«Органы ОГПУ обязаны тщательно наблюдать за отбором высылаемых и за проведением раскулачивания. <…> Коменданты сборных пунктов непосредственно связаны с ячейками органов ТО ОГПУ, ведающих составлением эшелонов»; «Перевозка производится целыми эшелонами в составе 44 теплушек»;

«Спецсводка ПП ОГПУ по Северному краю о приеме и размещении ссыльно-кулацких семей, прибывших эшелонами № 401, 501, 302, 103, 104»; «На 26 марта принято из намеченных нам 130 эшелонов по краю 95 эшелонов кулацких семей в количестве 169 901 чел., мужчин 54 447, женщин 51 967 и детей 63 487 чел.»[103];

«В лагере уже поселены десятки тысяч людей всех возрастов и каждый день прибывают все новые и новые эшелоны»; «Кого вы раскулачиваете? Кого ссылаете? Тех, кто годами трудился своими мозолями в своем хозяйстве, <…> в эшелонах вы убиваете голодной смертью»[104] и т. д.

Слово «эшелон» Платонов употребляет в «Котловане» еще два раза: он называет плот, посредством которого активист «ликвидирует кулачество», «кулацким речным эшелоном». Кроме того, вернувшиеся на котлован строители дают такую характеристику своему прежнему жилищу:

«Завтра надо опять к Пашкину сходить, — сказал Жачев, успокаиваясь в дальнем углу барака, — пускай печку ставит, а то в этом деревянном эшелоне до социализма не доедешь» (113).

Так писатель подводит печальный итог коллективизации и индустриализации как составных частей сталинской политики по построению социализма в СССР. И делает он это с помощью сталинской же цитаты, в которой заменяет слово на то, которое более соответствовало реальности.

Главный герой повести Вощев обращается и к активисту со своим сакраментальным вопросом: «А истина полагается пролетариату?» Ответ активиста с точки зрения реального контекста тоже весьма любопытен: «Пролетариату полагается движение, — произнес справку активист, — а все, что навстречу попадется, то все его: будь там истина, будь кулацкая награбленная кофта, все пойдет в организационный котел, ты ничего не узнаешь» (71).

Убеждение в том, что «пролетариату полагается движение», активист почерпнул из таких устойчивых оборотов времени, как «революционное движение», «рабочее движение», «освободительное движение», «ударное движение», «профдвижение», «физкультурное движение» и, наконец, близкое сердцу активиста «колхозное движение», а также из сталинской манеры сокращать эти обороты до ключевого слова, например:

«Теория преклонения перед стихийностью решительно против революционного характера рабочего движения, она против того, чтобы движение направлялось по линии борьбы против основ капитализма, — она за то, чтобы движение шло исключительно по линии „выполнимых“, „приемлемых“ для капитализма требований <…> Она за то, чтобы партия вела за собой движение, — она за то, чтобы сознательные элементы движения не мешали движению идти своим путем»[105];

«Иногда спрашивают, нельзя ли замедлить темпы, придержать движение. Нет, нельзя, товарищи»[106].

Возможно, активист был знаком и с положением диалектического материализма о том, что «мир есть движущаяся материя или: мир есть материальное движение»[107]. Фразеологические штампы, построенные на идее движения (кроме вышеназванных, приведем, например, такой оборот: «Идеи Ленина двигают массами»[108]), тесно связаны и с идеологемой «движение к социализму», которая питала и сталинскую программу темпов первой пятилетки. Мысль о неуклонном движении пролетариата к социализму Платонов корректирует печальной реальностью: «а все, что навстречу попадется, то все его: будь там истина, будь кулацкая награбленная кофта, все пойдет в организационный котел, ты ничего не узнаешь». Факты хищения кулацкого имущества во время раскулачивания (этой формы «колхозного движения» и разновидности «революционного движения») хорошо известны, поэтому мы не будем приводить их документального подтверждения.

