— Заплатил красотке кругленькую сумму, а она обвела тебя вокруг пальца и сбежала со всеми денежками, не выполнив обещанного.

— Что ты, что ты. Двадцать четыре тысячи сестерций я заплатил за рабыню-афинянку, прелестную, как само божество, и рассчитывал на ней хорошо заработать, а ее у меня украли в эту ночь.

— У тебя ее увезли в эту ночь?.. В эту ночь, — повторила, вздрогнув, ворожея, — да… да… может быть… не городом ли?

— Как ты об этом догадалась?

— На поле Сестерцио? — продолжала ворожея.

— Да, на поле Сестерцио, — с надеждой и вместе с тем с суеверным испугом, подтвердил Скрофа.

Египетская колдунья внимательно посмотрела на него и разразилась сатанинским хохотом.

Скрофа совсем растерялся.

— Теперь я все понимаю. Я окончательно разобралась в этой путанице, — шептала про себя ворожея. — Так и должно было случиться. Женщина хотела его погубить и женщина же его спасла. А я думала, что достигла цели, обманула судьбу. Безумная, судьбу нельзя ни обмануть, ни обойти. Ну, что бы ты хотел у меня узнать? — громко спросила Кармиона.

— Я бы хотел узнать имя похитителя.

— Зачем тебе это надо?

— И ты еще спрашиваешь? Конечно для того, чтобы, во-первых, получить обратно мою рабыню или двадцать четыре тысячи сестерций, а заодно привлечь похитителя к ответу, лишить его огня и воды,[134] поскольку за действие, направленное против собственности свободного гражданина по закону положено именно это наказание. А во-вторых, ну, во-вторых… ты же понимаешь, я понес в связи с этим и другие убытки и хотелось бы, чтобы они были возмещены.

— Ты мне напомнил басню о крестьянине, у которого пропал вол. Он точно также, как ты сейчас, бросился на поиски вора и умолял Меркурия помочь ему.

— И Меркурий, конечно, исполнил его просьбу?

— Да, крестьянин оказался в пустыне и своими глазами увидел, как лев терзает его вола. Разумеется, он был изумлен, но гораздо больше напуган. Он опасался, как бы и его самого царь зверей не пощупал своей когтистой лапой. Забыв про своего вола, он стал молить всех богов, чтобы они помогли ему убраться оттуда живым и невредимым.

— Ты шутишь, ворожея! Вор мой не может быть настолько страшен.

— Не говори того, чего не знаешь. Итак, ты непременно хочешь выяснить кто похитил твою красотку?

— Непременно.

— Тито Вецио.

— О, боги милостивые! — вскричал в отчаянии Скрофа. — Я погиб! Я разорен! Мою красавицу украл известный всему Риму трибун Тито Вецио, глава римской молодежи, это все равно, что лев, по сравнению с которым бедный Скрофа словно ничтожная мошка.

— Ну вот видишь, наконец ты убедился. Зачем же ты настаивал, чтобы я назвала тебе имя похитителя? Теперь попробуй-ка привлечь его к суду. Посмотрим, найдешь ли ты людей, согласных, чтобы ты взял их за ухо?[135] Призывай законы и ты сам убедишься, что их паутина не помешает полету даже мухи, не то что орла. Иди же и поблагодари богов, что квирит удовлетворился только одной твоей невольницей.

Скрофа задумался, застыв, как изваяние. Но спустя некоторое время он стряхнул с себя оцепенение и с надеждой сказал:

