Услышав за излучиной реки чаячий гам, Черная спи­на поспешил туда. Немного не добежав до кричавших птиц, волк нырнул в кусты и, подкравшись, ринулся в мельтешащий крикливый клубок. Схватив остатки голь­ца он скрылся в кустах, сопровождаемый возмущенными чайками. Быстро покончив с гольцом, волк побрел даль­ше. Вскоре ему снова повезло. Он увидел на песчаной отмели дремавших на солнце таких же птиц. Чайки хоть и кормятся на воде, но и тепло любят. Припав на мокрый песок, Черная спина оглядел птиц и, словно камень из пращи воина, кинулся к чаячьей стае. Среди птиц была одна с поврежденным крылом. Волк поймал ее.

Возвращаясь, Черная спина еще издали почуял запах огня и мяса — низовой ветерок дул ему навстречу.

Когда волк подошел к костру, Атувье и Тынаку доеда­ли кусок вяленой оленины. Тынаку бросила Черной спи­не оленье ребро с остатками мяса. Волк не сразу схватил его. Он посмотрел на Атувье.

—       

Ешь, мой верный волк,— сказал Атувье. — Ешь. Тынаку — моя же...—он запнулся.—Ешь, она твоя хо­зяйка.

Черная спина схватил ребро и с удовольствием за­хрустел подарком хозяйки.

—       

Какой умный,— тихо сказала Тынаку, разливая в кружки чай. Кружки тоже были сделаны из рога бара­на.

—       

Да, умный,— согласился Атувье.—Волки умнее собак.

Быстро покончив с ребром, волк лег на траву, нежась под лучами теплого солнца.

—       

Э-э, похоже, Черная спина удачно поохотился, по­ка мы разводили костер,— догадался Атувье и с наслаж­дением стал отхлебывать пахучий чай. Улыбка снова появилась на его лице. Ой-е, как давно он не ел, не пил чая! Как давно не сидел он возле костра рядом с другим человеком. А сейчас рядом с ним сидел не какой-нибудь человек, а его невеста Тынаку.

Тынаку тоже улыбалась своим хорошим мыслям. Ой- е, как хорошо, что Атувье вернулся сегодня утром! Если бы он не пришел сегодня, завтра она стала бы женой тол­стого слюнявого Вувувье. Да, в яранге Вувувье она ела бы каждый день жирные куски мяса и оленьи почки. Каждый день она бы пила чай с белым камнем-сахаром. Только жизнь у нее была бы горькой. Она уже привязала вон на тот куст лоскуток материи — дар добрым духам, оберегавшим Атувье в волчьей стае, духам, которые ука­зали ему дорогу в стойбище Каиль, к ней. Когда они при­дут на то место, где станут жить, она принесет в дар ду­хам еще подарки... Тынаку украдкой бросала взгляды на могучего жениха в рваной кухлянке, на его босые ноги. Смотрела и совсем не боялась его, жившего с волками. Глупые люди. Почему они прогнали Атувье? Ведь вол­ки — это... это как дикие собаки. Вот лежит Черная едина. Он тоже волк, но стал верной собакой.

Выпив три кружки чая, Атувье растянулся на траве и стал смотреть в высокое небо. Тревожные мысли о буду­щей жизни как-то сами собой покинули его, как только он увидел, что взяла с собой Тынаку. Ему опять сдела­лось легко-легко, будто выросли у него крылья ворона- мироздателя Кутха и он теперь парил над родными мес­тами... Вскоре Атувье и впрямь увидел в небе птицу, по­том к ней подлетели еще две. Это были вороны. Они летели высоко-высоко. Приглядевшись, он заметил, что вороны подлетели совсем близко к парившему орлу. Под­летели и зло закаркали. К ним подоспели еще две птицы. Собравшись в стаю, черные птицы ринулись на орла. То одна, то другая ворона подлетала к нему совсем близко, норовя достать своим тяжелым клювом царя птичьего племени. О, вороны — сильные и смелые птицы. Орел, который мог легко победить в отдельности любую ворону, растерялся. Он уклонялся от боя, нырками уходил то в одну, то в другую сторону, но атаки ворон не прекраща­лись. Издалека к ним спешили еще пять птиц. Орел на­чал кругами удаляться от ворон, но те и не думали от­ставать. В небе слышалось их громкое воинственное карканье. В конце концов, взмыв высоко в небо, орел полетел в сторону гор... Старики говорили, что вороны нападают на орлов тогда, когда тот кружит над их гнез­дами. «Даже орлы отступают, если против него собирает­ся стая птиц, каждая из которых намного слабее его»,— подумал Атувье. «Вот бы людям взять пример с ворон и чаек, тогда бы Вувувье и другие богачи не посмели бы обижать бедных пастухов и охотников». Он услышал лег­кие шаги Тынаку. Девушка села рядом. Она смотрела на быструю Апуку, которая неудержимо бежала к морю. Атувье тоже сел. Он догадался, что невесту тревожат какие-то заботы. «Тынаку испугалась будущей жизни. Нет, она не боится, что они будут голодными. Наверное, испугалась, что больше не увидит никого из своей родни, ни других людей»,—решил он. И приуныл. Ему вдруг стало жалко девушку, которая пошла за ним, жившим с волками, за человеком, которому больше не жить среди людей. Атувье легонько дотронулся до ее плеча.

