4 декабря 1986 г.

Теперь пишу дневник репетиций, поэтому здесь пусто... Кончается год — Таня ушла играть «Пальто», я наряжал елку... Встречать Новый год пойдем к Мигдату, как и в прошлом году.

Настроение у меня разное. Первая половина декабря была, как мне кажется, результативней... Хотя начало (1-й акт) давалось трудно, но как-то веселее репетировали. По­том начали дергать артистов на «Турбиных», пошла нераз­бериха, потом предновогодние дела, «елочки» у артистов и т. д. — другое настроение. Если попытаться оценить свою работу... Много к себе претензий. Не очень интересно придумываю репетиции, плохо держу настроение всех участников, жесткости не хватает — это точно. Для начала это было, может быть, и неплохо, но дальше будет мешать, да уже мешает... Много проблем, много... моих, личных. По­пробую перевести дыхание и начать все сначала 12 января. Артисты тоже должны почувствовать новый этап.

Приехал Саша Винницкий. Был у нас. Сидели до 3-х ночи, это уж как всегда... много и интересно говорили. Саша ме­няется, Москва его «взрослит». Был у меня на репетиции, с музыкой что-то вырисовывается, хотя много вопросов.

Нет, нет, не буду больше о спектакле! Надоело! Целую тетрадку исписал толстую (дневник). Хватит писать.

Взял бы да сочинил что-нибудь сентиментальное, груст­ное... все-таки Новый год! Да какой! 1987-й — сорокалетие катит. Боже... почему же я этого никак не понимаю... не ощущаю. Вспоминаю своего папу, когда ему было 40, он мне казался старым тогда, значит, и я так же.

Лень писать. Неинтересно. Ну и не буду.

31 декабря 1986 г.

1987

В Москве был с 7 февраля по 2 марта, собственно сессия закончилась 27 февраля. Пять раз сыграли наш спектакль на Воровского, 20. А.А. открыл свой театр нашим спекта­клем.

Событие невероятное, счастливое, радостное, груст­ное...

Не берусь описывать... не смогу... Интерес к спектаклю был огромный, толпы желающих попасть, милиция у входа и т. д.

У нас все перемешалось: дни и ночи. Репетировали бесконечно, в любое время суток. Можно сказать, и не расходились.

Нельзя сказать, что мы восстанавливали тот спектакль, который сыграли на прошлой сессии в Зб-й аудитории ГИТИСа. Хотя нельзя сказать и то, что мы старались забыть его и специально делать нечто другое. Работа была есте­ственной, сегодняшней, и мы были сегодняшними — это главное, да, пожалуй, это самое главное...

Обжили наше здание, наш подвал. Хорошо обжили. Уютно, семейно, тепло... Вообще, чувствуешь себя так... необыкновенно удобно... легко и еще и еще...

Хорошо, что я не стал писателем. Господи боже мой, ничего, ничего не передает это блеяние, жалкое, пустое... ведь, может быть, самый главный, самый счастливый кусо­чек жизни уместился в нескольких февральских днях 87-го года. Будет ли когда-то нечто такое высокое, трагическое, улетающее... бесконечно ускользающее Нечто!!! Вот ведь в чем дело!

Еще Бог дал не сразу расстаться с Анатолием Алексан­дровичем. Никогда не забудется застолье актерское, где все-все наши собрались вокруг Учителя, наши — это и «Сер­со» и «Васса» и «Пиранделло», за одним столом (столами), те, кто работал с ним последнее десятилетие.

А потом еще целую ночь провели у Игоря Попова.

Утром возвращались вместе, нам с Таней нужно было в гостиницу «Центральная», а А.А. к себе на Маяковку (в 9.00 у него работа на ЦТ). Добрались до Пушкинской площади. Было 6.40 утра. Морозно. Москва уже просыпалась. Мы попрощались. Говорили какие-то слова, смысл которых ве­лик, но сами по себе... просто — слова. Перешли на другую сторону улицы (к ВТО), обернулись... Он стоял... длинно­волосый, в черном тулупчике, на плече сумка защитного цвета, чуть приподняты плечи... и махал нам рукой.

Без даты

8-го отпраздновали мое сорокалетие. Все как всегда, только цифра «круглая». Собрались наши друзья: Эдик с Галей, Еле­на Ивановна, Ицик с Надей, Лысов, Гордеев, Завязочникова Галя... Выпивали, сидели, грустили, пели песни.

