Христиане попробовали вовлекать «боящихся Бога» в число своих последователей и преуспели сверх ожидаемого. Они предложили согласным стать иудеями, чтобы открыть для себя единого Бога, ощутить веру в Иисуса — Бога и человека, иудея, почти современника, гораздо более близкого этим людям, чем герои Ветхого Завета. Дальнейшее рассуждение было очень простым: незачем принимать иудаизм, чтобы познать Христа. Нужно прямо обратиться к Иисусу.
Но возникало некое препятствие: с раннего детства последователи Христа еврейского происхождения подчинялись закону Моисееву. А что же было делать с язычниками, которые желали крещения, но ничего не знали об иудаизме? Можно ли было допускать «неверных» в церковь Христову? Этот сложный вопрос неоднократно вставал на собраниях иерусалимских пресвитеров. Можно ли общаться на равных с греками, скифами и иными необрезанными? Как последователи закона Моисеева могут разделять трапезу с неиудеями? Допустимо ли даже касаться мяса животных, зарезанных не по правилам?
От Иерусалима до Антиохии неблизко, и это усугубило ситуацию, так, что с точки зрения Иакова и его сторонников дело стало попахивать серой. Решили не терять времени и отправить в Антиохию достойного всяческого доверия «следователя». Им оказался Варнава, тот самый, который ввел Савла к Петру и Иакову, «муж добрый и исполненный Духа Святаго и веры» (Деян 11:24). Его выбрали не только потому, что он был по рождению киприотом, а Кипр расположен недалеко от Антиохии, но и потому, что он хорошо знал жителей Антиохии.
По прибытии Варнава взялся за работу. Он хотел удостовериться в искренности веры новообращенных, а для этого встретиться с каждым из них. Варнава с радостью обнаружил, что обращенные в христианство язычники глубоко уверовали: «Он, прибыв и увидев благодать Божию, возрадовался и убеждал всех держаться Господа искренним сердцем» (Деян 11:23). Но Варнава быстро понял, что задача, поставленная перед ним, в таком огромном городе не будет выполнена — это превосходит его силы.
Что же делать?
И, похоже, тогда Варнава вспомнил о том самом Савле, человеке очень сложном, которого многие в Иерусалиме ненавидели, но который взволновал душу Варнавы. Он осведомился, что сталось с Савлом, и получил ответ, что тот вернулся в Тарc и занялся ремеслом; к тому же ему препоручили весьма неопределенную миссию апостольского посланца. Кто поручил? Петр и Иаков. Варнава не сомневался: этот человек указан ему судьбой. Лука говорит об этом в нескольких словах, потому что для него все кажется само собой разумеющимся: «Потом Варнава пошел в Тарc искать Савла и, найдя его, привел в Антиохию» (Деян 11:25).
Позволим разыграться нашему воображению: представим, как Варнава прибыл в Тарc, как он расспрашивает жителей, отыскивая дом Савла, как стучит в дверь. Вот мать Савла отправляет его в мастерскую, а там Савл собирает палатку или торгуется с покупателем. Вот они на мгновение заколебались, не узнав друг друга: они так изменились! Варнаву приглашают заночевать в доме, он отнекивается — его уговаривают. Знакомство с родителями, угощение для гостя. И вот Варнава рассказывает, зачем он здесь. Молчание. Мать, предчувствуя новое расставание с сыном, не может сдержать слез. Отец велит ей успокоиться. Снова молчание. И вопрос Савла, исполненный глубокого смысла: когда мы уходим? Завтра.
Кто докажет, что это происходило иначе? Великие дела часто начинаются с мелочей. Мне нравится замечание одного историка: «Антиохия и Варнава дали Павлу шанс» (М.-Ф. Бале).
Замечательный повод вспомнить, что Варнава по праву носил свое имя: в переводе с еврейского оно означает «сын утешения».
Савлу исполнилось тридцать пять, и он шел вперед. Рядом шагал Варнава. Конечно, их разговоры касались судьбоносных споров в Антиохии. Ответ Савла на вопрос, который ему мог задать Варнава, наверное, был конкретным: встреча Савла с Иисусом превратила его в христианина, но не отменила его принадлежности к иудаизму. Задача Савла: он должен рассказать всем людям, что Сын Божий распят во искупление грехов всех людей. Исключать по какой бы то ни было причине язычников — серьезное заблуждение. Варнава мог рассчитывать на воспитанника веротерпимого Гамалиила: впитавший греческую культуру, обучавшийся у ремесленников и торговцев, Савл был готов нести Слово Божие повсюду.
