Кристобель рассмеялась.

— А я одно время находила красивыми прыщи у Майка.

Фрай словно наяву видел, как Дебби едет рядом с ним на красном «Стингрее», волоча доску на тележке, которую сделал для нее Фрай.

— Если были сильные волны, я не брал ее с собой. Она начинала вопить, и я просил маму не выпускать ее из дому. Однажды я вернулся домой, покатавшись на утренней высокой волне на Ривер-Джетти, а Дебби размалевала краской из баллончика все мои спортивные плакаты. А потом как-то поднялся шторм, а Дебби исчезла из дому с доской и велосипедом. Я отправился на пятачок на Девятнадцатой улице. Волна десять футов, прет стеной, по четыре-пять за раз. Течение было таким сильным, что одного парня, который вышел на воду в районе Семнадцатой улицы, вынесло к пирсу только через четыре улицы. Страшно было смотреть. Ее велосипед был привязан цепью к мусорному контейнеру, а сама она уже вышла на воду. Ей было тогда одиннадцать лет. Я бросился следом. Мне пришлось пять минут ждать, когда кончится серия волн, чтобы выйти в море. Пена поднималась так высоко, что ни один простофиля не рисковал сунуться в воду. На берегу собрались фотографы и толпа зевак. Я отплыл и оглянулся. Мне показалось, что меня отнесло на целую милю. Дома выглядели как будто на картинках к «Монополии». Волна шла в двенадцать футов. Я никогда не видел ничего подобного. В море были Корки Кэрол и Рольф Арнесс — сын Мэта Диллона. Их фотографии, сделанные в то утро, до сих пор красуются в одном из серфинг-магазинов в Ньюпорте. У каждого бывает свой день испытаний. Это был наш день.

— Волны были такие же высокие, как позавчера у Скалистого мыса?

— По сравнению с теми волнами Скалистый мыс позавчера выглядел не опасней плавательного бассейна. — Фрай поежился. — Мне было тринадцать лет. Я с шести лет знал это место. Но, признаюсь, удалившись от берега, не на шутку струхнул. Дебби была от меня метрах в тридцати, мне было видно, как она побледнела. Я кричал, чтобы она возвращалась, но она уходила все дальше. Чем сильней я кричал, тем меньше она на меня обращала внимания. Наконец мне надоело кричать и пропускать волны, тогда я поймал волну. Это была вторая волна очередной серии, футов десять. И этот недомерок одним махом вынес меня на берег. Такой аттракцион не забывается. До сих пор помню. Тогда я впервые попал на обложку «Серфера».

— Не последний.

Фрай смотрел в потолок. Кристобель запустила руку ему под рубашку и провела по груди.

— Когда я вновь отплыл от берега, Дебби оставалась в море. Она улыбалась, как идиотка. Мое сердце делало кульбиты. И тут я увидел, как надвигается следующая серия. Самая большая за весь день. Пришлось грести как бешеному, чтобы пропустить первую волну. Потом еще две. Я посмотрел в сторону и увидел, что другие парни тоже гребут — мы напоминали армию муравьев, которые тащат веточку. Деб все быстрей удалялась от берега. Последнее, что я запомнил — как она ушла в замыкающую волну. Волна пугала своими размерами. Дебби сделала пару взмахов. И посмотрела на меня с таким видом, словно спрашивала: «Ну, как я?» Ее подняло ввысь, она старалась сохранить равновесие, но скорость была слишком высока, и она не удержалась. Волна с ней расправилась. Ее потащило вниз. Дебби падала, но не могла освободиться от волны, она была ее пленницей — маленькая девочка в черном непромокаемом костюме, влипшая в водоворот, словно муха в варенье. Ее доска опускалась вслед за ней по спирали. Я просто сидел и ждал. Когда смотришь на огромную волну с тыла, видишь тугие мускулы воды, все сметающие на своем пути, потом слышишь удар, потом чувствуешь, как мир содрогнулся, и наконец видишь пену, влетающую ввысь, точно гейзер. Я ждал этого момента, чтобы вытащить Дебби. Пять секунд? Десять? Не знаю. Знаю только, что я был там — в самой сердцевине — нырял с открытыми глазами и не видел ничего, кроме зеленых вихрей, везде где искал. Я выныривал, звал на помощь, и опять вниз. Потом со мной ныряли какие-то парни, и спасатели, через несколько минут раздался рев спасательной лодки, которую едва не опрокинуло новой волной.