Эдик принес винегрет, на котором выложил горошком зеленым цифру 40, как когда-то вместе с ним мы выкладывали 30... Это было трогательно и грустно. А в общем — ну, что ж! 40, так 40! Ничего это не меняет, в конце концов.

Здравствуй, Коля, здравствуй, дорогой. Тебе уже стукнуло 40. Несколько дней назад твои друзья сидели за столом и пили твое здоровье. Так что, старик, совсем уже взрос-ленький, а?

Сегодня целый день копаюсь в своих бумагах... Счастье — любимое занятие — копаться в старых бумагах. Таня смотрит телевизор в той комнате... Поздний вечер.

16 марта 1987 г. Омск

Прилетели в Ригу 2-го (труппа уехала раньше, поездом, мы с Таней летели), успели к вечернему спектаклю, к от­крытию. Открывались «У войны не женское лицо».

Прошла первая неделя. Работаем на двух площадках, в русской драме и в Доме офицеров (еще «Привидения» в театре Райниса, 2 спектакля).

Мы живем счастьем и благодарностью судьбе за то, что мы — артисты, что работаем в этом театре, а не в каком-нибудь другом, за то, что все так складывается в жизни ...

Прошло 12 лет, и мы снова здесь, в этом прекрасном городе. Гастроли 1975-го года памятны, будто все это было вчера, а столько всего произошло за эти годы... Бродим по узким улочкам, вспоминаем.

Для меня то время было не самым радужным, мягко говоря... Но боли прошли, раны — затянулись... хорошее помнится. Было мне 28 лет! Всего-то... Играл прекрас­ные роли, всегда рядом — дружная, шумная актерская компания, друзья... любовь, надежды... отчаяние... Боже, сейчас мне кажется, что была еще какая-то легкость. Легкость и ни на чем не основанная безмятежность по поводу будущего. Отчаяние, страсти кипели в настоящем времени.

Даже живем в той же самой гостинице «Рига», только тогда я жил на 6-м этаже, Таня — на 4-м, кажется, а теперь мы на 3-м, в № 339. Финны придали старому зданию ев­ропейский шарм. У нас полулюкс (как говорят). Небольшой холл и спальня, уютный балкончик.

Довольно лирики, теперь о гастролях. Начало неплохое. За основную площадку (русская драма), кажется, можно быть спокойным, а вот с Домом офицеров — хуже. Как мы тут поняли, это здание вообще рижанами игнорируется. Идут туда неохотно. К сожалению, мои «Архангелы» идут там (там же — «Качели»),

«Архангелов» здесь 4 спектакля. 2 уже сыграли, 6-го и 10-го (т. е. вчера). Зрителей — ползала. Печально.

Меня беспокоит, чтобы это не расхолодило ребят. Наши артисты настолько не привыкли к полупустым залам, что у них сразу падает настроение, появляется какое-то равнодушие, необязательность и т. д.

Принимали спектакль, правда, хорошо. Особенно в конце.

8-го сыграли 200-й спектакль «Царской охоты». Таня сы­грала все 200 спектаклей. Ей отвалили премию: 100 рублей (это — впервые, эксперимент).

11 июня 1987 г.

Пока книжечка новая, тянет писать... воспользуюсь этим, пожалуй, хотя уже ночь. Смотрели сейчас чемпионат Евро­пы по баскетболу, югославы играли с греками. Болели за югославов, но им это не помогло. Греки выиграли. Трибуны (чемпионат проходит в Греции) просто разрывались от крика болельщиков. Зрелище невероятное по эмоцио­нальному накалу и даже временами тяжелое... Можно ли поставить такой спектакль? А нужно ли ставить такой спектакль? Спорт и искусство — разница единственная, но кардинальная — объективный (математический) критерий: сантиметры, секунды, счет...

Вчера сыграли замечательные «Качели». Хорошо игра­лось. Легко... свободно. Перед этими гастролями нам сделали новое оформление, т. е. совершенно новое. Света Ставцева сделала абсолютно новый эскиз, более конкрет­ный, простой, впрочем, по задумке... Короче, спектакль стал выглядеть лучше, элегантнее, что ли, чище, яснее. Костюмы тоже сменили. Естественно, изменилась плани­ровка, свет и проч. Все это мы сами проделали с Таней.