— Да, да! — перебил Сайлас Ашер. — Это было в то время, когда он предпринимал в провинции разные театральные спекуляции, которые оказывались неудачными, и эти-то спекуляции поглотили большую часть приданого Мэри Кимберли. Наконец, он купил и перестроил «Сирингу», и для этого, доктор, присвоил себе шесть тысяч фунтов стерлингов из городского капитала.

— Это невозможно, мистер Ашер! Если не при его жизни, то после смерти это непременно обнаружилось бы.

— Именно так и случилось, — возразил сыщик. — Мистер Тотердель узнал это, хотя и не понял настоящего значения своего открытия. Когда муниципальный совет по настоянию Тотерделя решил употребить на постройку театра сумму, отданную под залог железнодорожных зданий, Фоксборо понял, что его обман неизбежно откроется. Тогда он обратился к Кодемору, к которому и прежде прибегал, так как денег, взятых из городской кассы, оказалось недостаточно для содержания «Сиринги». Ростовщик нашел с помощью портного Стертона необходимую Фоксборо сумму, и если бы не мистер Тотердель, то, я думаю, никто не узнал бы об этой проделке с городскими деньгами. Тотердель выяснил, что эти деньги совсем не отдавались под залог, хотя проценты аккуратно записывались на счет.

— Чрезвычайно странно! — заметил доктор Ингльби. — Не могу понять, почему я никогда об этом не слышал!

— Ничего странного, — возразил сыщик, — мистер Тотердель и сейчас не понимает всей важности этого обстоятельства — где же ему было говорить об этом? Итак, мы дошли до открытия бомборского театра, когда виновник бенберийского убийства впервые появился на сцене. Зачем Кодемор приезжал сюда, я, право, не знаю.

— Боже мой! Вы хотите сказать, что ростовщик убил бедного Фосдайка, то есть Фоксборо? — воскликнул доктор Ингльби.

— Именно! — совершенно спокойно ответил сыщик. — Эти господа, вероятно, слышали о нем, по крайней мере, мистер Морант. Как я говорил, я не могу понять, зачем он приехал на это торжество; знаю только, что тут он впервые узнал, что Джон Фосдайк и Джеймс Фоксборо — одно и то же лицо. Само собой, такой человек, как Кодемор, попытался извлечь выгоду из этого открытия. То, что он написал письмо, заставившее мистера Фосдайка приехать в Бомборо, — я могу доказать. Мистер Морант может опознать его почерк, у меня есть и другие свидетели. Теперь, господа, вообразите, что означало это письмо для умершего. Он, разумеется, узнал почерк, а увидев подпись «Джеймс Фоксборо», понял, что тайна его открыта. Он отправился в Бенбери — узнать, какие условия предложит ему человек, владевший его тайной. Он был хорошо знаком с Кодемором и, без сомнения, приготовился к непомерным требованиям ростовщика. Что попросил Кодемор, мы, верно, никогда не узнаем — ясно только, что Фоксборо на его условия не согласился. Судя по всему, Кодемор не собирался убивать Фоксборо — он хотел лишь получить какую-то выгоду из сложившихся обстоятельств. Теперь, господа, я буду вам очень обязан, если вы сможете сказать мне, чего требовал Кодемор от Фоксборо.

— Мы знаем только, — ответил Филипп Сомс, — что после этого убийства Кодемор выказал большое желание прибрать к рукам «Сирингу». Он сообщил миссис Фоксборо, что подает закладную к взысканию, очевидно, рассчитывая, что она не найдет шести тысяч для уплаты долга.

Сыщик задумался на несколько минут, а потом сказал Сомсу:

— Я не думаю, что это могло быть причиной убийства. Не ссорился ли Кодемор с миссис Фоксборо?

— Миссис Фоксборо находит, что он поступает с ней очень дурно, заявляя о своих правах на «Сирингу», — ответил Морант. — Она не хочет иметь с ним никаких дел, говорит, что если она не найдет денег, то отдаст «Сирингу» Кодемору.

Ни Сомс, ни Морант не подозревали о безумной страсти ростовщика к Нид.

