B. Фалин:
— Впервые я встретился с ним в 1975 году. Горбачёв накоротке заглянул в посольство, когда по приглашению Германской компартии совершал поездку по Федеративной Республике. Разговор о разном. Мне понравились два момента — собеседник не корчил, что сплошь и рядом случалось с приезжими, утомлённого всезнанием жреца и не спешил отвергнуть тогдашние мои доводы, вызвавшие недовольство Центра, в пользу отмены традиционного приёма в посольстве по случаю Дня Победы.
Ф. Бурлацкий (общественный и политический деятель, работал в ЦК КПСС в отделе Ю.В. Андропова, редактировал «Литературную газету», был народным депутатом СССР):
— Первая моя встреча с Горбачёвым произошла, так сказать, заочно. И всё-таки я называю её встречей, поскольку получил сильное впечатление о человеке, о котором до этого не знал почти ничего. Он только что был избран секретарём ЦК КПСС, только ещё приехал из далёкой сельской провинции — из Ставрополья — и не успел обрести никакой репутации в Москве.
Но вот его направили руководителем делегации в Италию по случаю похорон Генерального секретаря компартии этой страны Энрико Берлингуэра — он умер 12 июня 1983 года. В речи у гроба покойного Горбачёв произнёс необычайные слова: «Дорогой Энрико, мы никогда не забудем твоих советов о необходимости демократизации нашей страны».
Эту фразу мне пересказал один из сопровождавших его помощников. Она не попала в нашу печать, но была опубликована в итальянской прессе. Мне это глубоко запало в душу. И когда Горбачёв стал Генеральным секретарём ЦК КПСС, для меня не было неожиданностью, что он прежде всего начал с программы демократизации. Он был глубоко убеждён, что политическая свобода раскрепостит людей и обеспечит активность общества, а затем — и современный уровень производства и жизни каждого человека. Правда, что он тогда понимал под развитием демократии, неясно. Во всяком случае не многопартийность и даже не легализацию оппозиции внутри КПСС. Скорее всего, что-то близкое к представлениям Хрущёва.
Предполагается, что первый контакт Горбачёва с масонством произошёл во время его отдыха в Италии, где тогда инициативно действовали подконтрольные ЦРУ масонские ложи, в частности, знаменитая ложа «Пропаганда-2», возглавляемая агентом ЦРУ Личо Джелли.
А. Черняев (запись в дневнике от 14 июня 1984 г.):
«12 июня 1983 года умер Берлингуэр. В соответствующем секторе Международного отдела сочинили казённый текст соболезнования и некролога. И это когда вся Италия потрясена — от фашистов до леваков. Все отдают дань восхищения этому человеку. Луньков (посол в Италии) со слов Коссутты шлёт шифрограммы: от того, как мы «отреагируем», будут зависеть надолго отношения КПСС — ИКП.
В результате аппаратных закулисных ходов втайне от Пономарёва, с участием Загладина и Александрова, удалось донести до «верха», что действовать надо неординарно.
И Горбачёва назначили ехать на похороны. Я встречал его в аэропорту по возвращении из Италии. Разговорились. Было видно, что на него произвели впечатление и открытость итальянцев — его принимали скопом, всё руководство ИКП, и двухмиллионная толпа на панихиде. «Такую партию нельзя бросать, — сказал мне М.С. — Надо с ней обращаться как подобает…» Добавил: «Порой много знаешь о чём-то. Но когда сам увидишь — совсем другое дело!»
Загладин, который с ним ездил, потом рассказал. Когда делегация КПСС шла сквозь толпу в ЦК, где стоял гроб, тысячи итальянцев скандировали: «Горбачёв! Горбачёв! Горбачёв! КПСС — ИКП! ИКП — КПСС!» Когда М.С. вместе с Пайетой случайно вышел на балкон здания ЦК (там предполагалось дать интервью для ТВ), толпа внизу взорвалась: «Вива, Горбачёв!» И это продолжалось все 10–15 минут, пока он был на балконе.
Приходил Арбатов. Говорит: Горбачёв сейчас самый популярный на Западе наш деятель. Газеты пишут о нём как о «кронпринце», как о самом интересном человеке с большим будущим. Сказал ему: «Значит, появилась надежда для России».
