2. Требования союзников к Филиппу.
Сам Тит ничего больше не говорил; вместо этого он обратился ко всем спутникам своим с предложением высказать, что каждому из них было поручено его доверителями. Первым держал слово присланный от Аттала Дионисодор. Он заявил, что Филипп обязан возвратить царские корабли, захваченные им в хиосском сражении, и команду их, а святилище Афродиты и Никефорий, им разрушенные, привести в первоначальное состояние. За Дионисодором говорил начальник флота родосцев Акесимброт, требовавший от Филиппа очистить Перею15, которую у них отнял, вывести гарнизоны из Иаса и городов баргилиян и эвромлян16, восстановить связи перинфян с союзом византийцев17, удалить войска из Сеста, Абидоса и вообще из всех гаваней Азии. Вслед за родосцами ахейцы потребовали обратно Коринф и город аргивян18 в нетронутом виде. За ними этоляне, также как и римляне, требовали, во-первых, очистить всю Элладу, во-вторых, возвратить им нетронутыми города, раньше входившие в союз этолян19.
3. Обвинительная речь этолийца Александра против Филиппа.
Как только сказал это Фений, союзный военачальник этолян, стал говорить Александр, по прозванию Исский20, слывший за искусного государственного деятеля и оратора. Он заявил, что у Филиппа нет искреннего желания мира в настоящее время, не бывает и мужества в войне, когда приходится воевать, ибо во время переговоров и соглашений он строит козни, подстерегает противника, словом, ведет себя так, как подобает воюющей стороне; наоборот, во время войны он действует вероломством и хитростями. Так, от встреч с неприятелем лицом к лицу он уклоняется и, избегая противника, предает города пламени и расхищению, и этим способом действий не оставляет победителю в случае своего поражения награды за труды. Между тем прежние цари македонян следовали в своем поведении противоположным правилам, именно: готовые непрестанно сражаться друг с другом в открытом поле, они редко разрушали и уничтожали города противника. В этом легко убедится всякий, кто вспомнит войну в Азии, которую Александр вел против Дария, а также борьбу преемников Александра, когда за Азию воевали все против Антигона21. Подобным образом действовали и преемники этих преемников Александра до времен Пирра. В открытом поле они охотно воевали друг с другом и употребляли все усилия, чтобы оружием одолеть противника, но неприятельские города при этом щадили, дабы предоставить победителю господство над ними и почет от подданных. Напротив, поступать так, как поступает теперь Филипп, уничтожать то самое достояние, из-за которого ведется война, и воевать только для войны22, это безумие, верх безумия23. Так, будучи другом и союзником фессалийцев, он в то время, когда поспешно отступал от эпирских теснин, разрушил24 в Фессалии столько городов, сколько не разрушал ни один враг фессалийцев. Много других укоризн высказал Александр Филиппу, а в заключение спросил его, зачем он занял гарнизоном город Лисимахию, соединенную с этолянами и имевшую от них военачальника, которого он изгнал оттуда, зачем он поработил кианов, точно так же сопричастных к союзу этолян, когда был еще в дружбе с этолянами, потом, чем он оправдывает занятие Эхина, фтиотидских Фив, Фарсала25 и Ларисы.
4. Ответ Филиппа Александру.
Этими словами заключил свою речь Александр, а Филипп еще ближе, чем прежде, подошел к берегу и, встав на корабль, сказал, что сочиненная Александром речь по своей напыщенности и лживости26 достойна этолийца. Всякому ведь хорошо известно, что никто не станет вредить собственным союзникам, но что начальники часто бывают силою обстоятельств вынуждены поступать вопреки своим желаниям. Царь еще не кончил, как его перебил27 Фений, страдавший сильною близорукостью, и назвал его речь нелепой болтовней, ибо надлежит, сказал он, или побеждать в борьбе, или покоряться сильнейшему. Положение Филиппа было трудное, но, оставаясь верным себе, он обратился к Фению со словами: «Да это, Фений, и слепой видит». Вообще Филипп был весьма находчив28 и насмешлив. Он снова обратился к Александру и продолжал: «Ты спрашиваешь меня, Александр, зачем я занял Лисимахию. Да для того, чтобы при вашем безучастии город не был разорен фракийцами, как случилось это теперь, когда мы увели на войну своих солдат, не занимавших город, как ты выражаешься, а только охранявших его. На кианов я не ходил войною, но помог Прусию, который был в войне с ними, взять их город, в чем виноваты вы. Много раз и я, и прочие эллины обращались к вам через послов с требованием отменить закон, дающий вам право громоздить добычу на добычу29, а вы отвечали, что из Этолии скорее будет изъята Этолия, чем этот закон».