Требует комментария и последняя директива, полученная активистом из области и ставшая ему приговором, приведенным в исполнение Жачевым. В этой директиве «отмечались маложелательные явления перегибщины, забеговщества, переусердщины и всякого сползания по правому и левому откосу с отточенной остроты четкой линии» (106). Как мы писали выше, подобные директивы появились после статьи Сталина «Головокружение от успехов» (2 марта 1930 г.); публикации в «Правде» «Постановления ЦК ВКП(б) о борьбе с искривлениями партийной линии в колхозном движении» (15 марта 1930 г.), в котором было предложено «всем партийным комитетам повести решительную борьбу с этими искривлениями и их носителями», а виновных «привлечь к строжайшей ответственности»; и статьи Сталина «Ответ товарищам колхозникам» (3 апреля) с обвинениями в адрес «опьяненных успехами товарищей», которые «стали незаметно сползать с пути наступления на кулака на путь борьбы с середняком»[109]. Язык этих документов и обыгран в той директиве, которую получает активист, допустивший «сползание по правому и левому откосу с отточенной остроты четкой линии». Другие положения данной директивы тоже могут быть прокомментированы сталинскими выступлениями и реальным контекстом 1930 г. Так, например, директива предлагала «обнаружить выпуклую бдительность актива в сторону среднего мужика: раз он попер в колхозы, то не является ли этот генеральный факт таинственным умыслом, исполняемым по наущению подкулацких масс, — дескать, войдем в колхозы всей бушующей пучиной и размоем берега руководства» (106).

В речи на конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1929 г. «К вопросам аграрной политики в СССР» Сталин тоже предлагал обратить внимание на середняка:

«Характерная черта нынешнего колхозного движения состоит в том, что в колхозы вступают не только отдельные группы бедноты, как это было до сих пор, но в колхозы пошел в своей массе и середняк. Это значит, что колхозное движение превратилось из движения отдельных групп и прослоек трудящихся крестьян в движение миллионов и миллионов основных масс крестьянства».

Что означает разница в интерпретации сего факта — «в колхозы попер середняк» (Сталин: «колхозное движение превратилось <…> в движение миллионов и миллионов основных крестьянских масс»; Платонов: «таинственный умысел, исполняемый по наущению подкулацких масс, — дескать, войдем в колхозы всей бушующей пучиной и размоем берега руководства»)? В это время (конец 1929 г. — начало 1930 г.) в печати, как мы писали выше, появляется масса публикаций на тему «кулаки в колхозе», в которых разоблачались «попытки кулачества пролезть в колхозы» (продают свое имущество, чтобы сойти за бедняков) и «взорвать их изнутри»[110]. Это явление расценивается как проявление «классовой борьбы в колхозах». В рамках очередной идеологической установки проходит «чистка колхозов», в ходе которой «вычищаются» в основном середняки, так как «кулаков» просто не было. Как свидетельствуют письма «раскулаченных» крестьян, «кулаков» вообще было мало; большинство же «раскулаченных», равно как и «вычищенных» из колхозов, были середняками. Платонов и восстанавливает их в статусе, тоже прибегая к сталинской цитате.

Последняя в жизни активиста директива осуждала его за то, что он ищет чего-то «после колхоза и коммуны более высшего и более светлого, дабы немедленно двинуть туда местные бедняцко-середняцкие массы» и что «просит прислать ему примерный устав такой организации» (107).

В объяснение этого фрагмента следует сказать, что «примерных уставов» рекомендуемых крестьянам «организаций» было разработано два. Первый опубликован 6 февраля, в самый разгар коллективизации. Этот устав, на основании которого сначала и создавались колхозы, а также обобществлялось все имущество крестьян, включая постройки, мелкий скот и пр., давал установку на коммуну. Когда же до руководства страны стали доходить сведения о массовых выступлениях крестьян, доведенных до отчаяния прежде всего потерей своего имущества, власть принимает решение в срочном порядке выработать новый устав колхозов, теперь уже на основе сельхозартели. Этот новый «Примерный Устав сельхозартели» был опубликован 2 марта вместе со статьей Сталина «Головокружение от успехов». Все страсти вокруг устава возникают после этой публикации. «Активисты» возмущены и говорят о вредительстве, у крестьян же появляется надежда. Устав от 6 февраля называют «старым», а от 2 марта — «новым»: