Он сказал это мягко и нежно. В шестьдесят лет не принято возражать сорокалетним женам.

— Теперь с ванной покончено. Осталась лоджия. У меня есть хорошая задумка.

— Не возражаю.

Сорокин вышел из ванной и прошел в столовую. Он ел свой завтрак и смотрел телевизор. Он знал о вчерашнем сообщении, но передачу смог увидеть только сейчас — утром шел повтор. Милая журналистка в погонах капитана милиции с должным обаянием вещала с экрана о криминальных новостях.

Сорокин поставил пустую чашку на стол.

— Посмотрим, что вы теперь нам скажете, господин финансист. Это только начало.

Жена заглянула в комнату.

— Машина за тобой пришла. Что сказать охране?

— Я еще не брился. Пусть ждут.

Спустя десять минут Сорокин в сопровождении четырех человек спустился и сел в подогнанный к подъезду лимузин. Он торопился. Через полчаса ему предстояло выступать с высокой трибуны с докладом.

День тяжелый, ответственный, но очень важный. Если доклад пройдет удачно, то перед ним откроются новые перспективы. Это радовало. Каждое новое кресло стояло на ступень выше. А ступеней осталось не очень много. Скоро вершина. Та самая, о которой мечтает любой политик и аппаратчик.

Все шло как по маслу. Он вышел на трибуну под аплодисменты. Начал красиво и задористо. Хвалил и критиковал. Всего в меру. Рассказывал о перспективах и приводил нужные аргументы, но вдруг начал спотыкаться на словах, и его качнуло.

Зрители первых рядов ахнули. Сквозь поры лица докладчика начали выступать капельки крови. Он этого не видел и не понимал, что с ним происходит. Голова кружилась, а ноги стали подкашиваться.

Сорокин обливался потом. Он вынул платок и вытер лицо. Боль обожгла щеки и шею. На платке он увидел кровь. Она уже капала на рубашку.

Члены президиума бросились на помощь. Журналисты оказались первыми.

Защелкали затворы фотоаппаратов, замелькали вспышки, включились все видеокамеры. В зале поднялся шум.

Врачи опоздали. Через пять минут Сорокин умер. Из здания его выносили на носилках, накрытых простыней. Следующая «скорая помощь» увезла председателя президиума, у которого стало плохо с сердцем.

Совещание пришлось прекратить, а репортеры бросились с сенсационными материалами в свои редакции.

В течение всего времени, пока Тихомиров разговаривал со следователем, подполковник сидел отдельно у окна кабинета и не вмешивался в разговор.

Тихомирова раздражал этот молчун, но он привык к неудобствам, и на работу подобные обстоятельства не влияли.

— И еще раз вам скажу, уважаемый Олег Палыч, дело построено на песке. Суд не примет его в производство. По сути, нет ни одного свидетеля. А что касается столичных приключений Медведевой, то она может выступить как свидетель, но никоим образом как ответчик.

— Зря вы стараетесь, Михал Абрамыч, — улыбаясь, начал следователь в форме майора. — Оружие найдено у Медведевой. Из этого пистолета убита Юлия Зарецкая.

Медведеву опознала уборщица. Какие еще вам нужны свидетельства?

— Эксперизой доказано, что Зарецкая застрелена в два часа ночи или около того. Медведева приехала в кемпинг «Голубые озера» в восемь тридцать утра. Это подтверждает сторож, стоявший на воротах. Он точно такой же свидетель, как и ваша уборщица. Медведева обнаружила труп, но не являлась убийцей.

— Но, кроме сторожа, мы не нашли свидетелей ее приезда в кемпинг в восемь тридцать. Где те люди, которые ее подвезли? Никто из приезжих не регистрировался в этот день.

— По вполне понятным причинам. Люди приехали отдыхать и видят милицию, которая расследует убийство. Кому это нужно? Разумеется, они уехали.

— Почему же Медведева скрылась с места происшествия?

— Милиция неравнодушна к ней. Как только ее видят, им тут же хочется навешать на нее всех собак. И поймите главное: для убийства нужны веские причины. Медведева не маньяк, а человек, который имел дело с милицией только при получении паспорта.

— Разумеется, своего, а не украденного у хореографа Керн. Чужие документы, оружие, бесконечное бегство с места на место, где постоянно остаются гильзы от браунинга. Это уже не совпадение, а закономерность.

— Для обвинения слишком мало. Суд не примет ваши домыслы. Карточный домик.

Нужны факты, а у вас их нет. Надеюсь, мне будет позволено увидеться с арестованной. Как я знаю, она уже поправляется.

Подполковник подал голос.

— Вы увидитесь с ней на нарах, любезный адвокат.

— Что это значит? — возмутился Тихомиров.

— Это руководитель следственного отдела из Москвы подполковник Ефимов, — пояснил капитан.

— И что из этого следует?

— А то, что мы обвиняем вас в присвоении чужих документов. Очень схожая ситуация. Вы бкорее сообщник Медведевой, а не защитник.

— Я вас не понимаю… — Тихомиров встал.

— Сядьте! Тут и понимать нечего. Михаил Абрамович Тихомиров погиб месяц назад в собственном офисе в Москве и похоронен на Ваганьковском кладбище с соответствующими почестями. Что касается вас, то придется задержаться вам в этих стенах. На какой срок? Это определит суд. На данный момент налицо мошенничество и подлог документов. Но если они попали к вам, то стоит предположить, что они украдены. Дело о гибели Тихомирова не закрыто. Вы — один из тех, кто очень подходит под подозрение в убийстве настоящего адвоката.

Ефимов подошел к столу, и капитан с готовностью уступил ему свое место.

Подполковник сел и впился взглядом в Тихомирова.

— Ну, красавчик?! Пора познакомиться. Сам скажешь, как тебя зовут, или вызвать помощников, которые умеют вправлять мозги?

На пороге стоял молодой человек с уверенным видом, будто знал ответы на любые вопросы. Медведеву показалось, что он его уже видел, но где и когда, вспомнить не удалось. Впрочем, это не имело значения. Полковник устал и последние дни не выходил из дому. Телевизор с выключенным звуком, водка и куча смятых листов бумаги на полу — плод попыток написать рапорт об отставке.

— Вы ко мне?

— Совершенно верно, Владимир Сергеевич. Если вы позволите, я оторву вас от дел на несколько минут.

— Отрывайте. Только пользы от меня никакой.

— Зато от меня есть польза.

— Мне ничего не нужно.

— Разрешите войти, а потом увидим.

Медеведев посторонился.

Андрей прошел в кухню, где царил беспорядок.

— Опустили руки, Владимир Сергеич?

— Говорите, что вам нужно, и убирайтесь.

Медведев сел за стол и сунул в рот сигарету. Андрей устроился напротив и положил рядом старый кожаный портфель.

— Речь пойдет о вашей жене…

— Какое тебе до нее дело, сопляк?

Андрей улыбнулся.

— Я ей кое-чем обязан. Наберитесь терпения. Мы можем ее спасти, если вы пойдете на компромисс с собственным честолюбием и понятием о чести офицера.

— Я не готов обсуждать с вами вопросы чести. Я служу закону и выполняю свой долг.

— Никто в этом не сомневается. Но согласитесь, закон и справедливость — разные вещи. Не надо их путать. Вы уже успели убедиться в этом. Нынешнее время требует от человека гибкости. Прямолинейные, твердолобые подходы к неординарным событиям положительных результатов не принесут. Не стоит воевать с ветряными мельницами. Ваше донкихотство никто не оценит.