Контора была небольшая, но ответственная. Глава ее, человек строгий, сказал Саше:

— Я много слышал о вас от самого Терентия Терентьевича, который хорошо знает вашу авторитетную жену. Надеюсь, вы справитесь. Кадры — это не фунт изюму, как говорили в старину. Здесь я бы сказал образно: семь раз откажи, один прими.

— Именно, — ответил Саша. — Я сам, знаете, не люблю, чтобы вдруг… чтобы так… этак…

— Молодец, — пожал Глава конторы Саше руку. Так он здоровался не со всеми сотрудниками, но тут особый случай — человек от Терентия Терентьича.

Саша начал работать.

В первый же день к нему пришла женщина с кристально чистыми глазами и анкетными данными.

— Что же, — сказал он, — пожалуй, вы нам подходите, есть основания…

И тут же, взглянув на полную в талии фигуру женщины, добавил:

— Впрочем, пока подождем.

Расстроенная претендентка ушла, а Саша подумал: «Вот так, этак… Возьми ее… А вдруг она через несколько месяцев того… самого…»

Он сообщил об этом жене, а она сказала:

— По-своему ты прав, Сашик, но не пора ли и нам…

— В принципе я за, — кивнул головой Саша, — но у меня сейчас оргпериод… Но, конечно, я не против… Но, может быть, уже поздно…

Саша продолжал работать. Желающих поступить в контору было много.

Как-то пришел к Саше молодой человек с густой бородой.

Саша долго разглядывал его паспорт и диплом и сказал:

— Да… вроде годитесь. Но есть одно обстоятельство, если его учесть, хотя оно не имеет большого значения, но все-таки нельзя…

— Говорите же, — не выдержал молодой человек, — что воду в ступе толчете?

— Разумеется, это деталь, — продолжал Саша, — и не у вас одного, но, если вдуматься, борода как борода допустима, а борода как символ…

— Что борода?! — разозлился претендент. — Борода не нравится? Может быть, и уши тоже?

— Уши? — задумался Саша. — Уши у вас нормальные… Хотя левое поставлено чуть выше правого или, точнее сказать, правое толще левого…

— Давайте назад документы! — потребовал бородатый. — Да побыстрее!

Вскоре бородатого взяли на работу в Значительное учреждение, и Глава конторы сказал Саше:

— Упустил ты кадр. Ничего, набирайся опыта.

Полгода Саша Корзиночкин ведал кадрами и никого не взял на работу.

— Придется тебя освободить по собственному желанию, — сказал Саше Глава конторы. Ничего не поделаешь — указание. А я так считаю: хоть и не принял ты ни одного нужного человека, зато не принял ни одного ненужного. Это тоже достижение. В общем, ты еще найдешь себе дело.

С этим напутствием ушел Саша Корзиночкин. Не знаю, оправдается ли оно…

Как женщина с женщиной

В городе N. на Ткацкой фабрике работала знатная ткачиха. О ней писали в столичных газетах, ее показывали в документальных фильмах и по телевизору.

Родной город тоже не обходил Ткачиху вниманием. Газеты помещали очерки и статьи, драматурги писали пьесы, поэты сочиняли политически грамотные стихи.

Однажды Редактор местной газеты вызвал Журналистку и сказал:

— Не кажется ли вам, что мы забыли нашу знаменитость?

— Кажется, — сказала Журналистка.

Ей всегда казалось то, что казалось нынешнему и предыдущим редакторам, и поэтому, давно перешагнув пенсионный рубеж, она благополучно работала в газете.

— Вчера, — продолжал Редактор, — «Столичные новости» уделили ей тридцать строк, а у нас — ничего. Нужно исправить ошибку. Напишите что-нибудь новое, оригинальное, чего еще не было.

— Портрет, — загорелась Журналистка. — «Знатная ткачиха на отдыхе». Я возьму у нее интервью на пляже. Фотограф снимет ее в купальном костюме из ткани, вытканной ею. Это будет эффектно. Она еще молодая женщина, с красивой фигурой, лицо здесь не имеет значения.

— Своеобразно, — постучал карандашиком по столу Редактор, — но легкомысленно. Думайте глубже.

Журналистка соображала быстро.

— Рассказ о поездке ее в социалистические и капстраны.

