Изменить стиль страницы

— Хорошо, хорошо, сэр, — послышался в ответ смущенный женский голос. — Вас спрашивает… — Женщина замолчала, и тут же раздался хриплый мужской голос с каким-то сухим шелестом, как будто рвалась гнилая парусина.

— Уэйн? Это я, Ганс Вицлеб. Я хочу знать, почему, черт бы вас побрал, вы не сообщили мне, что все наши мероприятия по безопасности одобрены местными властями?

— Прошу меня извинить, но согласие местных властей я получил всего несколько минут назад, — ответил Уэйн, буквально съежившись перед аппаратом. Да, он был женат на падчерице владельца фирмы. Но это ничуть не мешало одному из руководителей фирмы относиться к нему с нескрываемым презрением. — Оно у меня. Я сейчас пришлю его вам.

— Не трудитесь. Я сам зайду. Скажите, неужели вы не понимаете, что у нас осталось меньше четырнадцати часов? Интересно, кто-нибудь выполняет приказы в этой проклятой стране? Я сейчас приду.

— Да, да, пожалуйста, — пробормотал Уэйн не то в аппарат, не то себе под нос, а потом взглянул на Билла. — Так о чем я говорил? Да… Я не звонил Мэри по телефону и могу доказать вам это. Могу, могу, старина, но только не сейчас может быть, вы зайдете ко мне вечерком в мой коттедж в Ситоллере? Я полагаю, вы остановились в Фелклифе? Я пришлю за вами машину. Восемь часов вас устроит? В таком случае, в половине девятого мы увидимся. — Он протянул руку и попытался улыбнуться. — И уверяю вас, Билл, что я не звонил Мэри… — Дверь кабинета с силой распахнулась, и улыбка стерлась с его лица.

— У вас посетитель! — Ганс Вицлеб остановился на пороге и уставился на них сквозь толстые стекла очков без оправы. На нем были кожаные шорты, кожаная куртка, в руке трость-табурет. Билл повернулся и посмотрел на Вицлеба с чисто профессиональным любопытством. Этот человек был частью страшного прошлого, но внешне выглядел комически — карикатура на прусского унтер-офицера в штатском или маленького государственного чиновника в костюме для загородной прогулки. Его короткие ноги были покрыты рыжими волосами, грудной клетке было тесно в куртке, а лысая голова походила на яйцо.

Да, Вицлеб, пожалуй, выглядел комично, однако его биография не давала ни малейшего повода для шуток: уже в двадцатипятилетнем возрасте Вицлеб — проектировщик трех первоклассных автострад в Баварии, в тридцать лет — правительственный инспектор всего гражданского строительства а Германии, в 1943–1945 годах — главный инженер «Организации К», подчинявшийся непосредственно Альберту Шпееру и Вилли Френцелю, частый посетитель бункера Гитлера в Берлине вплоть до того, как Советская Армия окружила город, один из последних, кто видел Гитлера живым.

— Мистер Ирвин уже уходит. Значит, встретимся после восьми, Билл…

Билл направился было к двери, но Вицлеб поднял руку.

— Ein момент, bitte! Вы сказали — мистер Ирки? Мистер Уильям Ирвин? — Вицлеб сверкнул очками в направлении Билла и одобрительно кивнул, словно только что обнаружил какой-то интересный и, возможно, ценный экспонат, который ему необходимо внимательно осмотреть. — Мистер Ирвин, прошу вас уделить мне несколько минут после того, как я закончу свое дело здесь. Мне кажется, нам нужно переговорить…

— Пожалуйста, только не знаю, чем могу… — Билл поморщился, когда Вицлеб крепко пожал ему руку. «Сколько смертных приговоров подпиши эта рука? — мысленно спросил он себя. — Сколько людей отправились в небытие по кивку этой яйцевидной головы?»

— Поверьте, мистер Ирвин, нам обязательно нужно поговорить. А сейчас прошу меня извинить. — Он кивнул Биллу и промаршировал — только так и было возможно назвать его походку — к столу, на котором Уэйн разворачивал схему.

— Мистер Уэйн, позвольте мне ознакомиться с теми мерами безопасности, которые вы наметите осуществить сегодня вечером. — Обращение «мистер» было явно необычным проявлением вежливости, которой Аллан Уэйн был обязан присутствию Билла. — Надеюсь, вы тщательно все продумали, ведь нам следует рассчитывать на большое количество зрителей, которые заходят полюбоваться забавой… Нет, нет, не пытайтесь объяснять все это МНЕ, — прервал он Уэйна, когда тот попытался заговорить. — Если уж я не сразу пойму суть ваших мер, эти идиоты из полиции и за сто лет не разберутся… Так, следовательно, заграждение из колючей проволоки высотой в четыре фута подходит вот здесь, с вершины горы к главным, а потом к боковым воротам и до самого пляжа. Хорошо! — Вицлеб вынул карандаш и принялся водить им по нанесенной на карте линии крестиков. — Ворота и пункты взрывов охраняются местной полицией. Полагаю, что все эти посты соединены телефонами на тот случай, если какой-нибудь любопытный идиот попытается перебраться через проволоку?

— Разумеется. Кроме того, полицейские с собаками будут патрулировать вдоль заграждения. Мощные юпитеры установлены у главных ворот, и, насколько мне известно, будет включено освещение гостиницы. Лично я полагаю, что это ненужная роскошь, но если сэр Норман считает…

— Вы находите, что это ненужная роскошь, мистер Уэйн? Серьезно? — Вицлеб постучал карандашом по столу. — Возможно, вы и правы, но мы должны считаться с желаниями нашего хозяина. В конце концов, я всего лишь инженер-строитель, получающий жалованье за выполнение распоряжений, а вы… — Он было умолк, нахмурясь, взглянул на Уэйна, а затем продолжал: — А вы зять хозяина, о чем я совсем забыл. Ну, так что же мы имеем? Проволочное ограждение, посты у ворот и в местах взрывов, патрули с собаками и громкоговорители для оповещения и предупреждения толпы. Пожалуй, этого достаточно, но остается один пункт, который меня беспокоит, — нижняя часть склона, вот здесь. Вы не договорились о патрулировании этого участка?

— Нет, мне показалось это излишним. Я разговаривал с начальником полиции. Больше людей он нам выделить не может, а если какой-нибудь сумасшедший попытается вскарабкаться тут на гору, то этим он благословит нас отправить его к праотцам и избавить общество от опасного лунатика.

— Что? — Немец нахмурился, а затем на его лице появилась гримаса, которую человек с богатым воображением мог бы назвать улыбкой. — Это, должно быть, шутка? Тот самый знаменитый британский юмор, который мы, иностранцы, как предполагается, не в состоянии понимать и ценить… Ну, что ж, хорошо. В таком случае все в порядке. Сделайте нужное количество копий схемы и поскорее пришлите мне. — Вицлеб отвернулся от Уэйна с таким видом, словно тот внезапно перестал для него существовать. — Я свободен, мистер Ирвин. Не будете ли вы любезны, пройти со мной?

Из окна кабинета Вицлеба Фелклиф походил на игрушечный городок, выстроенный детьми на полу, а затем брошенный ими. Большая часть торгового центра была уже снесена, кое-где, словно после бомбежки, торчали куски стен, на месте рыбного порта был пустой коричнево-серый прямоугольник, по которому беспрерывно сновали машины. Ветер доносил стук пневматических молотков и глухие удары стальных шаров. На глазах у Билла рухнул и развалился большой дом.

— Wunderschon! Очень красиво, не правда ли, мистер Ирвин? Я всегда находил что-то чудесное в картине разрушения. — Глаза Вицлеба за толстыми стеклами сверкнули. — Но тут, собственно, и смотреть нечего. Вот в Берлине в конце 1944 года на всем пути от Тиргартена до Александер-платца не было ничего, кроме руин и строительного мусора. Здесь — иное дело. Мы сносим, чтобы построить вновь. — Вицлеб говорил на хорошем английском языке, но временами умолкал в поисках нужного слова. — Мы уничтожаем здесь старое и дряхлое, чтобы возвести на этом месте строения из стали и бетона, которые будут существовать в веках, так же как пирамиды. Там, где до сих пор причаливали рыбачьи баркасы, поднимется нефтеочистительный завод, на котором будут трудиться десять тысяч рабочих. На северной стороне, вместо вон той горы, будут причалы, где смогут швартоваться танкеры водоизмещением свыше тридцати тысяч тонн. Вас это не волнует, мистер Ирвин?

— Нет, почему же, волнует. — Билл внимательно присматривался к собеседнику. Он пробыл с Вицлебом уже минут пять, но тот даже не заикнулся, о чем он хотел переговорить с ним. Вицлеб подвел его к окну и принялся рассказывать о ведущихся работах, словно разговаривал с приятелем или возможным клиентом, которого хотел подавить могуществом представляемой им фирмы. — А вот то здание будет взорвано сегодня вечером. — Билл взглянул в сторону реки. За ней на горе возвышался отель «Ройял». Казалось, его невозможно уничтожить — огромный замок в готическом стиле, с башнями, башенками и контрфорсами — последний оплот обороны от чужеземных захватчиков. — Будет взорвана вся та часть горы. Делается это, как вам сказать… из-за крайней необходимости. В обычных условиях мы сносим здания, не спеша, демонтируя то, что еще может быть использовано, но сейчас у нас нет времени. Американская метеорологическая служба предупредила, что в начале декабря может наступить похолодание, и нам приходится спешить. Вам, вероятно, известно, что цемент плохо твердеет при низкой температуре, и нам обязательно нужно успеть возвести первые железобетонные опоры до наступления морозов. Времени на снос здания обычными методами нет, и мы вынуждены взорвать его.