– Нет, – покачал головой декадарх, – такие вещи только раз проходят. Я думаю, эту тропу пуще глаза берегут. Наверняка там народу толпится не меньше чем в самих Вратах.

– Слыхали, – переменил тему лохаг, – над нами Антипатр Кратера поставил.

– Да ну? – удивился Андроклид, – с чего бы это?

– Всех начальников меняет. Эмафийцам ставит командирами "персов", а "персам" – наших.

"Персами" с легкой руки антипатрова сына Кассандра теперь именовались все македоняне, потоптавшиеся на пороге Азии.

– Зачем? – поднял голову Филодем.

– Для большей устойчивости, судя по всему, – предположил Андроклид, – я не удивлюсь, если он не только командиров, а вообще всех перемешает.

– Нет, я бы на такое не пошел, – протянул лохаг, – вот я всех своих знаю и уверен, что те шестнадцать, что в первом ряду пойдут, коленями не дрогнут, а если чужих в середину поставить – это же слабое звено!

– Быстро мы на "своих" и "чужих" поделились, – буркнул Филодем.

Повисла пауза. Танай посидел еще немного, поднялся, плотно завернувшись в плащ.

– Ладно, пойду я.

– Погоди, Танай, – задержал его Андроклид, – как думаешь, кто там против нас, кроме афинян с этолийцами? Подошли спартанцы?

– Не знаю, эти наособицу всегда. Вряд ли они там договорятся. Меня больше Леосфен беспокоит.

– Леосфен?

– Не слышал? Он союзниками сейчас командует вместо Антигона. Про того что-то ни слуху, ни духу, может и в живых уже нет.

– И что Леосфен?

– Говорят, эллины отплыли из Азии. Антипатр Кассандра отправил удерживать Амфиполь, если они назад по Фракии пойдут. Только я думаю, что они в другом месте высадятся. Если бы через Фракию – уже слышно было бы, а так, как сквозь землю провалились. Наш флот под началом Амфотера в море вышел, ищет.

Танай сделал шаг во тьму, снова остановился и сказал, чуть повернув голову:

– Бой будет, Андроклид, слева от меня встанешь.

– Что так?

– Видел тебя при Амфиполе. Думаю, скоро уже и крайним сможешь быть. Посмотреть хочу, потянет тебя вправо или нет.

Лох Таная, самый устойчивый в таксисе Эмафии, уже не первую кампанию располагался в фаланге крайним правым, а лохаг, соответственно, занимал самую почетную и опасную позицию, в переднем углу, задавая темп движения монолита.

– А Менедема тянет?

Танай задумался, но молчал не слишком долго.

– Тянет. Вроде и лет немало и опыт преогромный. Пальцами одной руки, Андроклид, можно пересчитать тех, кто на правом краю фаланги без щита товарища может угол сохранять. Всяк норовит правее взять, из-под удара выйти. Тех, кто весь строй локтем удерживает, воспитывать надо, Андроклид. Сами они из ничего не возникают и в палестре их не вырастишь, только в бою.

Лохаг удалился, но декадарху весь сон уже, как ветром сдуло. Он подбросил в догорающий костер еще охапку хвороста и устроился поудобнее возле радостно оживающего пламени. Верно, истину говорят люди, наблюдать за пляской прометеева подарка человек мог бы вечно. Если б дали ему боги ту вечность.

* * *

Александр мертв!

Ураган пронесся по Элладе, валя деревья, срывая крыши, но не смог превзойти по силе смятение, порожденное вестью о смерти царя в умах людей по обе стороны незримой черты, до срока прикрытой невесомыми клятвами, а теперь багровеющей на глазах, наливающейся кровью и яростью.

Из каждого полиса, поклонившегося македонянам, нахлестывая коней, мчались на Истм, в Коринф, депутации. Новый всеэллинский съезд собирался в куда большей спешке, чем два предыдущих. Послы пребывали в неуверенности, задавая друг другу один и тот же вопрос: "Что делать?"

"Я скажу, что делать!" – возвестил город Паллады устами Демосфена.

Заскрипели снасти, вспенили водную гладь весла триер и понеслись буревестники на острова Эгеиды, в Ионию.

"Где деньги?" – вопрошал Эсхин.

Полмесяца не прошло, появились у Демосфена и деньги и гоплиты и полководцы. Персидская эскадра под командованием флотоводца Фарнабаза подошла к берегам Аттики у Марафона и на берег сошли полторы тысячи наемников во главе со стратегом Харидемом, известнейшим ненавистником македонян, вынужденным бежать от Александра к персам. Теперь он вернулся, одолеваемый жаждой мести, да не с пустыми руками, а с воинами и тридцатью талантами персидского золота, задатка Дария Афинам на войну с Македонией. Афинам – не Демосфену, и город взял это золото.

