...Полибий правильно судит о странствиях Одиссея. Так, по его словам, Эол⁴ заранее давал герою указания относительно того, как выйти из пролива, опасного своими водоворотами, приливами и отливами*, и за то был наименован владыкой ветров и царем их. Подобно этому гадателей и жертвоистолкователей Даная⁵ за то, что открыл водные источники в Аргосе, и Атрея⁶, доказавшего, что солнце движется в направлении, обратном движению неба, он возвел в цари. Египетские жрецы, халдеи и маги удостоены были власти и почестей у наших предков за то, что выдавались мудростью над прочими смертными. Точно так же и каждому из божеств воздается почет за какое-либо полезное изобретение. После сих предварительных замечаний он не позволяет рассматривать как вымыслы ни Эола, ни все странствования Одиссея; присочинено только немного, говорит он, как и в Троянской войне; в общем поэт рассказывает о Сицилии то же, что и все историки, пишущие о местных достопримечательностях Италии и Сицилии и их окрестностей. Потом, он отвергает мнение Эратосфена, по словам которого только тогда можно было бы открывать места странствования Одиссея, если б удалось найти кожевника, который тачал мешок для ветров. Он говорит также, что выражения поэта о Скилле точно соответствуют тому, что происходит близ Скиллея⁷ во время ловли шпаганов:

Лапами шаря кругом по скале, обливаемой ядом,

Ловит дельфинов она, тюленей и чуд могучих подводных**.

Ибо, говорит он, когда тунцы плывут стадами вдоль Италии и, когда, уклонившись с пути⁸, не могут добраться до Сицилии, то попадают между животных более крупных, каковы: дельфины, собаки и иные морские чудовища; ловлею тунцов⁹ откармливаются шпаганы¹⁰, которых, по его словам, зовут тоже мечами и собаками. Здесь, таким образом, происходит то же самое, что и при разливах Нила или другой какой реки или же на лесном пожаре, именно: чтобы спастись от огня или воды, звери собираются в кучу и становятся добычей сильнейших из них.

3. Охота на шпаганов.

Вслед за сим Полибий так описывает ловлю шпаганов¹¹, которая производится близ Скиллея: ставят наблюдателя общего для всех ловцов, а ловцы помещаются в многочисленных двувесельных челнах, по два в каждом; один из них гребет, другой с острогой в руке стоит на носу, а наблюдатель дает знать о появлении шпагана, который на треть туловища держится на поверхности воды. Как скоро челнок подойдет, охотник наносит шпагану удар и быстро выдергивает острогу из туловища, оставляя в нем наконечник: сей последний изогнут наподобие якоря и с расчетом слабо приложен к древку; от наконечника идет длинная веревка, которую распускают вслед за раненым животным, пока оно, метаясь и убегая, не выбьется из сил. Тогда шпагана волокут на берег или забирают в лодку, если он не слишком велик. При падении в воду острога не тонет, потому что она сколочена из дуба и ели, и если от тяжести погружается в воду дубовая часть, то другая держится на поверхности, и поймать острогу нетрудно. Случается и так, что гребец получает рану сквозь лодку: так длинен бывает меч шпагана; по силе шпаган может сравниться с диким кабаном, и ловля его напоминает охоту на кабанов.

Из этого описания, продолжает Полибий, можно заключить, что Одиссей, согласно рассказу Гомера, доходил в своих странствованиях до Сицилии, потому что по поводу Скиллы Гомер рассказывает о такой ловле, какая весьма обыкновенна у Скиллея; то же самое заключение следует и из его описания Харибды, которое напоминает течения в проливе. А что у поэта сказано:

Три раза в день извергая***

вместо два раза, то это ошибка писца или рассказчика. Точно так же рассказ поэта о лотофагах⁴* согласуется с тем, что происходит на Менинге¹².

4. Обращение Полибия с поэтическими рассказами.

Если какая-либо подробность в описании и не отвечает действительности, то причину разноречия должно искать или в происшедших переменах, или в неведении, или, наконец, в особенностях поэтического творчества¹³, которое складывается из рассказа, обработки и вымысла. В рассказе целью служит правда, как видно из «Списка кораблей»¹⁴, где поэт отмечает присущие каждой местности свойства, причем один город называет скалистым¹⁵, другой — крайним, третий — изобилующим голубями, четвертый — близким к морю. В обработке частей преследуется наглядность¹⁶, например, в тех случаях, когда вводятся в рассказ сражающиеся; наконец, задача вымысла — приятное и занимательное. Напротив, беспримесный вымысел, по словам Полибия, не внушает к себе доверия и не свойствен Гомеру, произведения которого у всех считаются философскими вопреки Эратосфену: сей последний восстает против оценки гомеровских произведений со стороны мысли и против искания в них действительной истории.

