Артиллерийский парк грузинского владыки составляли 12 полевых орудий невысокого качества, заряжаемых плохим порохом. Войско возглавлял сам царь, ему помогали три командующих — сардаря, представители трех знатных княжеских родов — Челокаевых, Амилахвари и Орбелиани. Им подчинялись тысячники, старшие и младшие царские адъютанты, сотники. Слабым местом грузинской армии были дисциплина и организация тыла. «…Хотя все сии чины существуют, не бывают никогда на своих местах, но всегда толпятся в походе при царе, — писал осведомленный современник. — Подчиненные их на походе бродят по своей воле и становятся без всякого порядка. Стан их подобен съезду на торжище крестьян, передовых отрядов и отводных караулов не имеют, а оттого нет такой ночи, чтоб лошадей, а иногда и людей не похищали неприятели из среди лагеря, равно как и они у неприятелей своих то же делают. Провиант не приготовляется, каждый идущий на войну берет с собой сколько может, а оттого часто претерпевают голод, иногда бывает подвоз из Тифлиса, но редко, а потому на походе берут хлеб и прочее для пропитания из селений без разбора и без назначения; недостаток в продовольствии бывает неизбежной причиной, что царь не может войско свое содержать долго в поле; строгости воинской и подчинения вовсе нет, а потому собственным землям пребывание и проход войск от наглости крайне разорителен, добыча и ограбление есть единое награждение всем, кто находится в войсках». В стране имелось несколько крепостей, но только одна (Горисцихе) годилась для размещения в ней гарнизона из чинов регулярной армии[167]. Хорошо знавший Грузию генерал Лазарев также рисовал довольно мрачную картину состояния местного ополчения: «Жалования никакой чин не имеет, а всякий должен кормиться от своего места, и от того еще больше терпит и купец, и мещанин, и поселянин, и, одним словом, всякий… Из князей, которые составляют конницу, есть многие хорошие наездники и довольно храбрые; пехота же их, составленная из мужиков, никуда не годится, исключая тушинцев, пшавов и хевсуров, живущих в горах, но все сии войска так застращены, что без подкрепления даже с самым слабым неприятелем дела иметь не могут…»[168] В конце 1770-х годов, после личного знакомства с действиями русских батальонов, Ираклий II задумал сформировать новую армию. Как писал один из наблюдателей, подданные грузинского царя, «по привычке их к сумасбродной своей вольности, хотя науку воинскую и дисциплину весьма не любят, но видимая от оной польза и собственная их в том необходимая нужда призывает их к регулярной службе охотниками себя показывать»[169]. Однако для создания «с нуля» принципиально новой военной организации одного царского желания было недостаточно. Требовались новая система административного управления, налоговая реформа, радикальные социальные перемены, форсированное развитие промышленности, способной обеспечить потребности вооруженных сил. Надо было сделать то, что сделал Петр I в начале XVIII столетия в России, а для этого у Ираклия II не было никаких ресурсов. Персы могли отправить в поход 60—80 тысяч человек. Не меньшими силами располагали и турки. Таким образом, устоять перед массированным нашествием Грузия в одиночку не могла.

Ираклий II, взошедший на престол в 1744 году, прилагал все усилия для объединения и возвышения страны. В 1761 году ему удалось покончить с разделением Карталинии и Кахетии. Он был, бесспорно, самый крупный государственный деятель Закавказья в XVIII столетии. Проявленные им уже в молодом возрасте качества полководца принесли ему популярность в народе. В 1745 году Ираклий разбил лезгин, принявших самозванца, собиравшегося опереться на Турцию в своих претензиях на шахский престол (турки тогда казались более тяжелыми правителями, чем персы)[170]. Однако такая важная услуга осталась неоплаченной. В конце своего правления Надир-шах превратился в скаредного садиста, одолеваемого подозрительностью. Его охватила страсть накопления богатств, он по доносам без разбирательства казнил множество людей. Жертвой его жестокости стал его собственный сын. Посланники Грузии, явившиеся со смиренной просьбой уменьшить налоговый гнет, были изуродованы — лишились носов, глаз и ушей[171].

