Бронка Ох, как ты себя обманываешь! Два дня занимала бы тебя такая девушка, а потом… Ну, а что потом, ты и сам можешь себе ответить.
Казимир Ты думаешь? Странно, отчего это я могу целыми днями разговаривать с такой вот простенькой, как ты сама себя назвала, могу открывать ей всю свою душу делиться с нею каждою мыслью — и не только не чувствую ни на секунду скуки, но, наоборот, нигде еще не проводил я таких милых славных дней, как здесь, у брата с тобой… Знаешь, Бронка, я не на шутку влюблюсь в тебя…
Бронка, подделываясь под его тон Знаешь, если бы ты не говорил всего этого таким скучающим тоном, чуть-чуть грустно, сам думая о чем-то совсем, совсем другом, я бы, пожалуй, подумала, что ты не прочь затеять со мной легкий флирт.
Казимир, смеясь Почему бы и нет, прелестная дама? Отчего бы не позволить себе такого невинного развлечения, безобидного и для себя, и для других? Это было бы прекрасно… Ну, вот точно выпьешь рюмочку огненного Амонтильядо.
Бронка Ну, у меня нет охоты пробовать этого огненного Амонтильядо. (Взволнованно.) Но что же это значит, что Тадеуш не едет? Знаешь, Казя, кучер наверное опрокинул сани в ров.
Казимир Да не будь такой нетерпеливой! Дорога теперь тяжелая, снег глубокий, нельзя же загнать лошадей до смерти.
Бронка Да, да, конечно, ты прав. Только ты, Казя, своим скучающим видом, своей холодной меланхолией, так скверно действуешь на меня, так угнетаешь, что…
Казимир Что… Ну, говори же — что такое? Что…
Бронка Что я готова побежать и разбудить Еву… Не могу я понять, чего она вечно спит?..
Казимир А может быть, и не спит.
Бронка Значит, избегает быть с нами…
Казимир Нет, но чувствует, что нам без нее лучше.
Бронка Видишь, какой ты нехороший. Она была самой лучшей, самой близкой моей подругой. Ты и понять не можешь, как я счастлива, что она приехала, — я не видала ее целых два года. Только, знаешь, Казя, она ужасно переменилась. Я не знала, что можно так сильно измениться… в такое короткое время.
Казимир В чем же она изменилась?
Бронка с некоторым смущением Видишь ли… я все еще… у меня еще остался этот институтский стыд… говорить о таких вещах… Но тебе можно сказать, потому что ведь ты — ну, как будто не мужчина…
Казимир Совершенно верно. Расскажи, расскажи, что-нибудь о панне Еве, очень любопытно.
Бронка Вот, видишь ли, она — сирота, очень богатая. И в этом ее несчастье — она всегда могла исполнять все свои прихоти. Только я не о том хотела сказать тебе. Мы были вместе в пансионе и между нами была какая-то удивительная любовь. Она любила меня до безумия, любила до того, что иногда ее любовь удручала меня, мучила. То она делалась бесконечно доброй, становилась, точно ягненок, с которым можно было играть, рабыней, которая угадывала каждую мою мысль. А потом опять становилась капризной, как тиран, ревновала к каждой моей мысли, к каждому движению сердца…
Казимир Ну, а потом?
Бронка Опекун после смерти жены взял ее из пансиона, и она стала совершенно свободной, полной госпожой и своей воли и своего состояния, — она была вполне предоставлена своей меланхолии, может быть, и скуке… Вот, Казя, была бы для тебя подходящая жена!
Казимир Гм… Но ты еще ничего не сказала о перемене, которая вдруг произошла с ней.
Бронка Вот видишь, видишь, какая я бестолковая. Ничего не могу рассказать толком до конца. (Задумалась.) Ну, так вот, несмотря на все свои капризы, на все сумасбродные неожиданные выходки, она была страшно веселая и всегда у нас хороводила. Все и всех умела она поднять на смех, вышутить. А теперь… не знаю, не могу ясно представить себе, а только чувствую, что… вот видишь ли, Казя, мне стыдно признаться в этом, но она — она стала какая-то чужая мне… Не чувствую я себя с нею такой свободной, как бывало раньше, и какой-то у меня смутный страх к ней, и… какая она красивая! Она, правда, очень красивая? Скажи, правда?
