Изменить стиль страницы

– Голосование! Кто за предложение Эсхина и Фокиона?

Два десятка осторожных.

– Кто за предложение Демосфена?

Тысячи рук взметнулись вверх, и экклесия взревела раненым гекатонхейром.

– Война! – воскликнул Демосфен.

– Война! – выдохнули ему в ответ Афины.

"Человек предполагает..."

Теплые Врата. Начало осени

Человек может бесконечно смотреть на три вещи: как течет вода, как горит огонь и как работает другой человек. Эта, старая, как мир, поговорка оправдывалась полностью. Ну, почти полностью: текущей воды поблизости не оказалось, но зато в наличии имелся горящий огонь и работающий человек, за которыми Андроклид следил попеременно.

Тысяча костров, с веселым треском вгрызаясь во тьму, бодро истребляла запасенные вязанки маквиса. В округе на десять стадий не осталось сухой веточки, как саранча прошлась. В не вырубленной еще каким-то чудом буковой роще, свалили весь сухостой. Не хватило, пришлось рубить живые деревья. Они, сырые, горели плохо. А завтра что жечь будем? Об этом никто не задумывался, о другом мысли. Завтра-то, конечно, наступит, а вот потом...

– Андроклид, ты за кашей-то смотришь? – окликнул Неандр.

– А? Что? – встрепенулся декадарх, возвращаясь к действительности.

– Каша, говорю, пригорает! Не чуешь что ли?

Нынче его, командира, очередь кашеварить. Хоть он и начальник, да невелика птица, чтобы от общих обязанностей устраняться. Есть еще, конечно, слуга, что каждой декаде положен, но он ускакал по соседям, излишки лука на сало сменять и где-то застрял, видать со знакомцами языком чешет, затрещины давно не получал.

Андроклид помешал кашу, снял котел с огня. Воины с ложками расположились вокруг. Все, кроме Медона – тот копошился в своих вещах, сначала долго подгонял новый шейный ремень к щиту, сейчас вздыхал, пытаясь соединить бронзовой втулкой половинки сариссы, слишком свободно входившие внутрь. Медон встал на ноги, стараясь никого не задеть, перехватил сариссу обеими руками в трети, ближней к тяжелому бронзовому подтоку, так, как будет держать ее в строю, тряхнул. Часть древка, та, что с наконечником, сразу же отвалилась. Соединительная втулка тоже улетела во тьму. Медон снова печально вздохнул и пополз вокруг костра на поиски.

– Остынет, – покосился на него Андроклид.

– Сейчас, – отмахнулся Медон.

– Семеро одного не ждут, – с набитым ртом проговорил один из воинов.

– А пятнадцать, тем более, – добавил другой.

Когда Филипп стал царем, в каждом поперечном ряду фаланги стояли десять воинов, называвшихся "декадой". Незадолго до Херонеи царь довел их число до шестнадцати, на эллинский манер, но именование наименьшего отряда педзетайров, "пеших друзей", таковым и осталось.

Медону повезло, втулка нашлась быстро, и теперь он опять сидел на карачках, пытаясь сообразить, как усилить ненадежное соединение.

– Веревкой обмотай поверх, – посоветовали товарищи.

– Не, лучше веревку распустить и волокнами деревяшку замотать, да в таком виде в трубку и сунуть.

– Жрать уже садись! – рассердился декадарх.

Медон послушался. Каша стремительно убывала.

– Состену, бездельнику, оставьте, скулить же будет.

Едва были произнесены эти слова, приспичило заорать стреноженному ослу, который до этого мирно покачивал головой в дрёме, натрудившись за день перевозкой восьми палаток, упакованных в тяжелые кожаные чехлы, жерновов для ручной мельницы, котла и кое-какой другой поклажи, что воины декады не тащили на себе.

– Эй! – крикнули от соседнего костра, – заткните свою скотину! Разбудил, зараза...

Андроклид цыкнул на осла, да разве проймешь отца упрямства. Пока не наорался, не замолчал.

Неандр облизал ложку, похлопал себя по пузу и заявил:

– Все, спать. Завтра, может, начнется, надо свежую голову иметь.

– Вряд-ли, – не согласился Андроклид.

