— Эдди Во, — заговорил Зуан, — не мог один это сделать. Это выше его возможностей. Его могли использовать — он писал ей любовные письма, он негодник — но взять своих ребят и налететь на «Азиатский ветер», как коммандос? Ваше ФБР наивно.

— Это невозможно, — промолвила Нья.

— Он комедиант, — сказал Зуан. — Он подражает этим субчикам с МТВ. Наша молодежь легко перенимает все самое дурное в вашем обществе.

Нья выключила телевизор, когда пошла реклама.

— Они его найдут. Эдди Во долго не может оставаться невидимым. Только не в Маленьком Сайгоне. Его заставят говорить. И мы будем на один шаг ближе к Ли.

Фрай кивнул.

— Но если это организовал не Эдди, то кто тогда?

Зуан безмятежно посмотрел на него.

— Враги свободы.

— Враги того груза, что вы отправили из аэродрома Нижней Мохаве?

— Да, верно.

— Но зачем они это сделали?

Зуан посмотрел на Фрая сквозь свои толстые очки и встал.

— Прошу в мой кабинет. Нья, помоги матери.

Фрай отправился вслед за Зуаном по коридору. Они вошли в маленький кабинет. Впервые Фрай заметил, что Зуан прихрамывает. Зуан закрыл изнутри дверь. В кабинете стоял стол с настольной лампой, диван, книжный шкаф, на стене висела большая карта Юго-Восточной Азии.

— Некоторые вещи лучше обсуждать наедине, Чак.

— Понимаю.

Зуан улыбнулся.

— В каком году закончилась война?

— В семьдесят пятом.

— Тогда вы ничего не понимаете.

Зуан прикрыл спиной высокий серый сейф и набрал комбинацию. Дверь со скрежетом открылась. Он присел на карачки, протянул внутрь обе руки и вытащил оттуда деревянную доску. Прислонил ее к пресс-папье на своем столе. Фрай смотрел на другую карту Юго-Восточной Азии — утыканную разноцветными булавками: синими, красными, желтыми.

— Для многих, Чак, война продолжается до сих пор. Во Вьетнаме есть борцы за свободу, в Кампучии — лидеры сопротивления, много беженцев здесь, в Соединенных Штатах, приближающих день, когда Вьетнам станет свободным. Война не закончена. И не закончится до тех пор, пока они не добьются своей цели.

Фрай сел. Зуан показал на свою карту.

— Желтые булавки означают очаги сопротивления. Синие — местоположение Подпольной армии. Красные показывают районы, в которых наиболее активен полковник Тхак. Вы о нем слышали?

— Я видел фотографию его лица.

— Он руководитель госбезопасности, жестокий и умный человек. Во время войны он сражался в джунглях, и продолжает борьбу сейчас. Знаете, как он поступает с предполагаемыми лидерами сопротивления? Обезглавливает их и насаживает головы на шест для обозрения местным. Во время войны он делал то же самое с теми, кто симпатизировал Западу.

Зуан, скрестив руки, смотрел на карту, словно мог открыть на ней что-то новое.

— Что такое цветные булавки? Мы не можем отобразить того, что влияние полковника Тхака простирается на Кампучию и Таиланд, что его боятся и ненавидят по всей Юго-Восточной Азии. Когда вьетнамское сопротивление стало проявлять активность в Париже, были убиты двое наших лидеров. В Австралии еще двое. В прошлом году в Сан-Франциско патриота зарезали прямо в его собственной машине. Его звали Тран Хоа, он был моим сердечным другом. Мы вместе выросли на окраине Сайгона. Он был мне ближе, чем брат. И все эти преступления не раскрыты, Чак. Никто не был пойман. Все они организованы полковником Тхаком. Все убитые были обезглавлены. А это все равно что его визитная карточка.

Зуан достал из сейфа конверт, сел рядом с Фраем, снял очки и протер их носовым платком.

Затем он вытащил из конверта небольшую подборку газетных вырезок. Статья из мельбурнской газеты сообщала об ужасной находке с известными подробностями; парижская «Монд» публиковала прижизненное фото одного из убитых; заметка в «Сан-Франциско Кроникл» оказалась на удивление мала, учитывая серьезность преступления.

— Не ищите имя полковника Тхака, — сказал Зуан. — Уличить его не в наших силах. Его люди прекрасно обучены и им хорошо платят.