— В капиталистические? — посмотрел Редактор на потолок. — Смело, но лучше о нашей действительности. Думайте современней.

Журналистка подумала, а потом воскликнула:

— Почта!

— Что? — не понял Редактор.

— Я имею в виду корреспонденцию, которую она получает. Так сказать, связь с массами.

— Идея! — бодро стукнул по столу карандашиком Редактор.

Вечером Журналистка пришла к Знатной ткачихе. Та, приветливо встретив ее, провела в столовую, обставленную, как у всех. Стол был накрыт к ужину.

— Садитесь, пожалуйста, — пригласила хозяйка. — Вижу, вы устали, сначала закусим.

Журналистка весь день бегала по редакционным заданиям и не успела даже съесть бутерброд, но достоинство работника печати не позволило ей принять это предложение.

— Извините, я не пью на работе, — вежливо и твердо сказала она.

— Я тоже, — улыбнулась Знатная ткачиха. — Попробуйте у нас рюмку выпить — сразу палеи или целую руку оттяпает. Ну, давайте пока посидим на диване, поговорим.

Разговор не вязался. Журналистка исподволь, но цепко приглядывалась к своему объекту, ища характерные детали.

— Платье у вас красивое. Материал вашей работы?

— Нет, я в Брюсселе брала.

«Это у нас не пойдет», — подумала Журналистка и вычеркнула фразу, которую уже невольно написала в блокноте.

Обе женщины помолчали, затем Знатная ткачиха спросила:

— Волосы у вас приятные, простите, где вы их делаете?

— Они такие у меня с детства.

Знатная ткачиха вздохнула:

— У меня тоже кудри были, а как начали меня снимать для кино и телевизора, стричь по-современному, так и виться перестали.

— Извините, — сказала Журналистка, — если не возражаете, я начну работать. Меня интересует ваша почта. У вас большая корреспонденция?

— Пишут, так много пишут, что и отвечать не успеваешь. Уйду в отпуск, сяду за переписку. Видите, сколько их.

Она подвела Журналистку к серванту. На верхней полке стояли, прижавшись друг к другу, канцелярские папки «Для бумаг».

— Какой порядок! — восхитилась Журналистка.

— Это я не сама, — засмущалась Ткачиха. — Нашу библиотекаршу ко мне приставили, конечно с сохранением оклада. Она за неделю управилась. Еще бы — высшее образование. Ну, вы поработайте, смотрите, что нужно, а я пока детектив почитаю. «Руки вверх» называется. Люблю эти книжки, только что-то их мало печатают.

Обе женщины занялись своим делом.

Знатная ткачиха, удобно расположившись на диване, так увлеклась чтением, что, казалось, забыла, что завтра ей нужно выступать перед пионерами, а послезавтра в Доме ветеранов сцены. Иногда она хваталась обеими руками за голову, восклицая:

— Ух, ты!

Журналистка была увлечена не меньше ее. Она переворачивала и раскрывала папки с аккуратно надписанными названиями: «Школьницы», «Артистки», «Пенсионеры», «Банщицы». Везде лежали письма женщин, только на одной тоненькой папке было написано «Мужчина».

Движимая профессиональным и женским любопытством, Журналистка открыла папку и прочла единственное мужское письмо. Капитан первого ранга писал, что его молодая жена никак не может найти замечательную ткань «Светик-самоцветик», которую, как он читал, вырабатывает Знатная ткачиха. Он просил, если можно, выслать наложенным платежом шесть-семь метров этой ткани, жена у него высокая и средней полноты.

Письма были разные. Корреспонденты поздравляли передовую труженицу, радовались, что она достигла таких высот. Бабушки спрашивали ее советов, как воспитывать внуков и внучек, чтобы они стали людьми, достойными нашей эпохи, молодые художницы присылали эскизы расцветок для женских тканей. Девушка из города Далекий сообщала, что она повариха, говорят, неплохая, все хвалят приготовленные ею кушанья, особенно борщ и бефстроганов, и ни слова о ней не сказали даже по радио, ни строки в газете. Может быть, ей перекинуться на ткацкую фабрику. Лет ей еще немного, руки у нее способные и образование восемь классов.

Были еще и другие значительные письма. Просматривая их, Журналистка прикидывала, в какой мере они могут пригодиться для статьи. Одновременно с этим она делала выписки и заметки, исписав три больших блокнота.