Лейтенант Милевский был ранен, заместитель политрука Серков контужен, но оба они остались в боевых порядках подразделения. Батарея все же пробилась к мотострелковому батальону. Боевую технику она сохранила, а противнику нанесла немалый урон.

Тем временем мы выполнили обещание. Бросили на помощь Голубеву и его боевым товарищам несколько танков с десантом автоматчиков. Эта боевая группа быстро рассеяла немцев, оседлавших дорогу, ведущую в Михайловку с востока, и восстановила положение. А главное — нам удалось сохранить Михайловский клин, вбитый во вражескую оборону.

30 декабря утром группа получила боевой приказ из штаба 20-й армии. В нем говорилось: "Группе Катукова ликвидировать тимковскую группировку противника…"

Снова тяжелейшее испытание: в Тимково немцы почти все дома превратили в очаги сопротивления. Оборудовали в них огневые точки, на перекрестках улиц соорудили блиндажи. Да еще взяли подступы к населенному пункту под сильный огонь батарей, находящихся на Лу-диной Горе.

Обсудили мы с Бойко, Кульвинским, Никитиным, как лучше выполнить поставленную задачу. Обсудили один вариант, отбросили его, приняли за основу другой и решили: атаку возложить на 40-ю стрелковую бригаду В. Ф. Самонленко, а в поддержку ей дать пять танков — два KB и три Т-34.

Командование танковой ротой снова возложили на старшего лейтенанта Александра Бурду. Уж кто-кто, а он не полезет наобум. Прежде обдумает все ходы-выходы. Учить его в данном случае не надо.

Старший лейтенант Бурда, получив задачу, отправился к командиру 40-й стрелковой бригады. Вместе с ним произвел короткую рекогносцировку на местности. Точно по рубежам и времени увязал все вопросы, из которых обычно складывалось взаимодействие танкистов с пехотинцами.

В назначенный час пехота поднялась в атаку. Вместе с ней на штурм вражеского узла обороны пошел танк KB сержанта Петра Молчанова. Сержант только что вернулся из госпиталя и попросил командира, чтобы ему разрешили участвовать в этом бою.

Вслед за Молчановым в атаку двинулись танки Семенова, Афонина и Корсуна. Пехотинцы не отставали от танкистов и вскоре ворвались на восточную окраину Тимново. Немцы открыли огонь из всех видов стрелкового оружия, ударили из минометов. Свинцовый ливень преградил путь наступающим стрелкам. Чуть ли не каждая изба изрыгала снопы огненных трасс. И здесь, выбив два продольных бревна из передней стенки избы, гитлеровцы превращали строение в огневую точку.

Наша пехота залегла: гитлеровцам удалось отсечь ее от танков. A KB и тридцатьчетверки уже шли по сельской улице, сокрушая укрепления врага, огневые точки, укрытия, устроенные в блиндажах и избах. Все бы обошлось, но неожиданно ударили фашистские противотанковые пушки. Они с коротких дистанций били по нашим боевым машинам.

Тяжело пришлось танковому экипажу лейтенанта Семенова. Немецкий снаряд пробил броню его машины, попал в бак с горючим, и танк загорелся. Механик-водитель был убит, лейтенант Семенов тяжело ранен. Он все-таки сел за рычаги управления и хотел повести машину вслед за другими танками, но отказала передача. Тогда лейтенант дал задний ход, рассчитывая вывести горящую машину из боя. Подбежавшие следом пехотинцы сбили пламя, объявшее танк. Но экипаж не удалось спасти. Когда открыли люк, лейтенант был уже мертв. Так а погиб он, прильнув к рычагам управления.

Четыре танка остались в бою. Они подавили противотанковые орудия, сожгли склад с боеприпасами. Затем Александр Бурда вернулся к пехоте, залегшей на восточной окраине селения, и повел ее за собой. Еще одно столкновение с фашистскими минометчиками, спешившими на выручку своему гарнизону. Танкисты сожгли машины этого подразделения. Тяжелые танки Афонина и Молчанова прикончили последние огневые точки гитлеровцев, и Тимково было взято.