— Не ошибаешься ли ты, всеведущая ворожея? Поразмыслив немного, я понял, что дело вовсе не так безнадежно, как предсказываешь ты. Клянусь всеми богами, у меня гораздо больше шансов на его удачное завершение, чем я думал вначале. Тито Вецио молод, очень щедр и богат… богат по крайней мере кредитами и надеждами. У него действительно много долгов, но зато его отец один из первых богачей Рима, к тому же он очень стар. Я думаю, скоро смерть навестит его роскошный дворец. Следовательно рано или поздно Тито Вецио унаследует все богатства своего родителя. Эти молодые патриции падают словно кошки, всегда на ноги, они умудряются найти выход даже из самого затруднительного положения. А теперь посмотрим как могут в недалеком будущем разворачиваться события. Начнем с того, что Тито Вецио украл… нет, я не так выразился… проводил к себе домой прекрасную афинянку. Это прежде всего доказывает, что у Тито Вецио очень хороший вкус, ибо моя невольница — настоящее чудо красоты и, надо прибавить, честная девочка, что я могу засвидетельствовать. Последнее ни на каком рынке и ни за какие деньги не купишь, следовательно это по-истине редкостное качество и оно удваивает цену товара. Нет ничего удивительного в том, что молодой и пылкий Тито Вецио увлекся гречанкой. Именно в этом и заключено мое спасение. Юноша щедр и великодушен. Он, конечно, не захочет, чтобы я оказался в убытке. Так что, если рассуждать здраво, становится совершенно ясно, что мне не нужны ни законоведы, ни преторы, ни уши свидетелей. Мне надо будет всего лишь немножко подождать, то есть поместить свой капитал на довольно длительный срок, получая проценты, ну и, конечно проценты с процентов. Благодарю, всевидящая ворожея, я с удовольствием заплачу тебе двойную цену, поскольку названный тобой похититель принесет мне целое состояние.

Сказав это, Скрофа заплатил колдунье и вышел из ее мрачного жилища, весело напевая песенку.

— Этот человек совсем рехнулся, — сказала Кармиона после ухода содержателя дома римских гетер.

— Нет, матушка, он в здравом рассудке и совершенно прав, — отвечал Аполлоний, выходя из укрытия, где он провел все это время. — Жадность Скрофы гораздо надежнее нашей мести, она приведет его к желанной цели, в этом нет ни малейшего сомнения, и нам развяжет руки. Теперь мы можем обойтись без засады и наемных убийц. Тито Вецио, похитив красавицу, взял к себе в дом пагубу, подобно сыну Приама.[136] Он молод, страстен и великодушен. Гречанка действительно необыкновенно хороша собой и строгих правил. Вся эта история похищения рабыни-гетеры Скрофы скоро получит широкую огласку и у старого, надменного Вецио появится еще больше оснований ненавидеть своего сына и лишить его наследства. Из всего этого ты можешь заключить, любезная матушка, что предсказание сбывается: дом Вецио погибнет из-за женщины.

— Ты все еще продолжаешь рассчитывать на Цецилию Метеллу?

— Нет. Печальный итог вчерашней засады не позволяет мне больше рассчитывать на нее. Такие вещи не повторяются, мне теперь остается лишь заставить Цецилию молчать, что я и думаю сделать с помощью кое-каких средств, которые она же сама представила в мое распоряжение. Впрочем, буквально на днях все должно быть решено. Ты неплохо бы сделала, если бы приготовила… надеюсь все понятно.

Хотя египетская колдунья неоднократно решалась на преступления, но при этих словах сына она невольно вздрогнула.

Аполлоний заметил это и сказал:

— Как, ты колеблешься? Ты, которая многолетними страданиями приближала эту минуту. Ты, которая воспитала во мне с юных лет идею мести, теперь медлишь? Ты мне всегда казалась предусмотрительнее матери Ахиллеса, постоянно погружая меня в волны твоей ненависти, ты убивала во мне все человеческое, всякую жалость к людям и милосердие. А теперь ты не решаешься? Я вижу, твой взгляд говорит мне, что он — мой отец! Знаю и то, что этот человек ради удовлетворения своей минутной прихоти, не задумываясь, подарил обществу еще одного раба. Исполняя просьбу своей достойной супруги, он согласился избавиться от нас с тобой, как от ненужных ему рабов, которых на старости лет из-за непригодности к работе продают за бесценок на рынке вместе со старыми волами и ослами. Все это я прекрасно знаю и помню. Отец мой равнодушно смотрел на лоб сына, который только что был украшен позорным рабским клеймом, на всю мою жизнь обрекавшее меня на самые страшные несчастья. Ведь и ты прекрасно знаешь, что значит для меня это постыдное клеймо, оно леденит мою кровь, не дает покоя не днем ни ночью. В часы, когда мой страстный ум парит над пределами вселенной, когда я подчиняю людей своей железной воле, это клеймо жжет мой мозг, причиняет душе невыразимые страдания. Знаешь ли ты, моя мать, каких страшных, нечеловеческих усилий стоит мне необходимость ежеминутно сдерживать себя, чтобы собственными руками не задушить этого старика, сказав: