Париж, 7 июня 1944

Вечером прогуливался с президентом. На бульваре Адмирала Брюи тяжелые танки ждали отправки на фронт. Молодые ребята сидели на стальных колоссах в том настроении предвечерней меланхолически окрашенной веселости, что мне так знакома. Она излучала близость смерти, готовность погибнуть смертью храбрых в огненном котле.

Смотрел, как отъезжали машины, как они теряли свою тяжеловесность и становились и проще и осмысленней, напоминая щит и копье, на которые опирается гоплит. И как ребята сидели на танках друг подле друга — ели и пили, словно на брачной трапезе или на пиршестве духа.

Париж, 8 июня 1944

Посреди застолья Флоранс удалилась на телефонный разговор и, вернувшись, сказала:

— La Bourse reprend. On ne joue pas la paix.[280] У денег, по-видимому, тончайшие щупальца, и банкиры судят о ситуации тщательней, точнее, осторожней, чем генералы.

После полудня меня навестил д-р Краус, баллистик. Разговор о брате Физикусе и его работе по исследованию цепей и простых чисел, потом о Келларисе, который все еще в тюрьме, но для которого скоро пробьет час свободы, как и для тысяч его товарищей по несчастью.

Потом о так называемом новом оружии и его испытании. Краус рассказал, что недавно на датский остров Борнхольм по непредусмотренной траектории приземлился снаряд, к тому же неразорвавшийся. Англичане уже вечером его сфотографировали. Изучив его электромагнитное поле, они незамедлительно соорудили на юге своей страны электростанцию с мощной противодействующей силой.

Из разговоров об этом оружии можно, собственно, извлечь ту науку, что уничтожение представляет собой силу, полярную эросу. Обоим свойственна некая общность — как положительному и отрицательному заряду. И шепоток вокруг этого такой же, какой окружает эротическую пикантность: говорить о таких вещах не принято, но в то же время Кньеболо надеется, что тщательно питаемые им слухи свое действие окажут. Во всем этом проявляется крайний нигилизм, напоминающий запахи из хижины живодера.

Париж, 11 июня 1944

Повторил прогулку из Сен-Клу в Версаль маршрутом императрицы. Снова принимал солнечные ванны на небольшой поляне между кустами каштанов. Во время прогулок каждый раз думаю: эта может оказаться последней.

Визит к Хуссеру, в чьей квартире на улице Сен-Пласид хочу спрятать документы, может быть, на несколько дней спрятаться и самому. Это — левый из моих опорных пунктов в Латинском квартале. В центре располагается докторесса, а антиквар Морен занимает позицию справа. Благоприобретенные друзья — дороже золота.

Сокращаю багаж до минимума, Кньеболо и его банда предрекают скорую победу, подобно тому как это делал глава перекрещенцев. Вот те фигуры, за которыми устремляется чернь. До чего же всемогущим стал охлос!

Париж, 17 июня 1944

Вчера и позавчера снова страдал от удушья. Странное сжатие диафрагмы, избавился от него только сегодня ночью. Был ли это симптом опасности, посетивший лично меня или и других тоже? Но я почувствовал, что преодолел его.

Военное командование сообщает, что «орудие возмездия» открыло огонь. Одновременно пропаганда пытается распространить во французских учреждениях слухи, будто целые районы Лондона превращены в развалины. Среди черни растет что-то похожее на праздничное ликование. Летучие бомбы, от детонации излучающие яркий свет, — один из последних блуждающих огоньков в болоте уничтожения. Если бы они обладали силой оружия, а не только пропагандистской ценностью, их применили бы уже при высадке авангарда. Но единственная реальность здесь — желание превратить живой мир в пустыню и осуществить в нем господство смерти. Кто нынче сомневается в «возмездии» и «уничтожении», тот святотатствует.

Утром в мою комнату вошел лейтенант фон Тротт Сольцский, командир роты индийского полка; после той роковой ночи в Юберлингене я видел его впервые. И на этот раз мы встретились с ним перед великими событиями. Разговор о ситуации, в частности о генерале Зейдлице, а также о том, каким образом пруссаки попались на удочку партии.

