"Ага, к тому же голого".

– Нет, – покачал головой македонянин. Так близко не видел, только издали.

– Ну, и как мне тебя испытать?

– Как тебе будет угодно, царь.

Александр прищурился.

– В борьбе или на кулаках... Мы не к Играм готовимся. С копьем и щитом? Нет, не то, – царь повернулся к слугам, – эй, кто там? Подайте мечи и кликните Гиппия.

Названый человек был царским телохранителем – старшим из тех, кто состоял при царице.

Мечи подали деревянные. Александр презрительно поморщился.

– Что мы, дети?

– К чему рисковать, государь? – спокойно спросил Андроклид.

Александр еще раз окинул его взглядом, усмехнулся, но все же взял учебный меч. Не дожидаясь, пока придет Гиппий, изготовился к бою.

– Ну, давай!

Андроклид скинул хитон. На его левом бедре "красовался" жутковатого вида шрам.

Царь действительно не вчера взялся за меч и сразу же оценил стойку противника. Андроклид берег левую ногу, не нагружал, отчего его поза выглядела неустойчивой.

На лице македонянина нет даже намека на волнение.

"Ишь ты... Нет, я тебя жалеть не стану".

Александр атаковал. Будь его противник более подвижен, он ушел бы в сторону, избегая подставлять под удар меч, но Андроклид этого делать не стал. Деревяшки с треском столкнулись, полетели щепки. Царь стремительно сместился в сторону, Андроклид лишь чуть повернулся. Взмах, треск. Меч Александра едва не поцеловал шрам македонянина. Тот лишь улыбнулся, шагнул неловко, раскрываясь...

"За ногами следи", – поучал Александра с малолетства его дядька, ближник отца.

Андроклид двигался скованно и царь, видя это, не угадал ловушку, сделал выпад в незащищенный живот противника, уже предвкушая окончание поединка. Он не увидел встречного движения македонянина, а спустя мгновение острая боль обожгла запястье Александра. Меч, кувыркаясь, улетел в сторону.

– Прости, государь, ты убит, – спокойно сказал македонянин, остановив деревяшку в двух пальцах от шеи царя.

– Ах, ты... – выдохнул Александр, потирая руку.

Впрочем, в его взгляде не было ни злобы, ни обиды – лишь удивление и уважение. Да, уважение – эпирские воины знали, что их царь не пролеживает бока по утрам. Чуть свет, как он уже в палестре валяет своих телохранителей в пыли и они даже не думают ему поддаваться.

– Недооценил я тебя, – царь оглянулся кругом и увидел Гиппия, который уже прибыл и стоял рядом с Полисперхонтом, скрестив руки на груди, – Гиппий, урони этого человека на землю.

Телохранитель снял перевязь с мечом, отдал подскочившему рабу. Принял из его рук учебный меч.

– Погоди, – сказал вдруг царь, и поманил наблюдавших поодаль троих эфебов, сыновей знатных молоссов, удостоившихся чести упражнять тело в царской палестре, – возьмите палки и нападайте сразу все.

Александр повернулся к Андроклиду и объяснил:

– Не в поединщики тебя беру.

Тот кивнул.

– Позволь, государь, сменить оружие.

– Дозволяю, – согласился царь, решив, что учебный меч македонянина раскололся.

Андроклид отложил деревяшку в сторону, прошел к стене и поднял стоявший там табурет.

Полисперхонт одобрительно крякнул. Александр покосился на него и сказал:

– Смотри, не расшиби моим людям головы.

– Я тихонечко, государь.

– Нападайте! – махнул рукой царь.

Двое эфебов ринулись в бой, помешав третьему. Гиппий остался стоять на месте. Андроклид поймал между ножек табурета палку первого эфеба, вырвал из рук, его самого оттолкнул. Палку второго отбил в сторону, а самого ткнул сиденьем в лицо. Пытаясь увернуться, эфеб потерял равновесие и упал. Третий парень, не по возрасту здоровый, как медведь, попер без ума, разогнался. Андроклид отшагнул, пропуская его, и толчком в спину помог познакомиться с землей. Первый, тем временем, сориентировался, подскочил сзади, кинулся на плечи, да с таким расчетом, чтобы уронить македонянина на левое колено. Это ему удалось, Андроклид заскрежетал зубами от боли, однако в следующий миг пятки эфеба пробежали по небу, а спина впечаталась в песок.

