А теперь паренёк сидел в маленькой сторожке, держал на ладони переливающийся волшебный огонёк и чувствовал себя так, словно стоял на пороге какого-то увлекательного приключения. Наверное, ему следовало бояться. Но он не боялся. Отчего-то было спокойно. А ещё донельзя интересно. Вот только не маячили бы в голове жуткие воспоминания о той самой ночи, когда ящерообразные люди вторглись в дом родителей, да и просто, не мучили бы мысли о том, что отныне он остался сиротой. Лучше уж думать, что родители и дед живы, здоровы, а он всего лишь отправился в путешествие с их на то позволения. Да, если думать вот так, будет, пожалуй, легче. Мальчик вздохнул.

Люция словно почувствовала испуг и смятение Илана. Ладонь ведьмы мягко опустилась на льняную макушку и взъерошила непослушные волосы. Вообще говоря, у колдуньи была куча вопросов к Торою и, сказать по правде, она несколько досадовала на то, что Илан проснулся так некстати и теперь вот приходилось уделять ему должное внимание — жалеть и опекать. Ведьма винила себя за эдакую чёрствость, но всё равно отделаться от мерзкого чувства досады не могла. Очень уж хотелось потолковать с магом с глазу на глаз, не отвлекаясь на ребёнка. Торой же спокойно уплетал зайчатину и, погруженный в глубокие раздумья, смотрел куда-то в пустоту. Ведьме показалось, будто волшебник борется сам с собой, принимая какое-то важное решение…

— Торой, — наконец нарушила тишину колдунка. — Ты говорил, будто как только я проснусь, что-то мне расскажешь…

Маг вскинул голову и пустыми глазами уставился перед собой. Девушка осеклась на полуслове и испуганно прислушалась к тишине. Чего ему ещё примерещилось? За оконцем по-прежнему подвывал ветер, а утро уже разгулялось в полную силу — сугробы сияли и ослепительно искрились.

Однако Торой и не подумал отвечать, он бросил ложку на скамью и скомандовал ведьме:

— Одевайся, мигом!

Люция растерянно вытаращила глаза, не понимая, чем вызвана неожиданная спешка. Опять что ли чародей кого-то там почувствовал? Вон, замер, как борзая, взявшая след, разве только носом не водит. Видать и вправду прислушивается к чему-то. Девушка озадаченно посмотрела на мага, а потом изо всех сил напрягла слух, стараясь уловить ту неведомую опасность, которая переполошила волшебника.

Ничего. Только ветер. Колдунка потёрла кончик носа и, решив, что паника преждевременна, снова взялась за ложку. Когда же Торой перевёл глаза на спутницу и увидел её по-прежнему невозмутимо и со вкусом жующей, то так яростно цыкнул, что Люция едва не подавилась.

— Мигом! Кому сказано?! Ну?!

Однако вредная девчонка успела-таки забросить в рот ещё пару ложек рагу и лишь после этого опрометью бросилась к своему платью, поспешно жуя на ходу. Голод, конечно, не тётка, но и спорить с взбешённым чародеем — себе дороже, лучше уж подчиниться, тем более, он и впрямь мог услышать что-то эдакое. Как ни крути, а способности Люции, в отличие от Тороевых, отличались незавидной посредственностью.

Илан, растерянный превращением мирной трапезы в поспешное бегство, застыл на скамье — перепуганный и белый, словно лежащий за окном снег. Торой склонился над сжавшимся в комок ребёнком и мягко сказал:

— Не бойся, мы тебя в обиду не дадим, — он ещё помнил себя мальчишкой, а потому знал, как это страшно — оказаться перед лицом неизвестности.

Илан кивнул и сглотнул застрявший в горле комок. Маг продолжил:

— Я говорил тебе, что нам придётся убегать. Поэтому трусить не надо. Ты же мужчина. Маленький, но мужчина, и мы с тобой должны что?…

Он вопросительно поднял брови, ожидая ответа.