Казимир Не знаю, я еще не обратил на нее внимания.
Бронка Да ты слепой, что ли? Нет, ты и в самом деле перестал быть мужчиной!
Казимир Может быть… может быть, ты и права. Но теперь твоя гостья начинает меня интересовать. Так чем же объяснишь такую перемену? Разбитым сердцем? Обманутой любовью?
Бронка Любовью? Это у нее-то? О, нет, мой Казя!
Казимир Почему это ты говоришь так уверенно?
Бронка Да потому, что я знала многих молодых людей, которые ухаживали за ней, и я знаю, что она только играла ими. Единственный человек, которым она действительно интересовалась, был Тадеуш. Но что-то оттолкнуло их друг от друга…
Казимир Так и Тадеуш знал ее?
Бронка Да, знал, еще прежде чем со мною познакомился.
Казимир И они не влюбились друг в друга?
Бронка отступает, точно ее чем-то неприятно поразило Что же, — ты думаешь, я стала бы так горячо, так сердечно приглашать ее к нам в гости, если бы не была вполне уверена, что они совершенно равнодушны друг к другу?
Казимир Да, конечно, правда, или, вернее, может быть, правда. Я не так глубоко знаю женское сердце.
Бронка Боюсь я только, не сделала ли я неприятности Тадеушу, что позвала ее к нам без его ведома, так вдруг, неожиданно… Может быть, он предпочел бы провести несколько дней после возвращения только с нами одними. Для меня она — сестра, я так люблю ее… Но для Тадеуша она чужая…
Бронка с радостным криком Приехал Тадек… Тадек приехал! О, наконец-то!
Второе явление
Казимир садится, смотрит ей вслед с невыразимой грустью, крутит взволнованно усы, бросает полено в камин, ходит взад и вперед по комнате, берется за голову, говорит шепотом. Да, да… Поздно… поздно…
Садится, закуривает папиросу. Задумчив, апатичен. Из передней слышен голос Бронки. «Дорогой мой Тадек… Тадек мой!» Казимир сильно вздрагивает. Голос Тадеуша: «Ах как я по тебе соскучился!»
Лицо Казимира поддергивается болезненной усмешкой.
Третье явление
Бронка Сюда, сюда, милый… Как ты промерз! Сюда — к камину… Согрейся!
Тадеуш Да мне вовсе не холодно, детка! (Здоровается с Казимиром.) Ну, Казя милый, хорошо ли стерег дом? Не вскружил еще Бронке голову своей метафизикой и искусством?
Казимир Где там?.. Больше всего старался подготовить Бронку к мысли, что совсем не уеду от вас.
Тадеуш А что, хорошо тебе здесь?
Бронка Пойдем же, Тадя, к камину… Пойдем — ты весь промерз!
Тадеуш Очень тебе благодарен за твой камин, только вот что — очень я на этом морозе проголодался… Хорошо бы поесть!
Бронка Ах, отлично, милый, сию минуту. (Убегает.)
Четвертое явление
Тадеуш веселый, счастливый А что, Казя, ведь я нашел счастье и покой. Никогда не смел я и мечтать о таком рае! Перед тем, как я узнал Бронку, мне казалось, что у меня нет уже сил к жизни, сердце очерствело, точно камень, изболела вся душа. И эта страшная тоска, наша общая, семейная тоска уже охватила меня, точно какой-то тяжелый кошмар.
Казимир Да, знаю, знаю, в каком ты тогда был страшном, безнадежном состоянии. С тревогой читал я каждое твое письмо, я боялся прочесть в нем: «Прощай, дорогой брат, я ухожу от смертельной скуки в лоно вечности». Я даже собственно не боялся, потому что смерть — единственное спасение от скуки. Но все-таки невесело получить такое письмо от брата… Вдруг… Но объясни мне, каким образом ты, которого я всегда знал таким сильным, всеми любимым юношей, полным жизни и силы, — каким образом тебя вдруг захватило такое отчаянное настроение? Ну, про себя я не говорю, я не удивляюсь, я с детства был кисляем и увальнем, но ты-то, — ты?…