Изменить стиль страницы

Россия, лишь при Петре Великом ставшая полноправной участницей «европейского концерта», после побед Суворова оказалась в роли главной вершительницы судеб континента. К такому повороту ни Австрия, ни Англия не были готовы. Политики, еще недавно панически боявшиеся французских армий во главе с молодыми и талантливыми полководцами, решили, что опасность позади и русских надо под благовидным предлогом отодвинуть в сторону.

Суворовские планы — наступлением на Геную и Ниццу с полным изгнанием французов из Северной Италии подготовить кампанию по овладению Парижем — были грубо отвергнуты. Через голову командующего император Франц предписал своему генералу Клейнау прекратить наступление и обратить внимание на Флоренцию и Рим.

Вместо восстановления пьемонтской администрации австрийцы устанавливали оккупационный режим. Королю Карлу было запрещено возвращаться в свою столицу Турин, куда его пригласил Суворов. Вспомогательную десятитысячную пьемонтскую армию, на которую так рассчитывал Суворов, набрать не удалось. Вена разрешила сформировать только шесть батальонов под командованием австрийских офицеров, но обманутые пьемонтцы отказывались служить новым оккупантам.

Шестнадцатого августа Суворов получил от императора Франца II первый приказ о переброске русской части союзной итальянской армии в Швейцарию. В ходе переговоров в Петербурге англичанам и австрийцам удалось убедить Павла в необходимости сосредоточить все русские войска в Швейцарии и уже оттуда наступать на Францию.

Суворов пытался противостоять этому ошибочному стратегическому решению. Он указывал на бездействие австрийской армии в Швейцарии: эрцгерцог Карл, имея численное превосходство над французами, не сумел выбить их и снять постоянную угрозу Северной Италии. Полководец доказывал необходимость «покорения крепости Кони и совершенного поражения неприятеля в графстве Ницском и в Савое», чтобы обезопасить освобожденные земли Италии с северо-запада. На операцию требовалось не менее двух месяцев. Кампания 1799 года на этом заканчивалась. К этому времени швейцарские дороги становились непроходимыми для армии, следовательно, переброска русских войск из Италии делалась невозможной. На будущий год, согласно плану Суворова, война должна была закончиться наступлением на Францию с юга и востока и взятием Парижа. В ответ фельдмаршал получил ошеломляющее известие: эрцгерцог Карл спешно покидает свои позиции в Швейцарии, передавая их прибывающим русским войскам (корпус Римского-Корсакова), в помощь которому австрийцы оставляют незначительные силы.

Вывод русского полководца однозначен: «Печальные следствия для Германии и Италии, неизбежные с этой переменой, должны быть очевидны для опытного военачальника». Так говорится в его письме эрцгерцогу от 18 августа с просьбой не спешить «с исполнением хотя бы даже уже отданного повеления, выполнение которого было бы в полном противоречии с великими намерениями, а в лучшем случае может привести к замешательству, хотя бы и незначительному, в достижении общего блага». «Полагаясь совершенно на прозорливость и доброту Вашего сердца, — дипломатично писал Суворов союзнику, — остаюсь спокоен в рассуждении всякого преждевременного шага, и, больше того, надеюсь даже получить приятное известие, что Швейцария обязана восстановлением прежней свободы и своим спасением Вашим новым знаменитым победам».

Но на самом деле он не мог оставаться спокойным, видя пагубность политики австрийского кабинета. Суворов предупреждает о грозящей опасности английского представителя при союзных войсках в Швейцарии Викгама (письмо от 19 августа), старается получить от императора Павла санкцию на задержку русских войск в Италии (донесение от 20 августа). Зная о влиянии на государя Ростопчина, полководец открывает ему свои сокровенные планы успешного ведения войны: «Намерение мое было, взымая к себе от Корсакова 10 000, по кончании утвердить границу и изготовить вступление всеми силами во Францию чрез Дофине, где, верно, до Лиона нам уже яко преданы были, а ныне нечто остыли поступками Венского кабинета с Королем Сардинским».