Париж, 22 июня 1944

Днем у Флоранс. У нее Геллер, прибывший из Берлина на поезде, обстрелянном бортовыми орудиями. Он рассказал, что Мерлин сразу же после высадки срочно запросил у посольства документы и уже бежал в Германию. Удивительно, до какой же степени люди, хладнокровно требующие миллионных жертв, дорожат своей собственной жалкой жизнью. Здесь должна быть какая-то связь.

Вечером город бомбили, и осколки сыпались во двор «Мажестик». Во время бомбардировки были уничтожены огромные запасы бензина и нефти, огненное облако которых, подобно пинии Плиния Младшего, поднимаясь от узкого ствола, затемняло небосвод. Мощный бомбардировщик рухнул вблизи Восточного вокзала.

Для словосочетания «звено цепи» во французском языке есть отдельное слово: chaînon. Наше южнонемецкое и устаревшее Schäkel одного с ним корня. Изготовитель цепей — le chaînetier, как у нас Kettler, сохранившийся в именах собственных.

Дом на углу рю Регар, напротив тюрьмы, расположенной на Шерш-Миди. Всякий раз, когда прохожу мимо нее, я вспоминаю фантастический город Перл, придуманный Кубином.

Париж, 24 июня 1944

Вечером у Шпейделя в Ла-Рош-Гюйоне. Из-за разрушенных мостов через Сену нам удалось попасть туда только окольными путями. Один раз мы вынуждены были выйти из машины, так как над нами кружили самолеты.

После ужина прогулка по парку. Шпейдель рассказывал нам подробности о своем посещении Кньеболо, которому он недавно делал доклад в Суассоне. Кньеболо состарился, сгорбился, во время беседы все более нервничает и вскакивает с места. На завтрак он проглотил огромную порцию риса, пил из трех ликерных рюмок лекарства разного цвета, тут же глотая и таблетки. Между пальцами у него был зажат целый букет цветных карандашей, ими он время от времени проводил линии на карте. Он высказал неудовольствие, что англичанам и американцам вообще удалось высадиться, но в подробности, как, например, воздушное преимущество противника, вникать не стал. О дальнейших событиях у него весьма смутные представления, и он, по-видимому, надеется, что и теперь повторится благоприятный поворот судьбы, не раз вызволявший его из отчаянного положения. В связи с этим он уже дважды ссылался на Семилетнюю войну. Он надеется также, что его противники впадут в разногласия и что им предстоят революционные перевороты. Осенью он обещает новое вооружение, в частности противотанковые орудия, и входит в rage du nombre,[281] говоря о «выбросе» индустрий. Жаловался он также и на эти исчадия ада — фланирующие бомбы, одна из которых, проделав совершенно хитроумную траекторию, приземлилась вблизи от ставки, чем и вызвала ее скоропалительный переезд.

О подробностях высадки я поговорил также с адмиралом Руге. Кажется, и в самом деле из-за «слишком высокой волны» не вышло ни одно немецкое сторожевое судно. Англичане высадились при отливе, когда все подводные помехи зримо лежали на песке. Сооружения, препятствующие отливу, были запланированы, но их постройка пока не осуществилась.

Полковник Темпельхоф рассказал о смерти генерала Маркса. Брат Маркса, лейтенант-полковник, осведомился о часе смерти, поскольку в тот же день в одиннадцать часов со стены упал портрет генерала. И действительно, без четверти одиннадцать тот был ранен и с первым ударом часов скончался.

На обратном пути наш шофер не справился с управлением, съехал с шоссе и на большой скорости угодил в куст ежевики, ветки которой приняли нас мягко, как стружки.

Чтение: Хендрик де Ман, «Après Coup». В этих мемуарах в самом начале изложено прекрасное правило, что «наводить всегда нужно чуть выше цели». Там я нашел также описание нашей встречи у Дидье.