День и еще полдня ехал Олелей. Наконец выбрал вот это место на берегу Апуки и поставил ярангу. Ловил рыбу, ставил силки-петли на куропаток и зайцев, стрелял из лука уток.

Котгиргин хороший совет дал. Места здесь были глухие, зверь непуганый. В первую же зиму удачно по­охотился Олелей. Когда приехал за шкурками сын Мулювье, кривоногий Вувувье,— хвалил Олелея. Большой мешок соболей, выдр и лисиц увез сын богача Мулювье, торговый человек Вувувье. Взамен оставил ему топор, десять пачек патронов, пять плиток чая и пять плиток жевательного табака.

Еще две зимы охотился Олелей, копил выкуп за не­весту. Выкуп не пришлось отдавать — так взял в жены крепкую хохотушку Еккы. Отец у нее умер, совсем бед­ный был, только два оленя имел и пять собачек. Мать Еккы плохо видела, больная была. Как-то приехал Оле­лей в стойбище проведать единственную свою родственницу-чеккеу Кутавнаут, сестру отца, а она ему говорит: «Пора тебе хозяйку привести в ярангу. Бери в жены Ек­кы. Веселая девушка, хорошо шьет».— «А что я за нее дам? У меня почти ничего нет. Все шкурки отдаю за патроны и чай. Ружье новое не могу купить».— «Какомэй, какой глупый! — сказала добрая чеккеу Кутавна­ут.— У Еккы всего два оленя и слепая мать. Бери Еккы и мать ее. Ты же кормить их будешь».

Олелей знал немного Еккы. Правда, давно не видел. Чеккеу Кутавнаут подхватилась и вскоре привела в яран­гу Еккы. Посмотрел на нее Олелей, сердце зашлось: ладная девушка, красивая. И веселая — нисколько не смущается, смотрит на него, а в глазах веселые искорки. На следующее утро увез Олелей дочь с матерью из стой­бища.

Еккы хорошей женой оказалась. Родила сына Вачучко. Она потом еще родила двух девочек, но они умерли еще в качалке. Мать Еккы говорила, что умерли они от­того, наверное, что неправильные имена им давали. Часто так случалось: родится ребенок, дадут ему имя, а он бо­леет. Тогда родня начинала подбирать маленькому другое имя. Если угадывали имя, из ребенка уходили злые духи, и он выздоравливал. Да, правильное имя подобрать — самое главное для маленького. А девочки умирали как-то сразу. Мало имен успевали называть. Но ничего, зато с Вачучко повезло: совсем не болел, рос как каюю^[27] возле крепкой важенки, у которой молоко хорошее. Повезло Олелею с хозяйкой, очень даже повезло. Она и еду вкус­ную готовила, и одежду шила крепкую, красивую. О-о, у кого жена хорошо и много шьет, тот счастливый, пото­му что много разной одежды надо оленному человеку: в каждый сезон нужна своя одежда.

А беды все-таки и сюда, в глухое место, приходили. На охоте это случилось, Вачучко жил пятую зиму. Был солнечный радостный день, но для Олелея он стал чер­ным: разорвалось старенькое отцово ружье и кусок желе­за выбил правый глаз. (Так и не сумел он купить себе новое ружье за семь зим охоты.) Пришлось учиться стре­лять из лука под левый глаз. Ничего, из лука тоже м

о

жно и утку подбить, и лисицу достать. И даже соболя. Наловчился Олелей стрелой зверя и птицу бить. Неплохо стрелял.

Когда Вачучко пошла четвертая зима после десятой, Олелей все же купил у Вувувье ружье. Сам не стрелял, боялся последний глаз потерять. Сын стрелял. Снова сы­тая жизнь пришла в ярангу — Вачучко удачливым охот­ником стал. Когда сыну вышел срок, усы у него выросли, Олелей поехал с ним в стойбище и за дорогие подарки невестку в ярангу привез, тихую, покорную Анхаки. Она родила двух сыновей, и старый одноглазый Олелей

очень был доволен, что такая жена сыну досталась. А ве­селая Еккы к старости переменилась, сердитой стала, ворчливой. К старости многие мужчины и женщины вор­чунами становятся. Но Олелей не горевал — внуки те­перь много смеялись. В яранге всегда было весело. Оле­лей очень любил внуков и потому часто приносил разные дары духам, чтобы они ничего плохого не сделали им.

