Дверь на следующем этаже открывалась прямо в гостиную, очень большую и почти квадратную, на темном лакированном полу были разбросаны дешевые коврики, а возле окна стоял блестящий черный рояль, выглядевший несоизмеримо новым и дорогим среди обшарпанной мебели. Из окон шел голубовато-серый свет. Когда Марджори вошла, Ноэль щелкнул выключателем и зажег люстру, висящую посреди потолка: этакое ужасное нагромождение оранжевого и синего стекла.
— Ну вот. Присядь на минуту, я освобожусь от этого добра, и мы выпьем. О'кей? Ты стерпишь скотч с водой без льда? Моя хозяйка не доверяет морозильникам. У нас есть старый добрый кусок льда. Я могу наколоть немного.
— Скотч с водой прекрасно подойдет. Я, кажется, потеряла вкус ко льду.
— Располагайся.
Ноэль помешкал возле створчатой двери, ведущей в столовую. Он сделал комический жест двумя коричневыми пакетами.
— Не могу передать, как ты потрясающе выглядишь. И как я рад тебя видеть. Просто жаль, что ты не приехала неделей позже, ведь ты так долго ждала.
— Почему? Почему неделей позже?
— Ну, поговорим через минуту.
На рояле стояла обрамленная фотография блондинки; Ноэль вошел через минуту и увидел, как Марджори изучала эту фотографию. На нем все еще было пальто, и он нес два коричневых напитка.
— Ну вот. Что ты думаешь о моей хозяйке?
— Это Герда Оберман?
— Да. Герти, как я ее зову, когда хочу подразнить. Типичный бош, не правда ли?
— Думаю, она вполне красива.
— Да, пожалуй. Раньше она была манекенщицей. Это умелый снимок, он уменьшает ее неандертальскую челюсть. Я присоединюсь к тебе через три минуты. Пей, здесь полно скотча. Он свернул направо, в темную прихожую.
— О'кей, — сказал он, возвратившись через несколько минут. На нем были другие пиджак, рубашка и галстук, а волосы он успел причесать. — Прежде всего, проясним кое-какие тайны. Где ты взяла мой адрес? В Штатах его не знает никто, кроме Ферди Платта, и я уверен, что он не мог дать его тебе.
Марджори играла своим стаканом, сидя в углу бугристого черного кожаного дивана.
— Какая разница? Я была полна решимости найти тебя, и я нашла. Вот и все.
— Что ж, ты неплохой сыщик. Наверняка служишь в ФБР. Налить еще?
— Пока не надо. Ты знаешь человека по имени Майкл Иден?
Ноэль сидел, ссутулившись в кресле, но внезапно выпрямился.
— Майк? Разумеется, я знаю Майка. А почему ты о нем спрашиваешь?
— Я встретилась с ним на борту «Куин Мэри», он плыл через океан. Он и дал мне твой адрес.
— Что? Да я не виделся с Майком с прошлого лета! И с тех пор четыре раза переезжал.
— И тем не менее он-то и дал мне твой адрес.
— Будь я проклят!
Она взглянули друг на друга, Марджори мягко улыбалась, Ноэль выглядел слегка озадаченным и настороженным. Теперь она могла разглядеть, что сделала с ним болезнь. Его волосы спереди поредели; может быть, именно поэтому он стал носить очень длинную прическу. Слева, ниже линии волос, был заметен розоватый шрам. Их золотой цвет тоже пропал, сменившись сероватым. Странным образом, все эти изменения только молодили его. Он выглядел теперь, как совсем юный студент-вольнодумец какого-нибудь колледжа. Его одежда — старый коричневый твидовый пиджак и серые фланелевые брюки, белая сорочка с воротником и серый вязаный галстук — довершала его студенческий облик. Ноэль похудел; пиджак и брюки складками болтались на его руках и ногах. Лицо покрывал недавний красно-коричневый загар, кожа туго обтягивала выступающие скулы.
Но больше всего Марджори удивило его неизменившееся тяготение к ней. Она почувствовала это буквально после первого же его взгляда, брошенного на нее на улице, и теперь это ощущение занозой сидело в ней.
— Ноэль, ты не выглядишь так хорошо, как должен бы выглядеть.
— Как я должен бы выглядеть? Дорогая, но на твой взгляд я, вероятно, страшен, как смерть. Хотя я рад, что ты этого зрелища не видела, я не перенес бы твоего взгляда. Ты знаешь, я был на грани смерти.
— Уолли как-то говорил, что ты заболел в Африке…
— Заболел? Да я чуть не сдирал кожу с себя своими же ногтями. Я подхватил какое-то ужасное воспаление в Касабланке. Врачи сказали, что это от укусов каких-то насекомых, но вещь неимоверно противная — чешешься непрерывно. Мне пришлось проваляться две недели в палате католической больницы, по горло в теплой ванне с крахмалом, трясясь от лихорадки…
— Как это ужасно, Ноэль…
— Ладно, не буду тебе этим надоедать, все это уже в прошлом. Теперь я чувствую себя великолепно, особенно прошедшие две недели. Последние месяцы я только и делал, что катался на лыжах, плавал, бродил пешком, чтобы прийти как следует в себя. Теперь силы вернулись ко мне, я сам это с радостью наблюдаю. Единственное, что мне нужно, — нарастить на костях еще фунтов двадцать мяса. Но я справлюсь и с этим. Я даже отрастил большую часть потерянных волос. Мой врач говорит, мне удастся вернуть их все. Боже мой, сколько же я массировал голову и извел лосьонов! Но только так и можно все это восстановить. Мардж, а ты совершенно расцвела. Ты просто картинка. Этот костюм ты купила здесь, в Париже?
— Да я прибыла только несколько часов назад, Ноэль.
— Да, правда, ты несешь на себе печать Нью-Йорка. На парижанку ты совершенно непохожа. У нью-йоркских девушек совсем другой шарм. От них веет свежестью. У меня такое ощущение, что ты только что приняла душ.
Марджори рассмеялась, отстегивая заколку шляпы.
— Я искупалась. Всего в двух дюймах ржавой, чуть тепленькой воды. Я остановилась в отеле «Моцарт».
— Ну да, это просто сундук с клопами. Хотя по его ценам — один из самых лучших. Как ты в нем очутилась? Туристы обычно про него не знают.
— Майк Иден.
Он кивнул, и снова на его лице появилось настороженное выражение.
— Ага. И ты только что появилась здесь, так? Тебе не пришлось очень долго искать меня, я бы сказал.
— Я же за этим сюда и приехала, ты это знаешь.
Ей не хотелось рассказывать о своих поисках в Швейцарии.
— Прежняя добрая Марджори. Прямо сюда. Мне это нравится. И еще больше нравишься ты. — Он привстал в кресле. — Можно поцеловать тебя?
— Разумеется.
Это был вполне дружеский поцелуй. Его тонкие руки слегка обняли ее, напомнив былое.
— М-м… Чудесно!
Он еще раз поцеловал ее, на этот раз чуть более страстно. Зазвонил телефон, его звук резко раздался в комнате. Он стоял на маленьком столике неподалеку от них. Звонки не прекращались. Ноэль сказал:
— Ладно. Напомни мне об этом разговоре, когда мы уйдем отсюда, ладно?
Он пересел в кресло у столика с телефоном.