— Он мог направить своих людей в Маленький Сайгон?

— Я в этом уверен.

— Схватить Ли и задушить канал поставок во Вьетнам.

Зуан кивнул.

— Это не так уж сложно, если смотреть с этого угла.

— Но зачем посылать этих людей в Калифорнию, если она сама собиралась во Вьетнам — с грузом?

Зуан кивнул.

— Полковник Тхак отчаялся сломить сопротивление. Чтобы сделать это, надо сломить дух свободы. Если террор доберется до Маленького Сайгона, Ханой достигнет своей цели. Посмотрите на это с точки зрения полковника Тхака. Здесь живет Ли Фрай, прекрасная женщина и талантливая певица. Она в сердце каждого здешнего эмигранта. Женщина, которая одевается в прекрасные западные вещи, которая носит драгоценности, пахнет дорогими духами. Женщина, которая замужем за влиятельным бизнесменом. Трак понимает, что они ходят вместе на шикарные вечеринки. Он понимает, что о них пишут в газетах, что их фотографируют. Он видит как она обласкана судьбой. Что может быть более грубым проявлением силы, чем вырвать ее из собственного дома? — Зуан наклонился вперед, вытянул руки и сжал кулаки. — Чем сломить ее перед лицом ее народа? И запомните: Ли Фрай выросла в джунглях. Среди сельского населения Вьетнама она популярна, ее трудно поймать. Одна из грустных реальностей вашего свободного общества, Чак, — это то, что здесь проще похитить или убить человека. Обратитесь к истории, там найдете доказательства.

Фрай задумался. Он медленно начал проникаться тем, что говорил Тай Зуан.

— Если это были люди Тхака, тогда… тогда Ли уже мертва.

— Мы готовы к такой возможности, но нет, это не обязательно. Я уверен, что люди Тхака всегда оставят свой автограф. Они хотят дать нам понять, что разыщут нас хоть на краю земли. И то, что о Ли ничего не известно, в каком-то смысле хорошие новости. Это означает, что у них на нее… другие виды.

— Например?

Зуан убрал вырезки в конверт.

— Ничего не приходит в голову, Чак.

— Но зачем? Вы отправляете грузы, медикаменты, протезы. Зачем засылать киллеров за тысячи миль, чтобы остановить это?

— То, что мы отправляем грузы — это не самое главное. Вы не понимаете тактику ханойского режима и менталитет полковника Тхака. Ли важнее любых грузов. Ее музыка. Ее репутация, ее личность. Она — символ свободы, Чак. Убрать ее — значит лишить людей надежды. Представьте, как мается сердце, если разрушены надежды и наивные мечты. Когда убили наших в Париже, община впала в страх и уныние. Все боялись показать лицо. Как быстрее всего подавить волю народа, если не убивать их солдат и разрушать города?

Фрай задумался.

— А вы обращались в полицию или в ФБР?

Зуан кивнул и показал на небо в окне.

— Для них мои догадки — это теория старика. Они думают, что у меня голова в тумане. Да и какое я могу привести доказательство, кроме того, что рассказал вам? Никакого. Они делают все что могут, чтобы найти местных, которые были сообщниками. Но истинный подстрекатель сейчас находится за тысячу миль отсюда.

— Местные, это вроде Эдди Во?

— Да-да. Молодежь легко поддается влиянию. Ими очень просто манипулировать.

Фрай задумался.

— А что делает Нья для сопротивления?

— Многое, Чак. У нее почти безупречный английский, кроме того, она знакома с бухгалтерией и помогает мне учитывать грузы и договариваться с поставщиками. В университете она проводит работу с соплеменниками. — Зуан сел. — В своих лучших мечтах я вижу, как она делает для нашего народа то, что сделала Ли. Стала символом надежды. В ней есть ясное осознание цели. Я не вмешиваюсь в ее судьбу. Это ее выбор. Среди нашей молодежи немало таких, как она. Они наше будущее.

— Такие, как Нгуен Хай?

— Да. Его Комитет по освобождению Вьетнама — хорошее дело.

— А что вы скажете о генерале Дьене?

Зуан медленно покачал головой.

— Он подобен больной ветке. Высасывает соки из почвы и превращает их в пагубу. Многие годы он собирал деньги на дело освобождения, но из этого вышло мало толка. Зато сам он теперь богат. Выводы делайте сами.