Неандр спорить не стал, опустился на четвереньки и заполз в одну из низких, рассчитанных на двух человек, палаток, кольцом расставленных вкруг костра. Одни последовали его примеру, другие вызвались помочь Медону в его мучениях. Появился Состен. На дюжину луковиц никто не позарился. Декадарх выбранил слугу за долгое отсутствие, заставил быстро проглотить оставленный ужин и вместе с котлом прогнал к ручью, где вся армия набирала воду. Состен убежал во тьму, Андроклид десяти раз не вздохнул, как оттуда донесся грохот покатившегося по каменистой земле котла, чья-то ругань и звук звонкой оплеухи.

К декадарху подсел Филодем с деревянной чуркой в руках и большим ножом. Чурка отдаленно напоминала человеческую фигурку. Андроклид отстраненно наблюдал, как Филодем осторожно вырезает подобие лица. Получалось плохо, нож для такой работы великоват. Конечно, опытный резчик и топором бы управился, но куда до него Филодему, большие мозолистые руки которого не привыкли к тонкой работе.

– Карану отдай, – посоветовал Андроклид, – он лучше сделает.

– Сам хочу, – отмахнулся Филодем.

Декадарх понимающе кивнул.

– Сколько ей уже?

– Третий год пошел. Такая егоза... – Филодем улыбнулся, мечтательно глядя на огонь.

Андроклид почувствовал легкий укол зависти. У него не было ни жены, ни детей. Вообще никого из родных. Ему еще и пяти лет не исполнилось, как отца зимой порвали волки. Он смог отбиться, порубил серых топором, да самому изрядно досталось. Раны загноились. Так и сгорел. Через четыре года умерла мать. Тоже зимой. Простудилась, слегла и больше не встала. Осиротевшего мальчишку поднял на ноги старший брат. Как смог. Едва сводя концы с концами, они протянули несколько лет, а потом брат вступил в царское войско. Филипп хорошо платил опоре своего трона, жить стало полегче.

Достигнув семнадцати лет, Андроклид пошел по стопам брата. Филипп много воевал, а Андроклид вышел и умом и силой. Сейчас ему двадцать четыре, а он уже декадарх и мужи в подчинении, не мальчишки. Слушаются. И уважают.

Брат погиб под Херонеей. Андроклид остался совсем один. Дома его ничто не держало, по правде сказать, у него и дома-то давно не было. Он надеялся уйти с Александром, на родине любой камень бередил душу, но царь не взял в поход таксисы Эмафии, Внутренней Македонии. Они, наиболее преданные Аргеадам, остались дома, а за море ушли менее надежные таксисы окраинных областей. Оставлять их за спиной слишком рискованно, что и подтвердилось недавними событиями. Воины Эмафии никогда не подняли бы оружие против своих братьев. Покойный Ламах напрасно выкликал сына под Амфиполем, тот служил в гипаспистах и с отцом на поле боя встретиться не мог.

Декадарх растянулся на земле, заложив руки за голову. Алмазная россыпь, невидимыми гвоздями прибитая к бесконечно далекой небесной сфере, мерцала убаюкивающе. Веки наливались свинцом, Андроклид не пытался сопротивляться.

– Скатку подстели, – не поднимая головы от своей работы, посоветовал Филодем.

– Да встану сейчас, в палатку пойду.

– Смотри, уснешь, спину застудишь.

Андроклид не ответил. К костру кто-то подошел, присел рядом, задев декадарха полой плаща. Знакомый голос спросил:

– Ну, как тут у вас?

Андроклид открыл глаза и привстал на локте: нехорошо лежать в присутствии начальства.

– Как обычно, без происшествий.

Танай, лохаг, начальник над шестнадцатью декадами, поковырял костер обугленной веткой.

– Рука-то как, Андроклид?

– Нормально, как на кошке все зажило.

– Готовы?

– Думаешь, скоро? – спросил Филодем.

– Все к тому.

– Далековато от Врат встали, – заявил Филодем, – могут выйти, а мы не помешаем.

– Да ну кто же в здравом уме выйдет, – выказал уверенность Андроклид, – если полезут – дураки. Сами полезем, значит и у наших ума нету. Кто первый начнет, тот и проиграл. Я думаю, мы тут долго простоим.

– Можно ведь и по козьей тропе в тыл выйти, – сказал Танай.