5. Разъяснения Филиппа в ответ Титу.
Когда Тит с удивлением спросил, что значит это выражение, Филипп сделал попытку объяснить смысл его и сказал, что у этолян существует обычай, коим дозволяется грабить не только те народы и земли их, с которыми они ведут войну, но в такой же мере помимо народного постановления под видом помощи обеим воюющим сторонам, если какие-нибудь другие народы ведут войну между собою, опустошать земли обоих; благодаря чему у этолян не существует границы между дружбою и враждою, они всегда готовы открыть враждебные или военные действия против всякого народа, что-либо оспаривающего у другого. «Поэтому теперь какое они имеют право жаловаться на то, что я, находясь в дружбе с этолянами и в союзе с Прусием, сделал что-либо против кианов с целью помочь моим собственным союзникам? Однако возмутительнее всего то, что этоляне приравнивают себя к римлянам и требуют, чтобы македоняне очистили всю Элладу от своих войск. Хотя во всяком случае предъявление мне подобного требования есть наглость, но в устах римлян оно еще терпимо, но никак не в устах этолян. «Какую же Элладу, — продолжал он, — вы велите мне очистить? Какие вы полагаете ей границы? Ведь большинство самих этолян вовсе не эллины. Ибо народы аграев30, аподотов, равно как и амфилохов не Эллада. Или эти народы вы уступаете мне?».
6. Когда Тит засмеялся, Филипп сказал: «Впрочем, сказанного против этолян достаточно. Что касается родосцев и Аттала, то праведный судья признал бы более справедливым, чтобы они нам, а не мы им отдали захваченные корабли и команду их. Ведь не мы первые подняли оружие на них, но они на нас, как это знают все. Тем не менее, если тебе так угодно, я отдам родосцам Перею, Атталу корабли и оставшихся еще в живых людей его команды. Разрушенного Никефория и разоренного участка Афродиты не могу, конечно, восстановить, но обязуюсь посылать туда растения и садоводов, которые должны будут заботиться о благолепии этого места и о возращении деревьев на месте вырубленных. Тит опять засмеялся в ответ на новое издевательство Филиппа, который перешел теперь к ахеянам и прежде всего исчислил все услуги, оказанные ахеянам Антигоном, потом и свои собственные. Вслед за сим он заговорил о высоких, почестях, какие оказывали ахейцы царям Македонии. Наконец он прочитал решение ахеян об отделении от Филиппа и присоединении к римлянам31 и по этому поводу долго говорил о непостоянстве и неблагодарности ахеян. И все-таки Филипп обещал возвратить Аргос ахеянам, а относительно Коринфа переговорить с Титом.
7. Кончив беседы с прочими представителями, Филипп спросил Тита, — пояснив при этом, что обращается с речью к нему одному и к римлянам, — обязан ли он согласно его требованию очистить только те города и местности в Элладе, которые сам приобрел, или же и все те, которые перешли к нему от предков. Тит ничего не отвечал; вместо него пожелали ответить Аристен за ахеян и Фений за этолян.
Условия мира на письме.
Но за поздним временем32 речи не могли быть уже сказаны, а Филипп просил всех представителей дать ему в письменном изложении те условия, на которых должен состояться мир; он одинок, говорил Филипп, не имеет советников, поэтому желает наедине поразмыслить33 над предъявленными ему требованиями. Тит не без удовольствия выслушал насмешку Филиппа, однако, не желая, чтобы другие подумали это, он в свою очередь ответил следующей шуткой: «Понятно, Филипп, почему ты одинок теперь: ты погубил ведь всех друзей, которые могли бы преподать тебе прекраснейший совет». Царь македонян улыбнулся язвительной улыбкой34 и замолк. Тогда же все вручили Филиппу в письменном изложении требования в таком виде, как высказывали их раньше, и разошлись, порешив сойтись снова на следующий день в Никее. На другое утро Тит и его товарищи пришли на условленное место, где и собрались все; но Филиппа не было.