Смерть Надир-шаха в 1747 году и последовавшие затем смуты в Персии позволили Ираклию II проводить более независимую политику. Прежде всего, проявив военное мужество и дипломатическое мастерство, он подавил мятежи князей и претендентов на престол, вернув «управляемость» своему царству. В 1753 году ошеломляющий удар получили лезгины. Обычно грузины пытались воспрепятствовать набегу горцев, что было трудной задачей. Ираклий поступил иначе. Он занял горные проходы и преградил дагестанцам путь на родину, справедливо полагая, что противник, отягощенный добычей, постарается избежать столкновения. Расчет оказался верным. Дагестанское ополчение стало пробираться окольными путями, неся при этом большие потери от стужи и голода[172]. Ираклий заставил эриванского и гянджинского ханов признать себя вассалами, причем в 1754 году разгромил под Эриванью персидское войско, пришедшее для того, чтобы восстановить гегемонию Ирана в этом регионе. Победа пятитысячного грузинского ополчения над сорокатысячной армией шаха сделала царя самой влиятельной фигурой в Закавказье. В 1755 году он нанес еще один удар лезгинам, освободив Грузию от уплаты тяжкой дани. В 1773 году соединенное грузино-имеретинское войско разорило приграничные турецкие провинции, но успешно начатые операции пришлось свернуть: как доносил русский представитель, войска грузин «стали приметно уменьшаться, потому что многие партии, получа добычу, с оною самовольно домой к себе возвращались, а как в здешней стороне военная дисциплина и почти всякий порядок весьма мало наблюдается, то не оставалось никаких средств к пресечению такого неустройства»[173]. В следующем году турки попытались взять реванш, но грузины опять наголову разбили неприятеля. При оценке ситуации в Закавказье следует согласиться с грузинским историком начала XX века З. Аваловым, объяснявшим сложное социально-экономическое и административно-политическое положение Грузии тем, что ее царям приходилось сосредоточиваться на борьбе за выживание государства и нации: они просто не могли заниматься подготовкой и проведением необходимых реформ[174].

Заметными оказались успехи царя и в обуздании феодальной вольницы. При подавлении княжеских мятежей в 1750-е годы Ираклий проявил нехарактерную для Закавказья милость к их участникам, что, по-видимому, было воспринято как слабость монарха. В 1767 году его противники объединились вокруг царевича Александра Бакаровича (внука царя Вахтанга VI), которого уволили из Измайловского полка и выслали из России за приверженность Петру III. Сначала царевич искал поддержки в Персии, а затем в Турции. Мятежники собрались в Гори, куда нагрянул Ираклий. На этот раз царь был страшен в своем гневе: зачинщикам рубили головы, сжигали живьем на кострах, калечили всякими изуверскими способами. Князья угомонились надолго[175].

Однако, несмотря на успехи на внешнеполитической арене, последние два десятилетия правления Ираклия II заслуженно считаются временем упадка Грузии. Тяжесть податей оказалась такова, что нередкими стали случаи уничтожения налогооблагаемых садов и виноградников и даже продажи детей[176]. Страну раздирали княжеские междоусобицы, мятежи знати, конфликты представителей правящей династии. При этом обычной практикой стало приглашение отрядов иноземцев — персов, турок, дагестанцев[177]. Чтобы обеспечить лояльность князей и дворян, практиковалась раздача населенных земель, что сокращало число налогоплательщиков и, соответственно, поступлений в казну. В то же время рост дворянского землевладения не сопровождался заметным увеличением дворянских ополчений. В результате приходилось нанимать дагестанцев, которым задержки жалованья давали повод для бесчинств. Последней каплей стало непродуманное разделение Грузии на уделы, фактически означавшее ее дробление не просто на независимые, но на враждующие между собой части[178]. Страну захлестнула анархия. Помещики отбирали у селян всё, что им хотелось. В некоторых уездах доведенные до отчаяния крестьяне предпочитали сотрудничать с дагестанцами, нежели со своими хозяевами. Имеются сведения, что у купцов вымогали деньги варварским способом: их сажали в корзину и опускали в ледяную воду реки Куры[179].