Вот какая семья жила в большой яранге, что укрылась от дурного глаза здесь, в глухом месте. Атувье все смот­рел и смотрел на ярангу, на ее обитателей. Его тянуло туда, к людям, к костру, но страх давил на плечи, ноги его словно вросли в оттаявшую землю. Он жадно разгля­дывал все, что окружало людей: костер, прокопченный котел над ним, юкольник, на вешалах которого алели рас­пластанные алые гольцы. Разглядел он висящие на суку ближнего дерева два оленьих желудка, наполненных вил- вил — квашеной оленьей кровью и хрящами — любимым лакомством больших и маленьких оленных людей. Рот Атувье наполнился слюной.

Мужчины и дети вернулись к яранге. Впереди них толкались четыре собаки. Атувье покосился на волка. Тот не сводил взгляда с собак. Надо было решать, ч

т

о делать: либо обходить ярангу, либо выйти к хозяевам. Выйти? А если они слышали о нем? Впервые в жизни он пожалел, что такой он большой, приметный. Рваная кух­лянка л босые ноги — тоже хорошая примета. «Однако, надо встретиться, — решил Атувье. — Скажу, что в послед­нюю пургу от стада отбился большой косяк и я пошел его искать. Шел по следу оленей, но зловредная старушка Келле увела в сторону, и я заплутал». Никогда еще Атувье никого не обманывал. Чаучу не обманывают. Но сейчас он решился на обман. Ради Тынаку и будущего сына. Старик и его сын или зять должны знать, где искать тропы дикарей, где много зверя. «Э-э, совсем пло­хая у меня голова. Как я смогу обмануть людей яранги, если они увидят Тынаку и Черную спину? Разве я с ними искал оленей? На Тынаку новенький керкер и но­вые торбаса»,— спохватился он и вернулся к жене.

— Там,—Атувье махнул рукой в сторону мыса,— стоит яранга. Чья-то семья живет. Я хочу разузнать у ее хозяев, где проходят дороги дикарей, где много зверя. Те люди не должны видеть тебя и Черную спину. Вернись назад и жди меня у того тополя, что лежит у самой воды. С тобой останется Черная спина.

Тынаку покорно кивнула, подняла сумку с приданым и пошла назад.

—       

Иди с ней, охраняй ее,— тихо приказал волку Ату­вье и кивнул в сторону уходившей жены.

Волк посмотрел долгим взглядом на хозяина. По едва уловимым движениям ушей, по осанке Атувье по­нял, что «говорил» ему волк: «Я пойду с тобой. Там — опасность».

—       

Иди за ней,— нахмурившись, повторил приказ Атувье.

Черная спина неохотно подчинился, побрел за уходив­шей женщиной.

...Атувье все-таки боялся выйти к людям. Боялся, ибо оленные люди уважают обычаи предков и подчиняют­ся законам своей земли. Если хозяева яранги узнают, кто он, они могут убить его или прогнать с позором. Они поступят правильно — он сам нарушит закон, если вый­дет к ним... Притаившись в кустах, Атувье все смотрел и смотрел вниз, на ярангу и ее обитателей.

Сколько бы он простоял в кустах — неизвестно, если бы не шустрый черный молодой кобелек с белым пятном на лбу и белыми «чижами» на лапах. Уж зачем ему по­надобилось бежать к дальним зарослям, в которых прита­ился Атувье, непонятно. Однако кобелек деловито затру­сил к нему, вынюхивая чьи-то следы на траве. Возможно, незадолго до этого здесь побывал глуповатый зайчишка- настовик, появившийся в этом мире, когда был крепкий весенний наст. Увидев подбегавшего кобелька, Атувье присел, затаился.

Забыл Атувье, что его кухлянка далеко разносит оленный дух. Собака чуть ли не налетела на него. Столк­нувшись с незнакомым человеком, черный опешил, отпря­нул и вдруг затявкал, голосисто, часто. На всполошенный лай кобелька поспешила вся свора.

Атувье увидел, как один из хозяев нырнул в ярангу и вскоре вышел, держа в руках винчестер. По берегу шастало много медведей.

Подбежавшие собаки дружно принялись облаивать пришельца, норовя броситься на него. К кустам спешил тот, с ружьем.

Атувье не сразу понял, чем он так разгневал собак. Обычно здешние собаки довольно миролюбивы и молчали­вы. И только когда два самых крупных пса, вздыбив загривки, приготовились к нападению, Атувье ожгла до­гадка; «Они поймали запах Черной спины, запах волка!» Выхватив нож, он прикрикнул на собак, пошел навстречу человеку с винчестером.