Люция, которая торопливо натягивала одежду, внимательно прислушивалась к разговору. Краем глаза она видела, как Илан неожиданно исполнился важности, и что-то зашептал на ухо волшебнику — не иначе, отвечал на поставленный вопрос. Ведьма напрягла слух и уловила-таки не предназначенное для её ушей:

— Мы должны защищать Люцию, потому что она женщина и боится гораздо сильнее…

Колдунка, путающаяся в рукавах вязаной туники, хотела уже было возмутиться — это кто тут боится сильнее? Она? Та, которая дотащила этих двоих доходяг до сторожки? Но всё-таки вовремя опомнилась. Конечно, как ещё успокоить мальчику, если не внушением того, что кто-то рядом боится сильнее, а он может защитить, словно истинный мужчина? Теперь парнишка будет храбриться из последних сил, чтобы сойти за взрослого… Впрочем, приёмы воспитания, которые использовал Торой, ведьме отчего-то не нравились. Ребёнок, он ребёнок и есть — не нужно требовать от него больше, чем он в состоянии вынести. Может, сказать волшебнику, чтобы вместо всяких там сомнительных идей продвигал те, которые уже зарекомендовали себя? Ну, там, например, ласковые уговоры… Как ещё детей успокаивают?

Она озадачилась, торопливо стягивая завязки своих грубых башмаков. Торой и Илан ещё о чём-то шушукались, покуда волшебник поспешно укутывал ребёнка в тёплое одеяло. Золотой огонёк, подаренный мальчику, по-прежнему парил в его ладони, переливаясь и искрясь.

Пока маг опоясывался мечом и набрасывал на плечи плащ, у Люции шевельнулось в душе нехорошее подозрение. Ведьма подумала — уж не посмеялся ли над ней спутник, так сказать, не отомстил ли за излишнюю склочность? Ну, чтобы припугнуть, да заставить побыстрее собраться. С него станется… Уж чего-чего, а яду в характере мага было хоть отбавляй. Но нет, судя по поспешности, с которой собирался сам волшебник, подвоха в его словах не крылось.

— Торой, — не вытерпела Люция, — может, скажешь, куда мы так торопимся? Что ты ещё услышал?

Он не ответил. Вместо этого снова прислушался неизвестно к чему и глухо уронил в тишину комнаты:

— Поздно. Уже никуда не торопимся. Идём. — Волшебник уверенно направился к выходу.

Смутное видение, которое столь неожиданным образом ворвалось в его сознание, не отступило, напротив, приблизилось настолько, что казалось уже не видением, а горькой реальностью. И уж хочешь — не хочешь, а придётся столкнуться с этой реальностью лицом к лицу.

Яркое солнце и белизна сугробов ослепили троих беглецов, заставив болезненно прищуриться. Морозный воздух обжёг незащищённые лица и руки, словно хотел похитить последние крохи тепла, которые ещё хранила кожа. Зато зимний лес предстал во всём своём великолепии. Волшебство неизвестной колдуньи мало-помалу ослабевало, однако приятный хрустящий морозец, не чета давешней лютой стуже, ещё держался.

Люция зажмурилась и выдохнула облачко пара. Ей не хотелось снова куда-то бежать. Да и Торой, хоть изо всех сил бодрился, а выглядел далеко не живчиком — заметно бледный, осунувшийся после болезни, даже как будто похудевший. Хорошо хоть Илан пока ещё помнил наставление волшебника, не прятался, по привычке, за спину ведьмы, а исполненный отваги стоял рядом. Паренёк кутался в шерстяное одеяло, словно в мантию, и взволнованно поглядывал на Тороя, пытаясь по его лицу определить — велика ли опасность?

Маг чувствовал пытливый взгляд ребёнка, а потому старался ничем не выдать волнения, лишь неспешно огляделся. Показалось? Примерещилось? Нет никакой угрозы? Увы, острое чувство тревоги, что неожиданно царапнуло рассудок, явно не было случайным. Оно и сейчас трепетало где-то в груди, заставляя сердце вздрагивать в ожидании неведомой опасности. Торой прислушался. Тихо. И всё же незваный гость находился где-то поблизости. Настолько близко, что попытка скрыться от него в чаще будет глупой, нелепой и, самое главное, слишком запоздалой. Поэтому волшебник терпеливо ожидал появления чужака.

Однако лес оставался безмятежным и спокойным.

Люция, которой к тому времени надоело топтаться на месте, недоумённо хмыкнула и перебросила из руки в руку свой заметно отощавший узелок. Судя по звенящей тишине никакой погони не было и в помине. Чего только маг взбаламутился?

— Идём, что ли? — неуверенно спросила колдунья, сделав осторожный шаг вперёд.

Снег звонко скрипнул под башмаками.

— Стой, — Торой удержал девушку за плечо и пояснил, — она уже здесь.