Вынесли простой крестьянский стол на середину широкой деревенской улицы. Зачитали Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза А. А. Рафтопулло, отличившемуся еще в боях под Мценском. А потом к столу стали подходить гвардейцы, покрывшие себя славой в подмосковных оборонительных и наступательных боях.

Тут были танкисты и мотострелки, разведчики и саперы, зенитчики и связисты, ремонтники боевых машин и врачи бригады.

…Итак, мы на Смоленской земле. Гитлеровцам после беспорядочного отступления все же удалось закрепиться в лесном урочище Коркин. Так назывался довольно большой массив крупнолесья. Фашистский оборонительный район протянулся с севера на юг восточное Гжатска и своим передним краем проходил через небольшие селения Петушки и Аржаники.

25 января к нашей бригаде на этом направлении подошел гвардейский кавалерийский корпус И. А. Плиева, вместе с которым мы держали в ноябре декабре оборону на волоколамских и истринских рубежах.

Первое время в урочище Коркин мы вели бои местного значения, как было принято их называть тогда в сводках Совинформбюро. Во взаимодействии с кавалерийским корпусом стремились улучшить свои позиции, поскольку гитлеровцы находились в более выгодном положении. Они занимали большую часть лесного массива, а на нашу долю выпала лишь незначительная часть урочища с редкими перелесками.

Однако все наши попытки как-то улучшить позиции не приносили сколько-нибудь ощутимого успеха. Более того, порой мы несли ничем не оправданные потери, не раз попадали в самые неприятные истории.

На подступах к деревне Аржаники вместе со всем экипажем погиб один из лучших наших танкистов — командир танкового батальона старший лейтенант К. М. Самохин. Погиб истинный гвардеец, приумноживший боевую славу бригады.

Видимо, в штабе фронта до кого-то дошло, что мы напрасно на подступах к лесному массиву теряем людей и боевую технику. Вскоре нас вывели из состава 20-й армии и передали в 5-ю. Командовал ею тогда Леонид Александрович Говоров.

Танковая бригада и войска нашей оперативной группы спустились рокадными дорогами на юг и вышли на боевые позиции восточнее Гжатска.

Глава девятая

На двух фронтах

Дымчатым апрельским утром Копдратенко подал к подъезду небольшого домика, где я квартировал, "эмку". Несмотря на заплаты, она по-праздничному сверкала на солнце. Чувствовалось, что, готовясь в дорогу, мой шофер тщательно отмыл и надраил ее черный лакированный кузов.

— Ну как, все готово? — спросил я Кондратенко.

— Так точно, товарищ генерал, — весело отозвался он. — В такой машине хоть на край света.

Путь нам предстоял не столь далекий. От гжатских рубежей до Москвы пас отделяло всего каких-нибудь 180 километров. И на сей раз в столицу я ехал по вызову Якова Николаевича Федоренко. Вместе с комиссаром М. Ф. Бойко пас отзывали в распоряжение начальника Главного автобронетанкового управления. В моем портфеле лежал приказ, в котором говорилось, что 1-я гвардейская танковая бригада снимается с гжатского направления и перебрасывается в район Москвы на переформирование. Наконец-то личному составу бригады после почти непрерывных шестимесячных боев предоставлялась передышка в тылу.

Попрощавшись со штабными командирами, мы с Бойко сели в "эмку" и выехали на шоссе Смоленск — Москва. Дорога шла местами, где прошлой осенью велись ожесточенные бои. Сожженные городишки и села, обгоревшие деревья, бесчисленные воронки, наполненные водой, пустые ящики из-под снарядов по обочинам дороги. Кое-где чернели остовы танков и орудий, темнели рубцы траншей и окопов. Но даже этот безрадостный пейзаж обезображенной войной земли не мог развеять радостного чувства, что враг отброшен от столицы, что "непобедимая" гитлеровская армия показала спину и теперь уже вряд ли вернется на эти земли.

