43 ...Почти все историки с похвалами говорят нам о достоинствах государственных учреждений лакедемонян, критян, мантинейцев, а также карфагенян; некоторые из них упоминают еще о государственном устройстве афинян и фиванцев. Что касается меня, то я умолчу пока об этих государствах и замечу, что учреждения афинян и фиванцев, как я убежден в том, вовсе не заслуживают пространного изложения. Ибо возрастание обоих государств было неправильно, цветущее состояние их непродолжительно, испытанные ими перемены не совершались с постепенностью. Как бы по капризу судьбы они блеснули, так сказать, на минуту, и вдруг, по-видимому, еще счастливые, рассчитывающие на благоденствие и в будущем, пришли в упадок¹⁰⁸. Так, фиванцы воспользовались непониманием лакедемонян и враждою к ним союзников, а также услугами одного-двух человек, которые постигли тогдашнее положение и таким путем стяжали себе у эллинов славу доблестного народа¹⁰⁹. Судьба не замедлила показать всем воочию, что тогдашними успехами фиванцы обязаны были не государственному устройству своему, но личной доблести стоявших во главе граждан. 44. Ибо известно, что преуспеяние и расцвет Фивского государства¹¹⁰, равно как и упадок его, совпадают со временем жизни Эпаминонда и Пелопида. Следовательно, источником тогдашнего блеска фивской общины должно считать не государственное устройство ее, но названных выше людей. Так же точно нужно понимать и государство афинян. И оно много раз бывало в цветущем состоянии, наибольшего блеска достигло трудами Фемистокла, но быстро испытало обратную долю вследствие присущей ему неустойчивости. В самом деле, афинский народ издавна походит на судно без кормчего. Так, когда на судне под страхом неприятеля или из опасения бури команда обнаружит единодушное повиновение кормчему, он отлично исполнит свои обязанности. Когда же, напротив, люди почувствуют себя вне опасности, начинают пренебрежительно относиться к своим начальникам и ссориться из-за разногласий в мнениях, когда одни желают продолжать путь, а другие понуждают кормчего бросить якорь, когда одни выбрасывают снасти, а другие хватаются за них и велят сниматься с якоря, тогда посторонний наблюдатель видит перед собою постыдную картину раздоров и смуты, а положение соучастников плавания и товарищей становится опасным. Вот почему подобные корабли терпят крушение в гавани, у самого берега, уже после того, как благополучно вышли из величайших морей и спаслись от сильнейших бурь. То же самое многократно случалось и с Афинским государством, именно: не раз доблести народа и его правителей спасали его от величайших и ужаснейших напастей, и потом сверх всякого ожидания, по какому-то бессмыслию приходило оно снова в бедственное состояние среди мира и спокойствия. Поэтому-то и не стоит распространяться о государственном устройстве афинян и фиванцев, где всеми делами по собственному капризу заправляет толпа, в одном месте непомерно стремительная и непостоянная, в другом обуреваемая насилием и страстями.

