«А я знаю из первых рук, — дополняла рассказы другая светская львица, — что великий князь Николай Константинович в припадке безумия убил своего лакея».
«Ну и слава богу, что посадили его на цепь, — решили в столице. — Не надобно нам любоваться на его помешательство».
А слухи не умолкали. К историям уголовным добавились наконец политические. Степанида Долгорукая, троюродная сестра государевой фаворитки «Катьки», поведала, также из первых рук, что великого князя Николая арестовали за идеи. Он оказался социалист, а арестовать за одно это его не могли. Вот, стало быть, и навесили на него эту пресловутую кражу. А брильянты украл и не он вовсе…
Долгорукую, кстати сказать, поддержал сам Константин Петрович Победоносцев (главный идеолог внутренней политики того времени — авт.). Либерализма он так не любил, что считал его корнем всего зла вообще. И ежели связался великий князь Николай с либералами, то, следственно, и пустился во все тяжкие.
«Политическую» версию достойно завершила кузина Степаниды Софья Долгорукая, по мужу-англичанину — миссис Скипвит. Ей якобы стало известно, что великий князь Николай — и сам один из главных террористов-бомбистов и заговорщик. А заговор, — поведала миссис Скипвит, — у них был ни больше, ни меньше, как убийство царя».
Свою лепту внесла и уже цитировавшаяся графиня Клейнмихель: «Почти в то же время арестовали капитана Ворпоховского, адъютанта и неразлучного спутника Николая Константиновича, человека распутного, развратившего великого князя. После недолгих увёрток он сообщил, что великий князь передал ему бриллианты с поручением отвезти их в тот же вечер в Париж».
Елизаветинские страдания
В сентябре 1874 года великого князя Николая перевезли в Елизаветино, имение графа Захара Григорьевича Чернышова. Находилось оно в ста верстах от Санкт-Петербурга — так было учтено мнение министра двора графа Адлерберга.
Чернышов был рачительным и просвещённым хозяином. Имение содержалось в образцовом состоянии. Располагалось оно в живописном месте на берегу Невы с заливными лугам. Посреди берёзовой рощи на холме располагалась господская усадьба, выстроенная в стиле русского классицизма — с колоннами на фасаде, шпилем на крыше и длинными крыльями. В небольшом отдалении находились сараи, коровник, свинарник, крольчатник, курятник и прочие хозяйственные службы. Выстроены и оборудованы они были по последнему слову западной сельскохозяйственной науки. Всюду царили чистота и порядок.
Ники стал фермером. Точнее батраком. Ему вменили в обязанность ухаживать за курами, кроликами, коровами, свиньями и выполнять другие работы по указанию управляющего. Трудиться приходилось под постоянным надзором военных и полицейских, а также крестьян — дабы делал всё грамотно.
Великому князю, не приучённому к физическому труду, приходилось набивать мозоли на тяжёлой крестьянской работе. Поначалу сильно болели мышцы спины и ног. Вечером он без сил бросался на жёсткую солдатскую койку и мгновенно засыпал. За ночь полностью отдохнуть не мог. Усталость постепенно накапливалась в теле, а передышки ему не давали.
Затем неожиданно наступил перелом. Ники втянулся в работу и стал меньше уставать. Молодость и заложенное от природы здоровье победили. Он стал проявлять интерес к сельскому хозяйству, делал подсчёты и выводы по совершенствованию его экономики.
Написанное им тут же отбирали и с курьером отправляли к Александру II. Царь изучал его наравне с бумагами государственной важности и делал свои выводы. Иногда демонстрировал Никины расчёты Константину Николаевичу и Александре Иосифовне. Успокаивал их, говоря, что дело идёт на поправку. Племянник мыслит здраво. Дурь из его головы улетучивается. Потому что физически трудится на свежем воздухе. К тому же наблюдают за ним люди деликатные и тактичные.
Брат сконфуженно крякал, невестка немного плакала. Император чувствовал себя неловко.
Он был, мягко говоря, недостаточно информирован. Надзирали за племянником люди не деликатные и тактичные, а совсем наоборот. Они получали огромное жалованье за свою работу и вовсе не были заинтересованы, чтобы она скоро закончилась. Поэтому старались спровоцировать великого князя на срывы, скандалы, неадекватное поведение. То есть, делали всё, чтобы Ники не выздоровел.
«Потому нарочно выдумывали ему мучения и унижения, — пишет биограф. — Следили за высоким князем неотступно, насмешки ради заставляли носить грубое платье и убирать навоз или пилить дрова. Стоило ему раскрыть рот — его одёргивали, говоря: «Извольте молчать, ибо вы полоумный, ваше высочество». И когда его высочество просил книгу, приносили погремушку.
Простых охранников меняли каждые три дня, чтобы Ники не успел их расположить к себе или иным образом подкупить.
Придумали палачи и ещё одну пытку.
Стоял близ Елизаветина один из прежних полков его высочества. Ники выводили на позорные работы, выставляя напоказ. Бывшие подначальные Никины офицеры проезжали мимо, щеголевато гарцуя. Завидев великого князя, лившего помои в корыто, отпускали шутки и зубоскалили.
Сторонние наблюдатели, дружески настроенные к великому князю Николаю, заметив зверское с ним обращение, говорили о том Никиным родным и близким: «Это неправда, — отвечало императорское семейство. — Это выдумки наших недругов». «Ложь! — добавляла великая княгиня Александра Иосифовна. — Мой сын счастлив. Государь сообщает мне о нём всякий день».
Однако, правду знали не только в высшем свете российской столицы. Она распространилась по России, перешла её границы и добралась до Фанни Лир. О происходившем в Елизаветино, как известно, она рассказала в своих воспоминаниях. Этим оказала запоздалую маленькую помощь любимому.
В какой-то мере слухи об издевательствах над членом императорской семьи повлияли на перемену его участи. К августейшему указу от 11 декабря 1874 года прилагалось дополнительное постановление. В нём отмечалось, что Елизаветино не имеет условий для лечения. Да и Шлиссельбургский тракт, возле которого оно находилось, давал шанс для побега в Европу. Такой вариант развития событий Романовых приводил в ужас.
Посему сочли целесообразным перевезти Ники в Крым.
Напористая влюблённая или аферистка?
Его привезли в имение отца Ореанду. Здесь всё оказалось по-другому: жандармов не было, на сельхозработы не гоняли, окружающие обращались вежливо и даже ласково.
Во главе охраны стоял князь Ухтомский, адъютант великого князя Константина Николаевича. Ники хорошо знал этого добродушного старика и надеялся, что он смягчит режим. Действительно, Ухтомский разрешил ему принимать гостей.
Отчаянно скучавшему великому князю это доставило огромную радость. Ему до смерти надоело общение с лезущими в душу психиатрами и хамами из III отделения.
Зимой 1874-75 годов в Крыму по соседству от Ники жило несколько семейств из его круга. Выделялась среди них семья графов Демидовых, ведущая происхождение от любимца Петра Великого.
Внимание Ники сразу привлекла Александра Демидова, урождённая Абаза. Трудно было устоять перед обаянием стройной черноглазой красавицы с тонким печальным лицом. Она была несчастлива в браке: муж её нещадно колотил. Не выдержав издевательств, Александра сбежала от него в Крым. Разводиться, тем не менее, она не хотела, ибо считала брачные узы священными. К тому же у неё было двое детей.
Ухтомскому стало жаль несчастную женщину. Дабы доставить ей какое-то разнообразие в жизни, князь пригласил красавицу на чашку чая к его императорскому высочеству. Время прошло незаметно и приятно. Молодые люди с интересом болтали о Петербурге, светских новостях и семейной жизни. Ники оказался чутким и внимательным слушателем. Александра излила ему душу.
Затем состоялось ещё несколько встреч за чайным столом.
Как-то начальник охраны, разморившись на веранде под тёплым крымским солнцем, пошёл в комнату немного соснуть. Когда он вернулся к молодёжи, Ники и Александра за чашкой чая с интересом беседовали об искусстве. Князь умилился и позволил им встречаться без его присутствия.