Сто афинских триер могли выйти в море на схватку с македонским флотом. Пятьдесят из них немедленно отправились к Геллеспонту, забрать войска Коринфского союза, которых после бегства македонских начальников возглавил известный предводитель наемников Леосфен.

Первыми, кто преодолел страх перед тенью македонского царя, стали этолийцы. Они выставили пять тысяч гоплитов. К ним присоединились фокейцы и жители Локриды, в числе невеликом, но обладающие достоянием, способным уравновесить ничтожное войско с сильнейшим. Фермопилы, Теплые Врата, однажды, много лет назад, ставшие вратами огня для бесчисленных ратей Ксеркса, вновь наполнялись войсками. Наемники Харидема спешили к ним, как и авангард афинян, двадцать тысяч которых сняли щиты со стен своих домов и проверили остроту наконечников копий.

Немалое удивление у делегатов съезда вызвало появление в Коринфе Агесилая, брата спартанского царя Агиса. Все были уверены, что спартанцы, по своему обыкновению, останутся в стороне от общеэллинских проблем, однако Агесилай, получив слово, коротко заявил, что Спарта присоединит свое войско к новому Коринфскому союзу, который уже назвали Третьим.

– Эти-то куда полезли?.. – от новостей, одна печальнее другой, у Антипатра болела голова, – сидели бы в своей дыре, да поплевывали на всех высокомерно, как всегда...

– Наверное, Агис захотел славы Леонида – хмыкнул Эвмен, разбиравший письма и сообщения лазутчиков.

– Леонид занял Фермопилы, опередив всех союзников, – раздраженно буркнул регент, – а эти приперлись последними. Сколько их там? Опять, небось, триста гиппеев?

– Полторы тысячи, – рассеянно пробормотал начальник канцелярии, пытавшийся в этот момент разобрать смятую надпись на восковой табличке.

– И только?

– Да, – Эвмен поднял глаза на регента и показал ему дощечку с сообщением лазутчика, – верховным стратегом большинством голосов избран Харидем, кандидатура Агесилая отклонена.

– Чего и следовало ожидать. Погоди, так там не Агис?

– Нет, судя по всему, спартанцами командует его брат, а самого царя здесь нет.

– Ничего, – процедил регент, – доберемся. До всех доберемся...

В последнее время Антипатр стал раздражителен, зол, и следа не осталось от спокойного, уравновешенного и мудрого правителя, которому цари с легким сердцем оставляли государственную печать, отправляясь на войны. Часть казны разворована дружками ведьминого сыночка, которые еще и утянули за собой немалую часть войска. Далеко не худшую, причем. Они уже объявлены вне закона, все до одного, но сейчас их не достать. Сама ведьма принялась оспаривать любое решение регента, всюду ей мерещится ущемление прав царя. Он напомнил ей, что царю еще неплохо бы родиться и потом дожить до шестнадцати лет. Эти слова, прозвучали, как угроза, хотя Антипатр, славящийся невозмутимостью, редко выходящий из себя, и в мыслях ничего подобного не держал. Олимпиада, которой всюду мерещились заговоры, словно вернулась к реальности, осознав, что в Македонии у нее нет ни одного сторонника. Гадюка уползла в Эпир. Сразу дышать стало легче, однако ненадолго: она и оттуда пыталась царствовать, заваливая регента письмами и вмешиваясь во все дела.

Окажись отношения с царицей единственной препоной на пути наведения железного порядка в пошатнувшемся государственном здании, Антипатр возблагодарил бы всех богов, угождая Олимпиаде во всем с сыновней почтительностью, даром, что старше ее почти на двадцать лет. Если бы только это... Войска пришлось распылить, усилив приграничные гарнизоны. На окраинах вновь зашевелились соседи. Били-били, не добили. Иллирийцы, казалось хорошо поученные год назад, вновь замечены неподалеку от горной филипповой крепости Пелион, торчавшей у них на границе, как кость в горле. До открытого нападения дело пока не дошло, но в намерениях битых князей, жаждущих реванша, сомневаться не приходилось. На востоке дела еще хуже: царь одрисов Севт, послушно приславший своих воинов Антипатру под Амфиполь согласно союзному договору, после битвы, как видно раскинул мозгами и осознал, что колосс стоит некрепко, а "падающего – подтолкни". Одрисы уже открыто выступили против Македонии, отрезав от Антипатра его стратега Зопириона с частью армии, расквартированной в Византие. Севт грозил начать осаду Амфиполя, расположенного в его землях, но пока тянул время, выясняя отношения с Афинами, которые так же претендовали на этот город, свою бывшую колонию. Конечно, раздоры в стане противника только на руку, но донесения лазутчиков, которые читал регенту Эвмен, наводили на мысли, что те, весьма вероятно, в этот раз договорятся. Пусть ненадолго – Македонии хватит. Волки могут передраться, но зарезанному барану будет уже все равно.