45. Напротив, следует остановиться со вниманием на государстве критян, к которому мы и переходим, по двум причинам, во-первых: почему просвещеннейшие из древних писателей — Эфор, Ксенофонт, Каллисфен¹¹¹, Платон — называют его сходным и даже тождественным с государством лакедемонян, во-вторых, почему они считают его достойным похвалы. Оба суждения мы находим неправильными, в чем и можно убедиться из нижеследующего. Сначала мы скажем о различии этих государств. В числе особенностей государственного строя лакедемонян писатели эти называют прежде всего закон о земельной собственности, по которому никто не вправе приобретать земли больше других, но все граждане должны иметь равную долю участия в общественной земле. 46. Другая особенность — закон о денежном имуществе; так как оно не имеет у лакедемонян никакого значения, государство совершенно избавлено от раздоров из-за разницы состояния. Третья особенность состоит в том, что цари лакедемонян имеют непрерывающуюся*** власть, а так называемые старейшины пожизненную; ими-то и при их участии ведаются все дела государственного управления. Но во всем этом критяне представляют противоположность¹¹² лакедемонянам. Так, законы их дозволяют каждому расширять свои земельные владения, так сказать, до бесконечности, сколько кто может. Потом, деньги имеют у критян такую цену, что обладание ими почитается не необходимым только, но и весьма почетным. Наконец, низкая корысть и любостяжание до того вошли в нравы критян, что из всех народов у них только никакая нажива не считается постыдною. Помимо этого, власти их ограничены годичным сроком и государство имеет вид демократии. Поэтому-то я много раз недоумевал, почему писатели говорят нам о государствах противоположных по природе как бы о сходных между собою, родственных. Впрочем, мало того, что они проглядели столь важные отличия, вдобавок они пускаются в многоглаголивые рассуждения о том, что из всех смертных один только Ликург постиг основы государственного строя, именно: так как всякое государство зиждется на двух добродетелях, на храбрости по отношению к врагам и на единодушии во взаимных отношениях граждан, то Ликург, говорят они, упразднив любостяжание, вместе с тем избавил государство от домашних распрей и смуты, и потому лакедемоняне, не тронутые этими пороками, пользовались наилучшими во всей Элладе отношениями внутри общины и отличались единодушием. Разъяснив это и при сопоставлении двух государств заметив, что критяне в силу прирожденной им алчности обуреваемы многократнейшими распрями, частными и государственными, а также домашними войнами, писатели эти тем не менее воображают, что все это ничего не говорит против них, и отваживаются утверждать, будто эти два государства сходны между собою. А Эфор при описании обоих государств употребляет даже одни и те же выражения, за исключением собственных имен, так что читатель, если оставит без внимания собственные имена, ни за что не поймет, о котором из двух государств идет речь у Эфора.

47. Так, по-моему, различаются эти государства, а почему мы не считаем критского государственного устройства достойным ни похвалы, ни подражания, об этом скажем теперь. Я полагаю, что каждому государству присущи два начала, которые и определяют, заслуживают ли его учреждения и отправления их подражания, или следует воздерживаться от них. Начала эти — обычаи и законы. Те из них заслуживают соревнования, которые вносят благонравие и умеренность в частную жизнь людей, в государстве же водворяют кротость и справедливость; нравы и обычаи противоположные достойны осуждения. Если, таким образом, у какого-либо народа мы наблюдаем добрые обычаи и законы, мы смело можем утверждать, что хорошими окажутся здесь и люди, и общественное устройство их. Точно так же, если мы в частной жизни людей видим любостяжание, а в государственных деяниях неправду, очевидно, можно с большою вероятностью предположить, что и законы их, и нравы частных лиц, и весь государственный строй негодны. Между тем нельзя было бы указать, разве за самыми редкими исключениями, другого народа столь коварного в частной жизни, как критяне, и столь несправедливого в государственных предприятиях. Вот почему на основании сделанного выше сравнения мы не уподобляем государства критян лакедемонскому и вообще не считаем его достойным похвалы или соревнования.

Несправедливо также привлекать к сравнению государство Платона, хотя некоторые философы и восхваляют его. Как не допускаем мы к состязанию тех мастеров¹¹³ или борцов, которые не занесены в списки или не приготовили себя телесными упражнениями, так точно не следует допускать и государство Платона к участию в споре за первенство до тех пор, пока пригодность его не будет испытана на деле. В настоящее время оценка Платонова государства посредством сличения с государствами спартанцев, римлян и карфагенян походила бы на то, как если бы кто-нибудь выставил одну из своих статуй и сравнивал ее с живыми, одушевленными людьми. Ведь такое сравнение неодушевленного предмета с одушевленными, наверное, показалось бы зрителю неправильным, ошибочным и ни с чем несообразным, хотя бы работа статуи и заслужила наивысшей похвалы.