Гораздо вероятнее, продолжает Полибий, под словами

Девять носила нас дней раздраженная буря⁵*

понимать небольшое расстояние, ибо «гибельные» ветры дуют не по прямому направлению, нежели выносить Одиссея в океан, как бы при непрестанно дующих попутных ветрах. Расстояние от Малей до Геракловых Столбов он определяет в двадцать две тысячи пятьсот стадий⁶*. Если, говорит он, мы допустим, что это расстояние пройдено Одиссеем в девять дней равномерного плавания, то на каждый день пришлось бы две тысячи пятьсот стадий. Между тем слыхано ли, чтобы кто-либо прибыл из Ликии или Родоса в Александрию на другой день, хотя здесь только четыре тысячи стадий расстояния? На вопрос о том, каким образом Одиссей, трижды побывавший в Сицилии, ни разу не проходил через пролив, Полибий поясняет, что и все последующие путешественники избегали этого пути. Вот как рассуждает Полибий (Страбон).

5. Критика Пифея Полибием.

...Описывая страны Европы, Полибий замечает, что, оставляя в стороне древних писателей, он займется разбором тех только, которые изобличают ошибки древних, именно: Дикеарха¹⁷ и Эратосфена, как новейшего географического писателя, а также Пифея. Сей последний обманул многих, когда уверял, что сухим путем¹⁸ обошел всю Британию, и окружность острова определял в сорок тысяч стадий¹⁹ с лишним⁷*. К этому он присоединяет известия о Фуле²⁰ и соседних с нею странах, где будто бы не было уже земли в отдельном существовании, не было ни моря, ни воздуха, но была какая-то смесь из всего этого, похожая на морское легкое²¹; по его словам, в этой смеси земля, море и вся совокупность предметов находились в висячем положении, что эта смесь есть как бы связь всего мира, не переходимая ни посуху, ни по воде. Эту смесь, уверяет Пифей, он видел сам, о прочем говорит по слухам. Вот что рассказывает Пифей, прибавляя, что по возвращении из этих стран он прошел весь европейский берег²² океана от Гадейр²³ до Танаиса. Но не правдоподобно и то уже, замечает Полибий, чтобы частный человек, к тому же бедняк, прошел водою и сухим путем столь большие расстояния. Однако Эратосфен, вообще с недоверием относящийся к известиям Пифея, принимает с доверием показания его о Британии, Гадейрах и Иберии. Гораздо скорее, продолжает Полибий, можно доверять мессенцу⁸*²⁴, нежели Пифею, тот по крайней мере говорит об одной только стране, которую он посещал, о Панхае²⁵, а этот уверяет, что своими глазами видел всю северную часть Европы до пределов мира, что невероятно было бы для самого Гермеса. Тот самый Эратосфен, говорит Полибий, который называет Эвгемера бергейцем²⁶, верит, однако, Пифею, хотя не верил ему даже Дикеарх. Забавно замечание Полибия «хотя не верил даже Дикеарх», как будто Эратосфену следовало взять за образец того самого Дикеарха, которого он же так часто изобличает в ошибках, а о незнакомстве Эратосфена с западом и севером Европы сказано нами раньше⁹*. Однако, если Эратосфену и Дикеарху, которые этих стран не видели, простительно такое незнакомство, то его совсем нельзя простить Полибию и Посейдонию²⁷. Во всяком случае Полибий, называя простонародными бреднями определения местностей в этих странах, сделанные помянутыми писателями, и сам не свободен от ошибок в нападках на них. 6. Так, Дикеарх насчитал десять тысяч стадий¹⁰* от Пелопоннеса до Геракловых Столбов²⁸, еще больше до вершины Адриатического моря; потом ту часть всего пути до Столбов, которая идет от Пелопоннеса до Сицилийского пролива, он определил в три тысячи, так что на расстояние от этого пролива до Столбов остается всего семь тысяч стадий. Далее, Полибий объясняет, что для него безразлично, правильно ли взяты первые три тысячи стадий или неправильно; семь тысяч — цифра во всяком случае неверная, измерять ли расстояние вдоль морского берега или по линии, проведенной через середину моря. Дело в том, что береговая линия имеет скорее всего вид тупого угла, который сторонами своими упирается в Сицилийский пролив и Геракловы Столбы, а вершину имеет в Нарбоне²⁹; таким образом получается треугольник, основанием которого служит проведенная через море прямая, боковыми сторонами — стороны только что поименованного тупого угла. Одна из этих линий, что идет от пролива до Нарбона, содержит в себе больше одиннадцати тысяч двухсот стадий, а другая немного меньше восьми тысяч. Кроме того, наибольшее расстояние между Европой и Ливией через Тирренское море определяется единогласно не более как в три тысячи стадий; оно еще меньше через Сардинское море. Впрочем, продолжает он, допустим три тысячи стадий и на это последнее расстояние. Но при этом необходимо заранее положить две тысячи стадий на глубину Нарбонского залива, как бы на ту вертикальную линию, которая опущена от вершины тупоугольного треугольника на его основание. Итак, говорит Полибий, для всякого измеряющего очевидно, хотя бы то был школьник³⁰, что вся береговая линия от пролива до Столбов длиннее прямой линии через середину моря стадий на пятьсот по наибольшей мере. Если к этому протяжению прибавить три тысячи стадий от Пелопоннеса до пролива, то общее число стадий, только на протяжении прямой линии, получится вдвое с лишним против того, какое назначил Дикеарх. Еще больше, заключает Полибий, нужно будет положить согласно Дикеарху на расстояние до вершины Адриатического моря.