— Нет, — сказал мистер Ашер, — это результат, а не причина убийства. Владея тайной Фоксборо, он мог сделаться компаньоном в «Сиринге» на тех условиях, на каких бы захотел. Ну, господа, эта загадка, вероятно, разрешится только в суде. Пока мы выяснили вот что: Кодемор на открытии бомборского театра узнал, что Джон Фосдайк и Джеймс Фоксборо — одно и то же лицо. Подозревал ли он это прежде, я не знаю, да это и не имеет значения. Воспользовавшись своим открытием, он пригласил Фоксборо отужинать с ним в Бенбери. Мы не знаем, чего он потребовал в обмен на свое молчание, но в гостинице они поссорились. Случайно или намеренно Кодемор убил своего собеседника, потом отнес в смежную комнату, снял с него фрак и положил так, как он и был найден.

— Но не думаете ли вы, — сказал Сомс, — что Фосдайк мог дойти до помешательства, узнав, что его тайна — в руках такого человека, как Кодемор, и наложить на себя руки?

— Это возможно, сэр, но доктор Ингльби скажет вам, что, судя по форме раны, она не могла быть нанесена им самим. Во-вторых, если Кодемор не виновен, почему он не явился рассказать всю историю? Наконец, в-третьих, куда мог подеваться ключ от двери, если она не была заперта снаружи?

— Ключ могли выбросить из окна, — сказал Герберт.

— Право, мистер Морант, это оскорбительное замечание. Неужели вы предполагаете, что я не обыскал всю местность под окном на таком расстоянии, на которое человек мог бросить ключ? Нет, я не пренебрег этим. А теперь, господа, я должен проститься с вами, иначе я опоздаю на поезд.

— Еще одно слово, мистер Ашер, — сказал Сомс. — Я полагаю, что миссис Фоксборо не стоит опасаться Кодемора?

— Совершенно не стоит. Кодемор будет в тюрьме завтра утром. Еще раз прощайте.

XXXVII. Арест Кодемора

Возвращаясь домой из «Сиринги» после окончательного отказа миссис Фоксборо, Кодемор наконец догадался, что за ним следят. Место старика Нибса на время занял менее опытный полицейский, и ростовщик, выйдя из «Сиринги», невольно обратил внимание на бедно одетого молодого человека. Проходя по Портлендской улице, он свернул в переулок, который вел на площадь, а потом вдруг вспомнил, что ему нужно сделать покупку, и повернул назад. Тут он едва не столкнулся с молодым человеком, которого уже приметил по выходе из «Сиринги», и в то же мгновение заподозрил неладное. Кодемор понимал, что если он находится под надзором полицейских, то им известно, где он живет, и всякая попытка избежать слежки окажется напрасной. Кроме того, ростовщику необходимо было вернуться домой, чтобы захватить тысячу фунтов. Выглянув из окна своей лавки, он увидел, что бедно одетый юноша задумчиво прохаживается по улице.

Кодемор решил пообедать, а потом направился в театр. Бедно одетого молодого человека он больше не видел, но был уверен, что за ним подсматривает кто-нибудь другой. Завтра он убежит. Ночью соберется, а утром исчезнет из Лондона. После театра Кодемор преспокойно поехал домой готовиться к побегу. Эти приготовления состояли в том, что он сжег письма и бумаги, уложил нужные вещи в ручной чемодан, вынул пальто и плед, а из ящика письменного стола достал туго набитый бумажник. После этого ростовщик разделся и лег спать.

Куда бежать? Кодемор еще не решил окончательно, но предполагал направиться в Шотландию. Он думал, что ему нетрудно будет обмануть полицию. Когда он возьмет билет и займет место с таким ничтожным багажом, полиция, конечно, догадается, что он хочет сбежать, а он сядет во второй класс в последнюю минуту и выйдет на первой станции. Для этого он намеревался взять два билета: один первого класса в Эдинбург, другой второго до первой станции от Лондона. Идея была замысловатая, однако Кодемору не удалось привести ее в исполнение. Гроза всех преступников мистер Ашер наметил его своей жертвой.

Вернувшись в Лондон и узнав от своих подчиненных, что Кодемор дома, сыщик — с тем уважением к своим жертвам, которое всегда отличало его поступки, — решил подарить ростовщику еще одну спокойную ночь. Попросив своего коллегу, констебля Брукса, зайти к нему в восемь утра, Сайлас Ашер отправился домой и лег спать.

В назначенное время мистер Ашер был уже одет. Увидев из окна приближающегося констебля, сыщик сошел с лестницы. Ему были известны заведенные в доме Кодемора порядки. Женщина, убиравшая комнаты, приходила в восемь часов, конторский мальчик, или третий клерк, как он любил называть себя, в девять, а другие два клерка в десять. Когда явился мистер Ашер, служанка подметала лестницу, дверь была отворена.