Уверенным движением убийца попытался отнять у нее книгу и косяк. Книгой овладеть удалось, а пионерку Эммануэль, несмотря на упадок духа, не отдала.

- Идем, я доведу твою милость до опочивальни, - предложил Серафим. Здесь тебе лучше не оставаться. Сон укрепит твои силы.

- Мои силы уже не укрепит сам дьявол.

Да, у Эммануэль аж глаза почернели, нехило ее застращал Василий Бляха.

- Проспишься - хандру как рукой снимет, - возразил Серафим. - Давай, поканали, в люльку, мать. То ли еще с нами ни бывало.

- Погоди-к... - Она смерила убийцу почерневшим взглядом. - А ты кто, ваще?

- Я?!

- Ты, ты, блин. Чё те надо?

- Сама ж позвала. Я - Серафим.

- А, Серафим! Серафимушка, - признала Эммануэль, сделав умное лицо. - Как делишки, сынок?

- Тьфу-тьфу-тьфу.

- Слыхал, что тебя шмонает Лысый?

- Слыхал, слыхал.

- Совсем порядочность потерял Василий Исидорыч.

- Я уже понял.

- Жениться ему пора, ведь скотеет, падла, на глазах. Смотри, че наделал! - Она показала на Антуана. - Куда ж это годится? Как думаешь: помер али нет?

- Пацан? - Серафим тоже уставился на огромное блюдо.

- Ну.

Без всякой надежды нащупав пульс на руке пострадавшего любовника, Серафим с удивлением ответил:

- Нет, живой.

- Ништяк! - Эммануэль чуть оживилась. - Хоть одна хорошая новость.

- Да... - протянул Серафим, вернув руку Антуана на блюдо. - Говорил тебе, не шейся с блатарями, мальчик.

- Чё ты там бакланишь? - встревожилась Эммануэль.

- Тебе полегче? - не ответив, спросил Серафим.

- Да мне по фиг.

- Что я могу для тебя сделать?

- Все, что ты мог для меня сделать, ты сделал. - К Эммануэль стал неожиданно возвращаться человеческий облик. - Теперь прими от меня большое человеческое спасибо, как выражается твой Бляха, и позволь мне тоже для тебя кой-че сделать.

- Как это понимать?

- Как хочешь, так и понимай.

- Кажется, мать, ты созрела для того, чтобы заказать Лысого, - понял убийца.

Эммануэль воздержалась от конкретного ответа.

- Или будешь ждать, когда тебе приготовят второе ухо? - пригрозил убийца.

- Ик-ик-ик-ик! - прорвало хозяйку. - Мать твою, ик-ик! Лучше не напоминай мне о пельменях, чтоб тебе!

- О'кей. Но я хочу предостеречь: Лысый одним подарком не ограничивается, я этого подонка не первый день знаю. Сначала он угощает пельменями, потом заставляет курить ногти. А ногти -- это тебе не парево, особо не забалдеешь. Так что остановись на одном ухе, мать, и...

- Ик-ик-ик! Созрела, созрела, черт с тобой! - сдалась Эммануэль. - Только завянь, голубчик, я же просила: ни слова про пельмени. Ик-ик!

Серафим почувствовал, что совсем близок к цели и вот-вот получит Лысого в качестве клиента. У Эммануэль появились все причины заказать неприступного и зарвавшегося авторитета.

- Я всегда говорил: нет худа без добра, - удовлетворенно заметил Серафим. - Итак, переходим в наступление.

- Черт бы вас всех побрал, - удрученно проворчала мисс Каннибал. - Как ваще в этой говеной стране работать? Я ж приехала сюда ради наживы, а не ради каких-то гнилых разборок. Во что меня впутали? - Ее причитания носили риторический характер и к сути дела отношения не имели. - Ик! Ик! Мое дело -- кухня, меню, мясорубки. Куда я влипла?

- Нажива - это дьявольски хорошо, - наседал бесцеремонный убийца. - Кухня – да, прекрасно. Мясорубки – чертовски великолепно. Но кроме высоких материй, мамаша, иногда приходится уделять внимание мелким говенным делишкам, проводить, так сказать, дезинфекцию.

- Ик-ик-ик! - перебила хозяйка дворца.

- Да выбрось, на фиг, свое парево, мать, в момент икать расхочешь!

Убийце наконец удалось отнять у осоловевшей бабы пионерку и затушить ее в пепельнице. Результат не заставил себя ждать. Секунд десять Эммануэль неподвижно смотрела в одну точку, как бы не веря в то, что икота ее отпустила, а потом резко и моложаво зашевелилась.

