Кровать, на которой я лежал, стояла возле стены в небольшой комнате. Небольшой — потому что я видел только три стены, оклеенные тускло-жёлтыми обоями, и до них было рукой подать. То, что находилось справа, я видеть не мог — обзор загораживала большая грязно-белая ширма.

Что-то слишком часто приходится мне последнее время "восставать из мёртвых"… Интересно, к добру это или худу? Смешно, но мы, Иные, тоже бываем суеверны.

Ширма чуть колеблясь: то ли сквозняк, то ли совершенно бесшумно работал кондиционер. Почему-то мне было жутко любопытно — что за ней?

Конечно же, это глупость. Наверняка за ширмой — такие же больничные кровати, как и моя. На кроватях лежат люди — самые обычные больные, которым, разумеется, совсем ни к чему знать, что их сосед — не совсем человек. Или же — совсем не человек, это уж как посмотреть. Почему я их не слышу — а очень просто, ведь валяюсь-то я в реанимации, они и шевельнуться-то не могут, не то что шуметь или разговаривать…

Спустя час или полтора, заполненных такими вот рассуждениями, я на собственном опыте убедился, что искусство самообмана требует очень большой практики и врождённого таланта. Не был я в обычной палате обычной городской больницы. И сосед мой — я не сомневался, что за ширмой кто-то есть, и этот кто-то один — не был обычным больным.

В то же время я не лежал в медсекторе Ночного Дозора — уж хозяйство Иллариона Яковлевича за эти проклятые дни я изучил слишком хорошо.

Проще всего было бы встать и проверить всё самому, но я не был уверен в том, что смогу подняться, а поднявшись — устою на ногах.

Интересно, что со мной случилось? Рану, полученную на пустыре, наш лекарь заштопал на совесть — всего через несколько часов я вернулся в строй. Слово Алхазура порядком меня пожевало, но это было, наверное, обычным магическим истощением и гипогликемией — в заклинание я ухнул немало и собственной Силы. Обычное истощение, скоро оправлюсь…

Я прищурил глаза — и не увидел Сумрака.

Значит, вот оно как… Дела-то совсем плохи. Похоже, в "воронке" я истратил всё, чем обладал, и сейчас опустошён до дна. Как и любой дозорный, я знал, как это бывает. Из Иного я снова стал человеком. Восстановление — если оно вообще возможно — займёт теперь долгие годы…

Незаметно для самого себя, я уснул.

Проснувшись, я почувствовал, что боль и слабость чуть отступили, и можно было уже рискнуть и подняться с кровати. С большим трудом я встал на ноги, держась за стенку — словно без снаряжения забрался на Эверест. Колени отчаянно дрожали, в глазах пугающе темнело. Стиснув зубы, на одном озверении, я смог сделать пару шагов вперёд — к той самой загадочной ширме.

Отодвинув её, я наконец смог увидеть вторую половину комнаты — она ничем не отличалась от моей, но тут были дверь и окно с распахнутой настежь створкой. За окном было пасмурно и пахло сырой землёй, по подоконнику чуть слышно барабанили дождевые капли.

Здесь тоже стояла кровать. А на кровати, в такой же больничной пижаме, как и я сам, сидел Кеша Волков.

Мы молча разглядывали друг друга. Это было явно невежливо — стоило, наверное, с поклонами поинтересоваться самочувствием "досточтимого господина врага"… К чёрту! В конце-то концов, мы же в России. Лично из меня такой же самурай, как из него — нукер Чингиз-хана.

Волков не выдержал первым.

— Здравствуй, Светлый, — проговорил он.

— Привет, Тёмный, — нехотя отозвался я. Говорить не хотелось совершенно — да и не о чем. Всё, что могли, мы уже сказали друг другу в "воронке".

Я не фанатик дела Света. Среди Тёмных Иных найдётся немало тех, кого при другом раскладе я с радостью бы назвал своими друзьями. Даже среди откровенных врагов есть те, кого я искренне уважаю, и о ком, пожалуй, всплакну, когда отправлю навеки в Сумрак.

Но вот этот…

Именно он утащил "пятку" из-под охраны Инквизиции. Стражам Договора и в голову не могло придти, что Иной воспользуется для кражи человеческими методами — а Волков был слишком слаб, чтобы использовать магию.