– Гиппий! – крикнул Александр, – ты чего стоишь, как столб? Нападай!

– Прости, государь, – невозмутимо заявил телохранитель, – меня он тоже убил. Разве что провозился немного подольше.

– Ты что такое несешь?! Он же хромой! Подумаешь, раскидал мальчишек!

– Правду говорю, хоть и стыдно мне. Я вижу, что он сильнее меня. И нога ему не помеха.

– Да ты...

Царь дар речи потерял от возмущения. Полисперхонт цокнул языком. Сзади кто-то трижды хлопнул в ладоши. Александр обернулся: в дверях стоял Эакид.

– Где ты так натаскался? Ты же в "пеших друзьях" служил, не в щитоносцах?

– Да, господин, в "пеших друзьях". А где научился... Так жизнь заставила. Я гимнасий не посещал и правил в борьбе соблюдать не приучен. Поставь государь против меня еще пару парней, да кабы не нога больная, я бы не погнушался кому и по яйцам съездить. Когда кого-то оборонить надо, все средства хороши.

– Отлично сказано! – похвалил Эакид.

– Хорошо, Андроклид, – сказал царь, – я удовлетворю просьбу Кратера. Ты будешь состоять при царице, принесешь присягу мне и моему сыну. Гиппий, проводи воина, устрой, одень, снаряди и расскажи, что да как. Да нос не вешай, старшим ты остаешься. Потом я представлю его Клеопатре.

Александр повернулся к брату.

– Ты чего в палестру такой разодетый идешь?

– Некогда мне пот сгонять, дел много.

– Ишь ты, дела у него... А я, значит, прохлаждаюсь. Ладно, говори, чего у тебя.

– У Левкады опять видели афинскую триеру.

– И что?

– А то, что они ходят все дальше на север. И на Закинфе внезапно стало все хорошо.

– Не понял. Что значит "все хорошо"? А было плохо?

– Совсем недавно купцы, которым я приплачиваю за то, что они держат глаза и уши открытыми, говорили, что афиняне крутятся у Закинфа. Приезжали какие-то важные послы. О чем говорили с тамошними правителями, не знаю. А теперь, как спрошу кого, как там дела на Закинфе, мне в ответ: "Все спокойно, тишь да благодать". Не к добру это.

– Ты не переутомился, Эакид? – участливо поинтересовался Александр, – тебе же сказали, что все спокойно, зачем выдумываешь опасность, где ее нет?

– Есть, – упрямо заявил Эакид.

Царь только вздохнул и переменил тему:

– Когда Кратер возвращается?

– Если он уже добрался до Азии, то дней через пятнадцать-двадцать.

Таксиарх был отправлен послом к Антигону. Когда до Эпира дошли слухи об успехах Одноглазого, Эвмен убедил царя попытаться заключить с ним союз против Линкестийца. Выбор пал на Кратера. Военачальник никогда прежде не бывал послом, но все согласились, что к Антигону следует посылать обязательно македонянина и кого-то, с кем Одноглазый состоял в дружеских отношениях. Кардиец считал, что справился бы лучше, но вынужден был признать, что в этом деле главное – личные взаимоотношения, дружба и доверие. Зато он разработал обширный план совместных действий, вот только удача на этот раз повернулась к нему спиной: никого из высших стратегов таксиарх в Милете не застал. Гарпал принял его дружелюбно, но сразу дал понять, что говорить с ним не имеет смысла, он ничего не решает. Птолемей с головой ухнул в безумную авантюру, в которой, несомненно, свою дурную башку и сложит, а Антигон... Хочешь, скачи, сменных лошадей дадим, дороги тут хорошие. За полмесяца войско нагонишь.

Столько времени у таксиарха не было. Согласно плану Эвмена и Александра, выступить в поход войско должно было в метагейтнионе[36]. Вторжение подгадали к уборке урожая, чтобы только-только сложенный в амбары хлеб достался Александру.

Побеседовав с казначеем, изучив ситуацию, в которой оказался Ионийский Союз, Кратер понял, что с Линкестийцем придется разбираться в одиночку. У Антигона хватало своих забот. Тратить полмесяца чтобы услышать все то же самое из первых уст? Кратер был опытным стратегом, не только железкой махать умел. Он видел, что его не пытаются обмануть. Так и пришлось отплыть восвояси ни с чем. В Эпире о его неудаче еще не знали.