Когда люди шагают вместе, они обсуждают не только судьбоносные вопросы — они слушают и рассказывают. Говорили об Ироде Агриппе I, которого Калигула, участвовавший вместе с ним в оргиях, сделал царем, отдав ему Северную Палестину, Галилею и Перею, а Клавдий добавил Иудею и Самарию, восстановив царство его деда Ирода Великого. Стремясь угодить возмущенным подданным, Агриппа принялся ревностно преследовать христиан: Иаков, сын Зеведея, был «убит мечом» — так впервые пролилась кровь апостола. Петра снова арестовали, но Варнава был готов поклясться, что ангел открыл двери его тюрьмы. Освободившись, Петр сумел предупредить Иакова, брата Господа, и пресвитеров, и они укрылись в надежном месте.
А что же с царем Агриппой? Когда в апреле 44 года он произносил речь с царского возвышения, «вдруг Ангел Господень поразил его» (Деян 12:23). Иосиф Флавий о подобной версии смерти царя не слышал, поэтому пишет: «На рассвете он пришел в театр, одетый в платье сплошь из серебра и чудесных тканей… тут его охватила болезнь внутренностей и он умер через три дня». Лука добавляет: «И он был изъеден червями и умер».
Но вот, наконец, и Антиохия.
Интересовало ли Павла прошлое города, где он очутился? Углубляться в историю, повторимся, было не в его характере. Интересно ли, что Антиохию основал за три века до его, Савла, рождения Селевк I, прозванный Победителем, что она стала столицей империи Селевкидов, что тринадцать царей правили там вплоть до 64 года до н. э., когда Помпей лишил престола Антиоха XIII? Селевкиды великолепно воспользовались преимуществами, которые давало исключительное расположение города на Средиземноморье. Очень скоро в Антиохии появились купцы, торговцы, банкиры. Так родился и возмужал космополитичный город, сияющий богатством и прославившийся буйными страстями. Во II веке до н. э. слава империи Селевкидов гремела от Греции до Гиндукуша. Антиохия, соперница Александрии, насчитывала около пятисот тысяч жителей. В I веке н. э., когда туда прибыл Савл, город изменился мало.
Вспоминая Селевкию, морские ворота Антиохии, Ювенал возмущался, что там каждый год садятся на корабли «развращенные существа», порождение «вековой гнили», готовые обрушиться на Рим, чтобы заразить его. Такой подход вдохновил и Эрнста Ренана. Опираясь на все известные источники, он дал впечатляющее описание Антиохии: это «город игр, скачек, танцев, процессий, праздников, вакханалий», где царили «безудержная роскошь, все безумства Востока, самые зловредные суеверия, фанатические оргии». По главной улице, пересекавшей город, ходили толпы «легкомысленных, изменчивых, склонных к мятежу людей, неглупых, но занимающих свое время лишь песнями, пародиями, шутками, всякого рода нахальными глупостями». Ренан заподозрил в этом городе что-то вроде «всеобщего опьянения, воплощенной мечты Сарданапала», где перемешиваются «сладострастие и разврат всех видов, не исключая и некоторой утонченности». Но не следует забывать и о манихействе: в городе, исполненном безумств, читали Аристотеля и восхищались им, на сцене ставили Аристофана и Еврипида, школы Антиохии считались самыми престижными на Ближнем Востоке, библиотеки обладали книжными сокровищами. Приезжали издалека, чтобы полюбоваться храмами города и помолиться в них.
То, что одно из решающих сражений в истории христианства разыгралось именно в Антиохии, не может не впечатлять нас даже сегодня.
Первое, что, вероятно, поразило слух Савла здесь, так это имя, которое теперь носили его братья во Христе: «…и ученики в Антиохии в первый раз стали называться Христианами» (Деян 11:26). К какой бы церкви ни принадлежал современный христианин, он не может не почувствовать волнение, узнав, как впервые появилось имя, с которым связано столько веры, святости, столько завоеваний духа в лучшем, а иногда и в худшем смысле этого слова. Источник названия — в греческом слове christianos,образованном от Christos,то есть Христос. Как ни странно, название возникло не в среде христиан. Сами обращенные именовали друг друга «братья», «святые», «верующие», «последователи». Но похоже, они без возражений отнеслись к новому слову, сразу же приняли его. Принял его без внутреннего сопротивления и Павел.