Зачем она ему понадобилась? Неужели тот древний Иной был прав, и Кеша всего лишь хотел для себя силы и власти? Что ж, он действительно получил, что хотел — но не так, как хотел…

За распахнутым окном чуть шелестели листвой мокрые деревья. Шёл дождь — один из тех миллионов прохладных летних дождей, что изливались до нас и будут идти после. Ему не было дела до двух бывших Иных, лишившихся своих способностей.

Да, мы нахлебники. Наша Сила — заёмная, и всё, что мы можем — это лишь отводить на время тонкий ручеёк от того потока, что струится сквозь миры в вечном круговороте. Безличная, равнодушная сила, с одинаковой лёгкостью подчиняющаяся любому — так мы привыкли думать.

Я вспомнил ужас на лице мага-титана, когда он понял, что стоит внутри "мёртвой зоны"

Безличная и равнодушная?

И что будет с Иным, которому однажды она откажется подчиниться?

Те короткие приветствия были единственными словами, которыми мы обменялись с Волковым. В тот же день нас развели по разным комнатам. Больше я его никогда не видел.

В загадочной больнице я провёл целый месяц, и это было самое тоскливое время в моей жизни. Вокруг меня крутилась целая куча народу, но в моём присутствии никто никогда не произносил ни слова. Я даже не знал, где именно нахожусь. Выйти я не мог, а в окно не было видно ничего, кроме клумб, деревьев и кромки высокого забора вдалеке.

Однако всё когда-то кончается. В один прекрасный день дверь палаты открылась и один из безмолвных людей положил на кровать свёрток. Я понял, что меня выписывают — что бы это ни означало.

Едва я успел переодеться, как дверь распахнулась вторично. Если честно, то увидеть такого визитёра я не ожидал — хотя и стоило, наверное.

— Здравствуйте, господин Инквизитор! — как можно более вежливо произнёс я.

— Мы же знакомы, — Инквизитор откинул за спину капюшон серого плаща. — Привет, Сашка! Как ты тут?

— Привет, Руслан, — ответил я без особого удивления. — Рад, что тебя взяли. Поздравляю с повышением.

— Поздравления немного запоздали, — усмехнулся Руслан. — Я работаю в Инквизиции уже почти семь лет. Точнее, семь без одного дня — как раз завтра будет годовщина.

Я кивнул:

— Вы знали про останки. И ты следил, чтобы Агон, не дай бог, не добрался до них первым. Поэтому ты выдал нам схрон с книгой Алхазура и страховал халфера…

— Всё не так просто, — возразил Руслан. — "Пятка" и всё, что с ней связано — это возникло уже потом. Хотя ты прав, я работал и по ней. Но меня внедряли, чтобы покончить с вашей войной Дозоров.

— А просто отстранить Агона с Твердиславом от руководства — не судьба?

Инквизитор покачал головой:

— Напрямую они Договор никогда не нарушали, у нас не было повода вмешаться. Если бы Инквизиция своей волей сместила начальников городских Дозоров, у нас возникли бы проблемы с из коллегами из других городов. Особенно с Тёмными — они очень не любят, когда под ними шатаются кресла. А Оскол — да и чёрт с ним! Что с того, что у вас из года в год хоронят двух-трёх дозорных и полдюжины штатских Иных?

— И поэтому в городские Дозоры были внедрены два сотрудника Инквизиции, — закончил его мысль я. — Ведь Николай тоже работал на вас?

Инквизитор слегка улыбнулся и не ответил. Впрочем, я и не ждал от него подтверждения.

— Вот его вы замаскировали хуже. Тёмный в Ночном Дозоре — это, согласись, куда как бросается в глаза.

— Ты собираешься нас учить нашей же работе? — засмеялся Руслан. — Всё верно, бросается. Но куда больше проблем возникло бы с неизвестным Светлым, неведомо откуда переведённым под крылышко к Твердиславу. А Николай сотрудничал с Ночным Дозором с восемнадцатого века. Все, кому положено, его знали. И, уж коли о том зашла речь — он никогда не был штатным сотрудником Инквизиции. Мы привлекли его так же, как ты — свою вампиршу…

— Об этом не надо, — перебил я.