- Реально перестала, - поняла она. - Не наколол, гаврик! Так че мы ботали? Чё Лысый?

- Прикинь, как четко можно оттопыриться, если Лысый будет страдать и ломаться, как это делаешь сейчас ты, - предложил Серафим.

- Даже очень можно оттопыриться, - согласилась преступница.

- Херово тебе было рубать пельмень, мать?

- Ой, херово, не говори! Я ж вегетарианка, а он, паразит, мне…

- Так устроим ему такой же прикол! – вдохновенно перебил Серафим.

- Прикол, говоришь?

- Ты мне заказываешь засранца - я его голыми руками размазываю по твоей тарелке, - объяснил увлеченный убийца. - И нет проблем.

- По тарелке, говоришь?

- Да по чему твоя душа пожелает! Я ж, мать твою, все могу сварганить - обпердишься от удовольствия, это я гарантирую!

- А на хера? - Эммануэль недоуменно моргнула заметно побелевшими фарами. - По тарелке-то на хера? Как я оттопырюсь, если он будет лежать паштетом на тарелке? Не сможет ведь он и пельмени рубать, и паштетом прикидываться? - резонно заметила мисс Каннибал.

- Какие пельмени? - не понял Серафим.

- Как это какие пельмени? - Она машинально уставилась на правое ухо Серафима. - Лысый должен повыламываться на моих глазах али нет?

- Должен, - согласился Серафим и все же ради перестраховки повернулся к собеседнице другим боком.

- А то как я еще оттопырюсь? - Эммануэль лишь переключила свое внимание с правого уха убийцы на левое. - Пусть жрет пельмени, а потом можно и по тарелке голыми руками...

- Э, ты чё задумала, мать? - Серафим не на шутку забеспокоился насчет собственных ушей.

- Пусть хавает пельмени Мисс края, - упрямо заявила заказчица, самые классные пельмени Отвязного.

- Но это... исключено.

- Причины?! - она строго наморщила чело.

- Я же с ней трахаюсь! Маша Типовашеева - моя баба!

- А мне до фени. Я заказчик - ты дурак. Чё хочу - то сварганишь.

- Да ты двинулась, мать!

- Не я двинулась - обстоятельства. Ты чё, думаешь, я всю жизнь мечтала окончить дни черной калошей?

- При чем это?

- Да при том, что ка бы не обстоятельства, была бы я ща белее снега – чище облака, понял?

- Вряд ли.

– А не врубаешьстя, так тащи сюда пельмени Маньки, вместе зарубаем. Я уж чё-та во вкус вошла. – Эммунуэль погладила живот. – Опять кушать охота… Не обессудь, Серафим, так уж сложились обстоятельства.

Серафим не находил слов. Затевая этот базар, убийца не предполагал, к каким осложнениям на уши он может привести.

- Чё рыло воротишь? - Эммануэль, казалось, была в восторге от своей идеи. - Коли впадлу – канай отсюда. У меня киллеров - выше крышы, конкуренции до вони, и никто рыло не воротит: чё закажу, то принесут. Не понимаю, те-то чё? Я ж не гасить ее прошу, ну эту ляльку твою, черт бы вас побрал. Всего одну пельмень хочу. Чё жмешься? Не понимаю.

- Я с ней трахаюсь, - повторил киллер.

- И я не без греха, тоже не дура потрахаться. - Эммануэль показала на одноухого любовника. - Знаешь, мне уже по фиг, сколько у него ушей, - главное, чтоб торчало. Не права, что ль, я?

- Ты вечно права, мать, но я чё-то не въезжаю… - Серафим был сам не свой.

- Короче, - помогла Эммануэль, - дундель не ломай, тащи мне пельмень, да и хрен с ней. Те чё главное, чтоб лежало или чтоб торчало? Слушай сюда: в ляльке главное, чтоб лежало, а все, что у нее торчит, - на хер... - Ее ладонь как нож распилила воздух, Эммануэль стала заговариваться. – Это я тебе как женщина говорю. От Маньки не убудет.

- Слышь, мать, давай-ка придумаем что-нибудь постебовее, - предложил Серафим, лишь бы выпутаться из двусмысленной ситуации.

- Чё уж стебовее? Лысый жрет пельмени мисс края! - Эммануэль повеселела на глазах. - Я оттопыриваюсь, го-го-го-го! Чем не феня? Не остроумно, что ль?

- О, это очень даже феня, возможно, даже самая остроумная из всех, что приходили к тебе в голову, но все же давай не зацикливаться. Хочешь застращать Лысого - продерни мудака за больное место.

- Хочу, - кивнула Эммануэль, вынимая очередную сигарету. – Ну, и чё дальше?