Вот на такой мажорной ноте закончился для нас четвёртый день революции… А, нет, не закончился. Звенит в прихожей колокольчик. Дружно идём смотреть на припозднившегося гостя и видим в дверях полковника Львова собственной персоной.

Глава четвёртая

Ну, слава богу, объявился, а то я уже волноваться начал. Вид у полковника был неважнецкий: смотрелся он уставшим и подавленным. Поздоровавшись со всеми и сбросив шинель, Львов предстал во всём блеске парадного мундира и при орденах.

– По какому поводу сие великолепие? – спросил я. – И вообще, где вы эти дни пропадали?

Львов замешкался с ответом. Было видно, что ему трудно вот так запросто подобрать слова. Ольга поспешила ему на помощь.

– Ну, куда ж ты с порога да с вопросами? – укорила она меня. – Позволь я гостя наперво чаем напою. А может, вы голодны? – обратилась она к Львову. – Так у нас и к ужину что найдётся.

Львов посмотрел на неё с признательностью.

– Благодарствую, Ольга Владимировна. Я не голоден, а вот от чая не откажусь.

Чаёвничали в столовой, все вместе, чтобы гостю не было одиноко. Ароматный напиток вприкуску с нехитрой снедью употребляли молча. Теперь уже и до меня дошло, что полковнику нужно время, чтобы собраться с мыслями. Наконец Львов сделал последний глоток, опустил чашку на блюдце и, устремив взгляд на её дно, словно считывал оттуда текст, заговорил:

– Я теперь из Царского Села. Туда прибыл прямо из Могилёва…

– Так вы сопровождали царя в Ставку? – перебил я полковника.

– Именно так. И покорнейше прошу вас, Михаил Макарович, равно как и всех остальных, не перебивайте меня. Я внутренне опустошён и очень устал. Боюсь, если вы будете сбивать меня с мысли, она ко мне может нынче и не вернуться.

– Говорите, Пётр Евгеньевич, – ответила за всех Ольга. – Мы будем слушать вас молча.

– Благодарю, – слегка растянул губы в улыбке Львов. – Да, я сопровождал Государя в Ставку. Скажу больше, я настоятельно советовал ему туда отбыть. Не говорите, что вы меня предупреждали о грядущих событиях. И не упрекайте в том, что я вам не поверил. Если бы это было так, то я бы не отправил свою семью за границу. – Львов снова слабо улыбнулся. – Мы никогда об этом не говорили, но у меня есть жена и двое детей. Теперь они в Стокгольме и исключительно благодаря вам. Так что я и услышал вас и поверил… – почти поверил, но поймите, я должен был попытаться! Но, увы! Очень скоро я убедился в силе ваших пророчеств. Генералы в Ставке внутренне уже готовы к измене, а Николай растрачивает последнюю уверенность в своих силах. Мне было больно смотреть на слабость близкого мне человека и низость его военачальников. По-видимому, это отразилось на моём поведении, и я стал неугоден в Могилёве. Николай отправил меня с поручением к царице, приказав в Ставку не возвращаться. Я исполнил поручение Государя – боюсь, оно было для меня последним – и поспешил к вам чтобы сказать: я в вашем полном распоряжении, господа! Правда, у меня есть одно условие: Николай и его родственники должны остаться живы! Вы не говорили мне об этом прямо, но из ваших рассказов я уяснил, что в вашем мире царскую семью постигла ужасная участь. Здесь этого случиться не должно!

Львов умолк и сидел, не поднимая глаз, в ожидании ответа. Мы же переглядывались, пытаясь по глазам определить позицию друг друга по столь непростому вопросу. Вернее, не так. Разговоры о судьбе Николая II после отречения промеж нами, конечно, велись, и никто из нашей четвёрки не высказался за вынесение смертного приговора. Другое дело, наше непосредственное участие в деле спасения царской семьи всерьёз пока не обсуждалось. И вот теперь решение приходилось вырабатывать на телепатическом уровне. Кто рискнёт предположить, что знает общий для всех ответ и озвучит его Львову? Этим «кем-то» оказался Глеб.

– Единственное, что мы можем наверняка пообещать вам, Пётр Евгеньевич – мы приложим максимум усилий, чтобы царская семья не подверглась максимально возможным репрессиям.