Фрай закрыл глаза и увидел все это вновь — ясно, как в то утро, когда это случилось. Он ощущал жжение соленой воды, боль в горле, надорванном криками, холодный вязкий песок под пальцами, когда он ощупывал пустое, неподатливое дно.

— Ее нашли через двадцать минут, зацепившуюся за сваю пристани.

Они лежали молча. Фрай слушал, как внизу шумят машины. Еще он слышал ритмичные удары стереомагнитолы, доносившиеся с холма, из дома Денизы. Занавески колыхались от ветра.

— Это не твоя вина, Чак.

— Может. А может нет. Но я был последний, кто мог что-то сделать, и не использовал свой шанс. Я мог не выпускать ее из дома. Мог спрятать ее доску. Мог догнать ее и силой отвести домой. Была тысяча возможностей не допустить того, что случилось. Это никогда не произносилось вслух, но родители тоже так думали. Я видел это по их лицам. После того, как это случилось, все переменилось.

— Ты никогда с ними не говорил?

— Пробовал несколько раз. Не хотелось унижаться.

— Это не унижение, это борьба. Ты должен бороться, пока не сладишь с этими мыслями, пока они не оставят тебя в покое. Поэтому тебя пугает вода? И начинается головокружение, о котором ты рассказывал?

— Не знаю. Я думал, что это началось, когда я несколько месяцев назад ударился головой. Я думал, что это так, но доктор сказал, что со мной все в порядке. Теперь, под водой, в пещере или в туннеле, даже порой в постели, когда задернуты шторы — я не могу справиться с собой.

— Иногда требуется много времени, чтобы все прошло. Верь мне.

— Я верю.

— Я люблю тебя, Чак Фрай. Хочу проводить с тобой больше времени. Войти в твою шкуру.

Он посмотрел на нее, притронулся к ее лицу, заглянул в ее крупные карие глаза.

— Мне очень приятно слышать эти слова.

Она отвела его в спальню и закрыла дверь.

Они дремали, когда зазвонил телефон. Звонила Шелли из «Элит Менеджмент». Она заглянула в офис, чтобы захватить два «славных косячка», которые она забыла в своем столе. Отъезжая на машине от дома, она увидела, как туда подъехал Ролли Дин Мак.

— Он меня не заметил, поэтому я решила позвонить вам. Вы все еще хотите его видеть?

Фрай задумался.

— Пожалуй, да. А какая у него машина?

— Черный «Ягуар». Не слабо?

— Не слабо. Спасибо, Шелли.

Кристобель натянула одеяло и придвинулась ближе.

— Кто звонил?

Фрай объяснил. Кристобель сжалась от напряжения.

— Что-то не так? — спросил Фрай.

— Нет, все так.

— Хочешь поехать со мной?

Она посмотрела на часы, потом долго на Фрая.

— Мне надо идти. Завтра у меня утренняя смена.

— Как хочешь. С тобой все в порядке, Крис?

Она проворно оделась, повесила сумочку на плечо и быстро поцеловала его в щеку.

— Разве нельзя найти работу где-нибудь в другом месте? Брось выяснять отношения с этим самым Маком.

— Мне нравилась моя работа. Мне нравился «Леджер». И везде требуется пятилетний стаж. А у меня полтора. Кроме того, в «Элит» творится нечто странное. Мне бы хотелось выяснить, что именно. Было бы неплохо иметь дополнительную пару ушей и глаз.

— Не могу. Удачи тебе.

Черный «Ягуар» стоял перед зданием. Рядом с ним был припаркован длинный белый «Кадиллак». Окна в «Элит Менеджмент» горели. Фрай некоторое время посидел в машине, сочиняя историю для Мака: мне показалось, что это договорный нокаут, но я мог ошибаться. Я писал о ваших боксерах больше, чем кто бы то ни было. Давайте забудем о том поединке. Вы вернете свою рекламу, а я вновь получу работу.

О чем не стоит спрашивать, во всяком случае, пока, — так это почему у Лючии Парсонс есть ключи от вашего номера в «Шеррингтоне», и почему вы никогда не бываете на работе.

Фрай поднялся по лестнице и подошел к двери. Изнутри доносился голос, растягивающий гласные. Что-то было знакомое в этом голосе. Фрай задержал кулак за мгновение до того, как постучать в дверь. Вместо этого он решил подойти к боковому окну. Жалюзи разошлись как раз на такую щелку, чтобы можно было заглянуть внутрь.