Боевой приказ выполнен. Это был успех танкистов, стрелков и всей нашей оперативной группы. Но радость победы была омрачена утратой боевых товарищей. Навсегда покинули боевой строй гвардейцев лейтенант Семенов и члены экипажа его танка. А следом, еще одна утрата. Из деревни Хворостинино, находившейся у нас на фланге, гитлеровцы стали обстреливать из тяжелых орудий Тимково. Огонь они вели, конечно, не прицельно, но один снаряд угодил в танк Молчанова. Командир орудия Махараблидзе и механик-водитель Панов были тяжело ранены, а Молчанов убит.

Тело Петра Молчанова привезли в Ивановское на наш командный пункт. В кармане гимнастерки Петра Молчанова в комсомольском билете хранилось заявление в партийную организацию 2-й роты 1-го танкового батальона. "Если погибну в бою, — писал комсомолец Петр Молчанов, — считайте меня коммунистом, честным, преданным сыном нашей Советской Родины".

Похоронили сержанта Молчанова на территории зооветеринарного техникума. На могилу положили танковую гусеницу. На похоронах мне припомнились не такие уж далекие августовские дни, когда в Сталинграде на Тракторном заводе мы получали танки.

Петр Молчанов, принимая тогда танк, сказал: "Хотя моя машина по расчету числится десятой, но в бою она будет всегда первой".

Сдержал свое слово танкист. Два месяца в общей сложности провел он в боях и за это время уничтожил 11 немецких танков, 13 противотанковых орудий, более 10 пулеметных гнезд и много другой боевой техники врага.

Бои за Тимково мы вели в канун Нового года. 31 декабря наши части и подразделения, овладев населенным пунктом и закрепившись на занятых позициях, готовились к новым боям. Успех под Тимково значил куда больше, чем взятие Михайловки, Владычино: мы основательно вклинились в фашистскую оборону на дамском рубеже.

В селе Ивановское впервые по-фронтовому встречали Новый, 1942 год. Вместе с танкистами 1-го батальона собрались в одном из классов зооветеринарного техникума. В окнах — ни стеклышка. Они наглухо забиты фанерой. Печурку накалили докрасна, накрыли праздничный стол. Сервировка — кружки жестяные, солдатский походный нож. На столе — хлеб, соль, чеснок, кусок сала, фляги с водкой. Сто пайковых граммов на человека.

Приехали к нам в новогоднюю ночь гости — поэт Сергей Алымов и исполнительница народных песен Клавдия Ивановна Иванова.

Первое слово за новогодним столом о тех, кого теперь нет с нами, кто отдал свою жизнь в борьбе с проклятыми фашистами. Вспомнили Воробьева, Лавриненко, Ивченко, Лакомова, Семенова, Лескина, Ракова, Рябова, Молчанова и других. Вспомнили и помолчали, как положено на тризне по друзьям.

Пожелали быстрейшего выздоровления Загудаеву, Рафтопулло, Кукаркину, Борисову — всем, кто встречал Новый год на госпитальной койке. Знать бы их адреса, послали бы всем поздравительные солдатские "треугольнички". Написали бы дорогим товарищам: "Возвращайтесь скорее! Ждем вас, гвардейцы! Впереди еще очень много боев, и вы, обстрелянные танкисты, познавшие, по чем на войне фунт лиха, так нам нужны!"

А потом предоставили слово нашим гостям. Сергей Алымов читал свои стихи. Многие из них, переложенные на песни, мы знали, но взволнованное чтение поэта придало нашему новогоднему вечеру ту "домашность", с которой мы, танкисты, распростились не на одну зиму, не на одно лето.

Сергея Алымова сменила артистка Иванова. В полутемном классе зазвенела старинная русская песня "Вот мчится тройка удалая". И нас, слушавших, унесло далеко к берегам великой русской реки.

Чуть ли не до рассвета затянулся наш новогодний вечер. Тепло мы простились с первой концертной маленькой бригадой, посетившей гвардейское танковое соединение на фронте. Позднее артистические бригады у нас в войсках бывали нередко, но приезд первой сразу после горячего боя за Тимково запомнился навсегда. В знак дружбы и будущих встреч подарил я тогда Сергею Алымову трофейный пистолет.

Наутро пришли посылки с подарками от трудящихся Москвы. В каждой посылке письмо с добрыми пожеланиями.

"Я не знаю, кто ты, но знаю, что ты храбрый воин, — писала работница завода имени Карла Маркса Мария Попова. — В благодарность за твою храбрость прими от меня маленький подарок в честь Нового года".