Часа через четыре мы въехали в Москву. Дорогомилово… Бородинский мост… Садовое кольцо… Прильнув к боковым стеклам машины, мы с Бойко внимательно вглядывались в улицы дорогого города. На них еще сохранялся отпечаток недавней близости фронта. По-прежнему дорогу перекрывали стальные ежи с узкими проездами, которые вроде стали шире. Нижние этажи зданий прикрыты мешками с землей. Правда, кое-где уже убраны баррикады. Но белые бумажные кресты на окнах и силуэты плавающих аэростатов свидетельствовали о том, что столица еще живет в военной тревоге.

На столе Я. Н. Федоренко, как всегда, дымился чайник. Яков Николаевич был приветлив и внимателен: налил нам с Бойко по стакану чая, предложил бутерброды.

— У меня для вас приятная новость, — сказал он. — Приказом Народного комиссара обороны вы, Катуков, назначаетесь командиром первого танкового корпуса, а товарищ Бойко — комиссаром.

Мы поблагодарили за оказанное доверие, а Федоренко, улыбаясь, воскликнул:

— Чувствуете, друзья, что это значит?! — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Это значит, что теперь нам по плечу формирование крупных танковых соединений! Дело в том, что заводы набирают производственные мощности. Теперь мы сможем давать вам танки.

Естественно, прежде всего нас интересовало, что будет представлять собой танковый корпус. Оказалось, что в него войдут три танковые бригады, мотострелковая бригада, дивизион реактивных минометов, разведбат и другие подразделения. Словом, корпус представлял собой серьезную силу — около 250 танков. О таких масштабах осенью сорок первого года мы не могли и мечтать!

— Теперь подумайте, — продолжал Яков Николаевич, — как укомплектовать штаб и командирские должности опытными людьми? Начальником штаба корпуса мы рекомендуем полковника Кравченко. Есть у вас на примете другие подходящие кандидатуры?

Прежде всего я назвал М. Т. Никитина, который за минувшие полгода зарекомендовал себя зрелым штабным офицером, прекрасно разбиравшимся в существе современного боя и обладавшим к тому же необходимыми организаторскими способностями. Его я и предложил на должность начальника оперативного отдела. На должность заместителя по технической части я рекомендовал Павла Григорьевича Дынера. Лучшего специалиста по ремонту техники я и желать не мог. Еще неизвестно, как сложилась бы судьба бригады, если бы не наши ремонтники, возглавляемые Дынером. Благодаря их поистине героическим усилиям один а тот же танк по нескольку раз возвращался в строй.

Начальником политотдела корпуса был назначен подполковник Иван Григорьевич Деревянкин.

Пока в Главном автобронетанковом управлении мы решали организационные вопросы, 1-я гвардейская танковая бригада перебазировалась в Москву. Ее части расположились на Хорошевском шоссе. Впервые за полгода гвардейцы получили передышку. Побывали в настоящей бане. Попарились, приоделись. Ремонтники восстанавливали боевую технику в более благоприятных условиях: получили запасные части и другие ремонтные материалы.

Закончив дела в Главном автобронетанковом управлении, мы с Михаилом Федоровичем Бойко проехали и Спасские казармы. Там формировалась наша 1-я мотострелковая бригада. Познакомились с народом. Среди командного состава люди были преимущественно бывалые, обстрелянные, и это вселяло надежду, что бригада в самый короткий срок станет в полном смысле этого слова боеспособной единицей. Командиром бригады был назначен опытный военачальник полковник С. И. Мельников, а комиссаром — майор Игнатов, бывший до войны начальником политотдела милиции Москвы.

Но в столице закладывалось только начало. Главную работу по формированию корпуса предстояло провести в городе Липецке. Туда стягивались части будущего корпуса. Уже выгружалась в Липецке 89-я бригада тяжелых KB под командованием подполковника А. В. Жукова. Уже шли эшелоны 49-й бригады, возглавляемой бывалым, опытным танкистом полковником Д. X. Черниенко.

Как-то в мою рабочую комнату, которую я занимал б Москве, вошел полковник в ладно пригнанной форме. Вскинув руку к козырьку фуражки, он начал официально: