Город, конечно, штурмовали и взяли. За час до его падения заложников — женщин, детишек, семьи аланского гарнизона — завели в глухой тюремный дворик и сбросили туда несколько связок гранат.
Та-Эль единственная изо всех была невозмутима, когда людей извлекали из того колодца, чтобы похоронить. Ласселя схватили в двух километрах от Алана, ей уже доложили о том. Своим звучным и в то же время — словно иссушенным изнутри голосом она приказала вести его по главному проспекту, чтобы жители и гарнизон могли увидеть его в последний раз. Попросила не трогать его, только смотреть в лицо. Здесь все были либо коренные жители гор, либо те, кто горский закон принял в себя как родной. Они и поняли ее наидолжнейшим образом. Лассель под конец пути еле передвигал ноги и совсем не мог держать голову — охранники подпирали ему подбородок стволами карабинов.
Потом его повесили: стыдная смерть, еще более мерзкая для лэнца, чем расстрел. Против храбреца, провинись он в чем, должно обернуть его клинок, чтобы он пал будто от своей руки или руки честного поединщика… Такой обычай, не слишком одобряемый церковью, пресекал в корне родовую месть: в горах требовали уплату не за всякую гибель родича, только за бесчестную и беззаконную. А за такого поганца, как Лассель, кровь брать — попросту совестно, буде и местные родичи отыщутся.
И вот тогда-то, когда в виду, на ладони Водительницы Людей, был Вечный Город с его славой, из ставки, от Марэма Гальдена, пришел приказ о прекращении военных действий и перемирии.
В Малом зале Дворца Правительства, раззолоченном и обтянутом шелком, народу набилось тьма. Весь генералитет подначистил погоны, ордена, сапоги и собрался. И Танеидин командир корпуса. И пройда Рони Ди: при виде ее сделал печальное лицо, но потом отвлекся на хорошенькую майоршу медицинской службы и, похоже, думать забыл и о сестре, и о «Динанской Жанне-д-Арк». Военных дам — из подразделений правительственной связи, переводчиц, медиков — было так много, что ее собственная уникальность значительно умалялась. Марэм-ини, нынче — Первый-министр-без-портфеля и Генеральный советник по таким-сяким разэтаким делам — восседал за столом: толстоват, плутовские глаза (один чисто зеленый, другой в карих родинках), мясистый нос, пухлые губы. Вдов и обладает двумя прелестными дочками, Энниной и Рейной, меж которых дурень Нойи смотрится по временам типичным Буридановым ослом.
Танеида уселась в задних рядах, однако принаряженная: расшитый пояс и ботфорты до пупа, в которых на лошадь хоть не садись, трофейная шпага в замшевых ножнах с прорезями, откуда проблескивает драгоценная «алмазная» сталь, сорочка с кружевным воротом и целая корона вьющихся кольцом прядок на голове. Кроме того, она вылила на себя наперсток контрабандных французских духов и теперь люто жалела об этом: в зале было не продохнуть от густого табачного тумана, все парфюмы напрочь забивало.
Председательствовал, конечно, дядюшка президент и главнокомандующий, еще более постный, чем обыкновенно.
— Почему город Лэн захотел перемирия, вам, я думаю, объяснять не требуется. Попытается переправить через горы к эркскому побережью людей, ценности и документы и получить с севера подкрепление, ибо осаду мы снимем… во всяком случае, отодвинем войска от города. Почему мы даем передышку явному врагу и идем даже на его усиление? Очень просто. Чтобы не остаться наедине со сложнейшей обстановкой в Южном и еще более — в Северном Лэне. Религиозная вражда, банды различного толка, которые не дают покоя мирному населению. Регулярные войска низложенного нами и переместившегося в город Лэн диктатора всё это… м-м… сдерживают, и хотя сам Эйтельред буквально на днях умер, формально продолжают подчиняться так называемому южнолэнскому правительственному кабинету. Но если совершенно прервется связь между ними и их центром в городе, то уже все они деградируют до состояния банд, не управляемых никаким законом.
— Разрешите вопрос. Существуют ли в данное время группировки кэлангов, которые открыто перешли на сторону бандитов?
(Как фамилия этого генерал-майора, что пролез со своей устной репликой — и никаких записок в президиум? Маллор вроде бы, — вспоминает Танеида. И ведь как нарочно обозвал наших политических противников ходкой и неполитесной кличкой, да еще связал с черными. Кому, как не мне, знать, что последним они фактически не грешат. Дядюшкино «уже» уравновесил не менее сомнительным словечком «открыто». Так явно и нагло выделенные акценты рождают в умах невольное противодействие. Маллор, значит. Стойкая репутация солдафона, тупаря и «ястреба», а ведь проглядывает в нем что-то непредсказуемое.)
— Я повторяю, банды носят различный характер. Некоторые из них действуют заодно с городом Лэном. (Теперь вот и у самого дядюшки Лона получается, что как в городе, так и вокруг засели фактически одни бандиты — здорово! — думает она. — Мужики бросили, а он и поднял с полу себе в карманец). Обратное логически неправомерно. Не отец похож на сына, а сын на отца. Столица задает тон провинции.
— Тогда еще одно, простите. Не следует ли, скажем, специально пропускать в город кое-какие дружественные теневому кабинету группировки, которые стремятся туда за провиантом и боеприпасами? (Ей-Богу, этот Маллор молодец, хоть и зануда. Ослабим хватку вокруг города, заманим пауков в одну банку, а потом сами докушаем то, что осталось в масштабе города и страны — так, что ли, дядя Лон? И ради кого здесь, любопытно мне, этот генерал до нелепости заостряет либо твои мысли, либо господствующее здесь умонастроение?)
— Ко времени окончания перемирия мы будем лучше представлять себе обстановку, — это выступил на подмогу Марэм-ини. — Соответственно и примем решение, как поступать дальше.
(Ну конечно, а вдруг окажется, что мы, по сути дела, воевали с теми, кто мог бы нас поддержать в тактической войнушке против бандитов. Да чихали мы на них на всех, нам бы красного зверя завалить! Такие мелкие войны — неизбежное следствие большого противостояния. В самом деле: если брать Вечный Город, то уж без рефлексии, а с побочными явлениями есть кому справиться. Мне, скажем прямо, и моим диким всадникам. Уж в чём-чём, а в этом наши верхние люди не сомневаются, а то бы заседали келейно, а не напоказ.)
— Теперь, я полагаю, у собравшихся возникнет ряд вопросов. К примеру, ина полковник Танеида Эле может поинтересоваться тем, почему ее лишили символического «стенного венца», а также гораздо более реальных вещей: высокого звания и ордена, которые полагались ей за взятие города Лэна штурмом, — Лон Эгр поверх голов поглядел в дальний конец зала.
— На сегодняшний момент вопрос у нее один: как бы форточку открыть, а то от табачища дышать никак невозможно. И смотреть.
— Все грохнули. Лон-ини улыбнулся кончиком рта. Эге, у тебя, прозорливец ты нащ, явно непорядок в душевным строе…
— Видите ли, — продолжал он, как бы извиняясь, — после того, как мы показали вам, насколько нам самим необходимо перемирие, я обнародую условия, которые поставил нам Лэн. В качестве гаранта соблюдения всех статей договора мы отправляем туда группу наших дипломатов: полуофициально, без верительных грамот.
— Угу, как заложников. Не убьют — так голодом заморят в случае осады, — пробурчал кто-то рядом с Танеидой.
— Посланником же, облеченным соответствующими полномочиями и обладающим, по мнению Лэна, абсолютной порядочностью, хотят видеть Танеиду Эле. Прежде чем продолжить заседание, мы хотим побеседовать с ней наедине.
— Вы читали «Кола Брюньона»?
Лон Эгр сидел в невероятно глубоком и мягком кресле, по обыкновению жуя губами. Танеида — на подоконнике, покачивая своим щегольским сапогом.
— Не задавай слишком глупых вопросов. В чем суть намека?
— Там один мэр травил чуму бродягами, а бродяг чумой — вместо того, чтобы уничтожить тех и другую личными усилиями. Помните? Малопочтенная, между прочим, личность.
— Я так понимаю, ты отказываешься быть посланником.
— Напротив, тут-то я и согласилась. Похоже, я и впрямь столп чести, если меня так называют при людях. Лестно, однако; и как после такого отвертишься? И всё-таки уж больно вы хитры. Нет чтобы тет-а-тет но на меня это обрушить, еще до показушно-торжественного заседания. Лэнская репутация у меня, впрочем, и в самом деле ничего… А все-таки, если говорить по душам, какая низменная подоплека у этого дела?