Потом стали известны подробности обсуждения на Политбюро итогов поездки Горбачёва в Италию. Черненко, по словам Загладина, «прислушался» к Горбачёву насчёт того, как надо вести себя с «этой великой партией». И, вопреки возражениям Пономарёва, настоял на том, чтобы ЦК КПСС поздравил ИКП с успехом на выборах в Европарламент. Иначе говоря, нам среди консультантов Международного отдела показалось, что наверху у нас появилась поддержка — точка зрения, близкая к горбачёвско-андроповской, отдаляющаяся от коминтерновской, полицейско-инструменталистской концепции.
Атмосфера менялась, становилась всё более «переходной»… к чему-то. На «теоретической даче» в Серебряном бору такой вот разговор: Александров, Загладин, Бовин, Блатов, Яковлев (он уже директор ИМЭМО АН СССР), Брутенц. Выпили. Языки развязались. Андрюха (Александров) называет Громыко опасным маразматиком. То и дело мелькает термин «двоекратия» (Громыко — Устинов). Лихо осуждают линию на жёсткость с США — работаем, мол, на переизбрание Рейгана. О Черненко — никакой почтительности. За столом тосты — только поминальные по Андропову».
На смотринах в Лондоне
Из дневника В.И. Воротникова:
«15 декабря 1984 г. Провожал делегацию Верховного Совета во главе с М.С. Горбачёвым в Англию. Доверительный разговор об обстановке в Политбюро, состоянии здоровья К.У. Черненко. Прогнозы на перспективу. Михаил Сергеевич приветлив, настроен оптимистично. Говорит о предстоящих встречах в Англии. Возможна беседа с М. Тэтчер.
29 декабря. ЦК КПСС. У М.С. Горбачёва. Обстоятельный разговор об итогах года, обстановке в стране, в Политбюро. Он возмущался консерватизмом, формализмом, рутиной. Говорил о своих планах: «У меня есть задумки» (какие — неизвестно). Долго, увлечённо рассказывал о поездке в Англию, встречах с М. Тэтчер. Впечатления отменные. Доволен откровенными и острыми беседами с М. Тэтчер. Отзывается о ней как об умном, прямолинейном политике. Сетовал на то, как нашему руководству нужны личные контакты с западными лидерами, но увы… (Я вспомнил о его беседе в Кремле с Ф. Миттераном.) Горбачёв подчёркивал, как он умело противостоял «натиску» М. Тэтчер, отстаивая социалистические идеалы. Было явно видно, что он «на старте», готов к бегу, стремится на пути к власти первым порвать «финишную ленту». Но нет сигнала «стартера»».
Р.М. Горбачёва:
— Помню реакцию на поездку Михаила Сергеевича в Англию в 84-м году во главе парламентской делегации. По разрешению К.У. Черненко я тогда тоже ездила с Михаилом Сергеевичем. Поездка делегации оказалась весьма интересной, содержательной и результативной. Освещалась в нашей печати, но особенно — в английской, американской прессе. Дома я услыхала: «Почему это вас там так расхваливали? Вы не думаете, что это всё означает? Чем это вы так привлекли Запад? Ну-ка, ну-ка, давайте-ка мы на вас посмотрим поближе…»
В. Казначеев:
— Сама же, будучи в Лондоне, однажды позавидовала бриллиантовым серьгам Маргарет Тэтчер и помчалась скорее покупать себе точно такие же.
В. Краскова (любитель-кремлевед из Минска, автор бесчисленного множества книг о нравах Кремля от седых времён до наших дней):
«Горбачёв и его супруга очень понравились тогдашнему премьер-министру Англии М. Тэтчер. На Западе были удивлены не только умом и молодостью (в сравнении с партийными «аксакалами» брежневского поколения) четы Горбачёвых. Прежде всего супруги оказались весьма богатыми людьми даже по западным меркам.
Поразительным было и не совсем уважительное отношение четы Горбачёвых к марксизму. Раиса Максимовна отказалась от посещения могилы Карла Маркса, запланированного программой визита, а М. Горбачёв во время посещения Британского музея заявил: «Если кому-то не нравится Маркс, это Британский музей виноват».
Журнал «Колумна» (Латвия, 1991 г., № 3): «Маргарет Тэтчер советует ей приобрести пару новых серёжек с бриллиантами и даёт адрес: Дом «Cartier» на Нью-Йорк стрит. Стоимость серёжек около 1780 долларов, оплата кредитной карточкой».