Львов поднял глаза и внимательно осмотрел наши лица.

– Боюсь, что большего я от вас требовать и не могу, – сказал он. – И я готов приступить к работе.

– Отлично! – воскликнул я. – Сейчас Ольга определит для вас комнату, где вы сможете поспать часа четыре. Потом начнём готовиться ко дню завтрашнему!

Когда Львов вслед за Ольгой покинул столовую, я обратился к оставшимся:

– Думаю, и нам не помешает вздремнуть?

Отчётливо помню, как Ольга заснула у меня под боком. А теперь вижу её совершенно одетой, тормошащей меня за плечо.

– Вставай. Только что прибыл Бокий, – сказала она негромко.

Раз так, значит уже четыре часа утра.

– Труби общий сбор, – велел я боевой подруге, а сам стал поспешно одеваться.

Из прихожей раздавался приглушённый разговор, но я сначала прошмыгнул в ванну, чтобы смыть с лица остатки сна. Так что перед товарищами, а их помимо Бокия было человек десять, я предстал вполне свежим. Поздоровавшись со всеми, я попросил подоспевшую Ольгу проводить бойцов наверх, пусть пару часов покемарят, а сам повёл Бокия в кабинет, где нас уже ожидали Ёрш и Макарыч. Через пару минут туда же вошёл и Львов. Во время представления будущий чекист и бывший жандармский полковник обменялись взглядами, скорее изучающими, чем враждебными, и без колебаний пожали друг другу руки.

Когда все расселись, кому как удобно, я обратился к присутствующим с кратким вступительным словом:

– У нас, товарищи, чуть более полутора часов. В шесть подъедет ещё один отряд, и подойдут мои бойцы, а нам до того совсем не помешает позавтракать. Вряд ли нам в ближайшие дни удастся собраться всем вместе, поэтому скоренько пройдёмся по задачам на сегодня и, сколько хватит времени, поговорим о перспективах. По большей части вопросов дня нынешнего все уже в курсе, за исключением товарища Львова.

Перехватив брошенный на меня полковником взгляд, Макарыч пояснил:

– Привыкайте к обращению «товарищ», Пётр Евгеньевич. С этого дня оно постепенно вытеснит из вашего словаря слово «господин», как и много других слов относящихся теперь уже к вашему прошлому.

Львов чуть улыбнулся, а я продолжил:

– Сегодня начнётся восстание частей Петроградского гарнизона. Я не стал бы называть его совсем уж стихийным, но неорганизованным оно будет точно. Подчинённые объединённому штабу дружины и боевые группы на этот случай хорошо проинструктированы, но поддержать общественный порядок в полном объёме при таком количестве оружия на улице, им не под силу. Особенно обострится ситуация после того, как будут открыты тюрьмы. Отделить политических от уголовников нам точно не удастся. Поэтому на свободу выйдут все. Неизбежны грабежи, погромы и убийства полицейских, жандармов и офицеров. Хорошо если получится свести потери к минимуму. Руководство штабом я сегодня возьму на себя. Михаил Макарович в нужное время должен оказаться в Таврическом дворце и обязательно принять участие в формировании Петросовета. Если не войти в состав, то непременно поучаствовать в составлении Приказа № 1. – Я посмотрел на Макарыча. – Черновик приказа готов?

– Да, он у меня в кармане.

– Отлично! Таврический это, как я понимаю, ближе к обеду? А прямо с утра все здесь присутствующие будут задействованы в одной очень важной операции: мы должны захватить архив Охранного отделения до того, как он погибнет в огне.

В конце фразы я перевёл взгляд на Львова. Полковник держался отлично, может только чуть-чуть побледнел.

– Дело в том, Пётр Евгеньевич, что здание Охранки уже к вечеру сегодняшнего дня будет разгромлено и подожжено.

Львов кивнул головой в знак того, что ему всё ясно.

– Мы предполагаем проникнуть в здание, переодев передовую группу в форму жандармских офицеров. С вашим участием, я думаю, сделать это будет гораздо проще.

Львов вновь кивнул, после чего поинтересовался:

– Сколько людей будет задействовано в акции?