Пригрозив отставкой, Александр Васильевич буквально вырвал у царя рескрипт Разумовскому — тому предлагалось добиться аудиенции у Франца II и объявить ему: если козни его кабинета будут продолжаться, Суворов имеет повеление собрать все русские войска в одном месте и действовать по своему усмотрению, а Россия немедленно прекратит помощь Австрии. Но посол отказался выполнить повеление государя и даже написал Суворову, что не сомневается в одобрении фельдмаршалом его действий, которые якобы предотвратили обострение отношений между союзниками.

Не лучше действовал в Лондоне Семен Романович Воронцов. При его участии англо-русские переговоры завершились секретным соглашением, по которому Россия посылала эскадру с десантным корпусом для освобождения Нидерландов — исключительно в интересах Англии, стремившейся обезопасить себя со стороны образованной в 1795 году на этой территории Батавской республики, сателлита Франции, располагавшего сильным флотом. Вместо усиления суворовских войск, действовавших на главном направлении, затевалась новая, не предусмотренная ранее операция.

Узнав об этом, австрийское руководство получило дополнительный стимул к тому, чтобы выдвинуть армию эрцгерцога Карла ближе к новому театру военных действий, рассчитывая вернуть под свою власть бельгийские провинции («австрийские Нидерланды»), захваченные Францией.

Суворов был противником десантов, обреченных, как правило, на неудачу, и советовал прибегнуть к этим вспомогательным операциям лишь тогда, когда главные силы союзников будут угрожать Парижу. Его предостережения оказались пророческими: англо-русский десант потерпел сокрушительное поражение. Но политики были уверены в успехе. Этот оптимизм внушили им победы Суворова. В самый канун выступления его армии в Швейцарский поход Воронцов, поддавшись общему настроению, продолжал упиваться победами над французами в Италии. «Какое счастье для Европы, какая слава для России, что к командованию был призван этот великий человек! — пишет он брату, графу Александру Романовичу — Вы не можете себе представить, как им восторгаются здесь. Он стал идолом нации наравне с Нельсоном. Их здоровье пьют ежедневно и во дворцах, и в трактирах, и в хижинах». Посол проглядел интриги английского руководства, бывшего едва ли не главным инициатором переброски русской армии из Италии в Швейцарию.

Не лучше своего лондонского друга действовал граф Ростопчин. Руководитель внешнеполитического ведомства России уже почувствовал тревогу, но ничего не сделал, чтобы помешать переброске суворовской армии в Альпы. «Судя по ходу дел и зная, как Государь недоволен Венским двором, я сильно опасаюсь, что в одно прекрасное утро пропадут без следа все эти успехи, эти прекрасные подвиги и радостные надежды. Через несколько лет французы, пожалуй, опять придут хозяйничать в Италию, а до того времени страна эта сделается добычею Австрийского дома, который отнимет у Итальянских Государей всё, что ему будет угодно», — сказано в письме Ростопчина Воронцову от 25 августа. Самому Суворову, снова писавшему о своей вынужденной отставке, летит утешение:

«Государь намерен спасти Европу, всё равно, от Французов или Цесарцев, а лутче сказать, от Тугута… Если бы Государь оставил теперь Союзные Державы, то Австрия принуждена себя найдет заключить сепаратный мир, на который Франция охотно согласится с тем, чтоб чрез несколько лет начать снова свои завоевания, и в то время ничто не спасет Италию и Немецкую землю от неизбежной погибели.

Но куда денутся плоды великих дел ваших: упование народов на помощь Государя нашего и дух бодрости, оживотворивший те земли, кои Вы избавили от ига Французов? Но, естьли увенчав спасительно дело сие, возстановлен будет престол Царский во Франции, тогда Европа будет спасена, и спасена бескорыстием и твердостию Российского Императора и великими делами Князя Италийского.

Оканчиваю тем, что молю Вас — останьтесь и побеждайте. Повторение просьбы Вашей итти в отставку нанесет страшные следствия для общего блага».