—      

Тынаку, мы уйдем далеко от стойбища Каиль. Очень далеко. Туда, где, по рассказам старых пастухов, проходят тропы облачных оленей, которые в это время спускаются с горы Илкапкалин и приходят в наши края. Я буду... искать их, буду много охотиться, чтобы голод не приходил к нашему очагу.

Тынаку кивнула, но продолжала смотреть на реку.

Атувье еще больше приуныл. Тогда он сказал:

—      

Если ты... испугалась, то возвращайся в стойбище. Да, возвращайся. Мы недалеко ушли.

Тынаку обернулась к нему, дотронулась до его голого плеча.

—      

Атувье, я не хочу возвращаться в стойбище к злым людям, которые не поверили, что тебя охраняли добрые духи, чтобы ты вернулся. Я ушла и не вернусь назад. Я буду с тобой до погребального костра. Шаман Котгиргин сказал мне, что духам угодно, чтобы я стала твоей женой. Это они попросили злых духов поселиться в теле Вуаувье, когда он хотел сделать меня своей женой,— она кивнула на его босые ноги.—Мне жалко тебя. А у нас нет шкур, чтобы побыстрее сшить тебе летние торба­са и летнюю кухлянку. И штаны. Лето мало живет в нашей стране, а зима — долго. Тебе нужна будет скоро и зимняя одежда, а в моем мешке — только три шкурки неблюев. Хорошо бы найти тропы диких оленей, но охот­ники говорят, что их стало очень мало. Вот о чем я думаю сейчас.

У Атувье радостно забилось сердце. Он хотел погла­дить черные волосы невесты, но сдержался: оленный че­ловек не должен выказывать то, что у него на душе. Муж­чина-чаучу не должен походить на женщину-чау чу. Вместо этого он сказал:

— Я видел в твоей коробочке жилы. Я сделаю лук и буду охотиться. Пошли, нам надо торопиться. Лето уходит быстро.

Тынаку собрала разложенные вещи. Атувье взял сум­ку и ходко пошел дальше. Впереди людей шел Черная спина. Его ноздри ловили запахи следов многих зверей

,

но волк знал, что хозяин не будет охотиться.

Атувье очень понравились слова Тынаку. «Однако, хорошая хозяйка будет в моей яранге,— размышлял он.

— Да, мне надо много охотиться, надо добыть много шкур оленей и других зверей. Без шкур не проживешь. Для рэтэма^[25] нужны шкуры? Нужны. Для торбасов и разной одежды нужны шкуры? Нужны. Для порога и постели тоже нужны шкуры». Он шел, а сам нет-нет да и посмат­ривал по сторонам, втайне надеясь на чудо — увидеть сей­час следы диких оленей. Мало их осталось в стране чаучу. Раньше, говорят, за один день можно было пять, шесть оленей вынуть из петли. Сейчас редко кто их встречает. Мало дикарей, но все же есть. Из стада Ву­вувье небесные хоры^[26] три раза отбивали косяки важенок и уводили их за собой. Небесные хоры сильнее домашних. Еще в детстве Атувье знал, что дикари спускаются из-за облаков по крутой высокой горе Илкапкалинэ. Стоит священная гора в северной стороне, в Белом море. По ее склонам пробиты уступы. Они идут от вершины вокруг горы — до земли. Высокая Илкапкалинэ, до самого неба. Поднебесные олени каждую весну спускаются по ней и приходят в страну чаучу. Возвращаются они к священ­ной горе, когда наступит каанрактат — поздняя осень. Да-а, когда-то много поднебесных спускалось по усту­пам Илкапкалинэ в страну чаучу. Старики, которые совсем старые, говорят, что раньше и не имея своих оленей можно было каждый день есть оленину. Э-э, давно это было. Тогда ружья были тяжелые и очень мало кто имел их. Петлями да стрелами добывали поднебесных дикарей: Сейчас другое время пришло. Много ружей, легких, сильных, навезли заморские купцы. Давай только шкурки — получай хоть пять, десять ружей. Сильно по­убавилось поднебесных. Атувье хоть и жил последние

семь лет почти неотлучно в стаде, а всего два раза видел поднебесных оленей. Есть еще и простые дикари. Это те, которые отбились от стада и жили без людей. Но таких тоже мало. Потому, говорят старики, многие оленные семьи, что жили по берегам Апуки и ее притоков, пере­селились к устьям Апуки, Пахачи, Вывенки, где стали кормиться морским промыслом и рыболовством. Там, го­ворят, прожить легче. Но ему, жившему с волками, там нельзя жить. Там народу много, туда все новости прихо­дят быстро. Ничего, он постарается найти тропы подне­бесных и обыкновенных дикарей и добыть много мяса и шкур. Он не один будет искать дикарей, не один станет охотиться. С ним его верный волк, а всем известно, что волки — самые лучшие охотники. «Если не найду дика­рей, то все равно шкуры добуду,— успокоил себя Атувье.—Сделаю лук, сделаю из острого камня копье — и на медведей, на росомах стану охотиться». Он вспомнил старинное семейное копье, которое досталось его отцу Ивигину от дедушки Ваятд. А тому, рассказывал отец, копье подарил какой-то родственник с побережья. Хоро­шее копье, крепкое. Ой-е, как бы пригодилось копье предков ему, Атувье. Э-э, зачем думать о пустом. Никто, даже отец с матерью, ничего ему не дадут. Все чаучу соблюдают обычаи предков, никто не осмелится их нару­шить.