Луверик осмотрел площадь, на которой оставались еще корнуоты, что притихнув, ожидали, чем же закончится это светопреставление.

 Колдун перестал кричать.

 - Стой, князь, стой! – взмолился он вдруг. – Стой…

 Какое-то время Ильвиг молчал, свисая с рук палача и набираясь сил.

 - Пока ты не лишил меня языка, владыка, - заговорил он, обращая к князю ослепшее, испачканное смолой и кровью лицо. – Я хочу передать тебе слова отца, который, умирая, оставил предсказание об Арбоше. Лишь стоя на границе жизни, отделяемой меня от мира мертвых, где ждет меня отец, я выполню неосторожно данное ему обещание. Я всегда ненавидел тебя, князь. Пусть сегодня, в день смерти Ильвига, не останется тайн. Мой отец всегда уважал тебя и пророчил большое будущее. Я не мог простить ему этого. Ведь меня, своего сына, он считал дураком и отступником, – он помолчал, свесив голову и тяжело дыша, потом снова повернулся к господину, которого не мог больше видеть. - Слушай, князь! Тебе не избежать войны с марлогами! Но одолеть их ты сможешь только «когда ночь наступит в начале дня».

 - Останови казнь, палач! – тронутый откровением, приказал Луверик, привыкший многое прощать даже врагам.

 Ильвиг в который раз разразился сумасшедшим хохотом.

 - Нет, князь, нет! Не будь трусом, чтобы показаться благородным! Дух той, в чьей смерти я повинен, не оставит меня! И Арбошу твоему грозит беда, пока не отступится от него гнев той, что даже за гранью смерти имеет власть над живыми! Делай свое дело, палач!

 Но тот разрезал веревки, что связывали руки колдуна, и вопросительно взглянул на князя. И тут же мощный удар в грудь отшвырнул его от страшного, искалеченного, но все еще опасного корнуота, который скаля зубы, медленно поднимался на ноги, сжимая в руке снятый с пояса карателя большой нож.

 - Прими мою жертву, Арахн! Пусть войду я в царство мертвых твоим сыном! – завопил он, вонзая себе в горло тонкий стальной клинок…      

Глава 26

 Немферис сидела в темном углу, монотонно произнося слова заклятий, которые рождали образы неземных существ. Они метались по комнате и пугали Руту кошмарным видом и свистящими звуками. Бросить госпожу корнуотка не могла и не хотела. Но становилось все страшнее. Сгущался сумрак, и она видела, как сползает он к тому месту, где находилась царевна. Рута не решалась её окликнуть - Немферис все больше казалась чужой, настроенной если не враждебно, то уж точно не дружелюбно.

 К вечеру стало еще хуже.

 Царевна впала в бред. Лицо посерело, глаза закатились. Она лежала на полу, тихо постанывая, словно видела дурной сон и никак не могла проснуться.

 Помолившись Астуу-му, корнуотка в конце концов осмелилась подойти к ней.

 - Немферис? – она присела рядом и осторожно тронула холодную руку.

 - Кхорх умер, - пробормотала царевна, и невыразимое страдание отразилось на ее лице. – Кхорх умер. Меч Гродвига убил его. Умертвил тело, но … не повредил душу. Душа Кхорха … ушла в грот Забвения. И вернется, … душа его вернется. И Сульфур вновь погрузится во мрак.

 - Немферис, очнись! – Руте стало страшно слышать этот хриплый голос, полный тоски и безнадежности. – Очнись! – повторила она и отважилась встряхнуть царевну, с облегчением заметив, что та медленно пришла в себя.

 - Госпожа, госпожа, я с тобой.

 Немферис открыла глаза и села, с недоумением осматриваясь.

 - Где я?

 - Ты в Арбоше, в хоромах князя Луверика.

 - Да. Только не понимаю, почему я до сих пор здесь. Мать сказала мне возвращаться в Улхур.

 - Мать? – корнуотка взглянула с жалостью, решив, что она помешалась. – Ты видела и говорила с матерью?

 - Не спрашивай, Рута. Ты многого не в состоянии понять. Просто поверь тому, что я говорю.

 - Что Кхорх умер, но душа его отправилась в грот?

 - Я так сказала?

 Немферис вздохнула.

 - Я видела это собственными глазами, как вот тебя сейчас.

 - Это плохо? – несмело спросила корнуотка. – По голосу я поняла, что это причиняет тебе боль, но ведь …

 - Кхорх связывал нас с Арахном. Через него, первого жреца Кэух, мы получали силу и знания. Теперь связь утрачена, и мы, все мы … отныне предоставлены сами себе. Улхур должен погибнуть. Как и мой народ. Так пожелал царь царей, - она вздохнула. - Рута, ты должна мне помочь.

 - Как, госпожа? – с готовностью подхватила та.

 - Открой дверь. Я ухожу.

 - Но князь …

 - Рута! Пойми ты, я ничем не обязана твоему повелителю. Он сам обещал мне свободу. Я должна уйти.

 - Ему нужно сказать тебе нечто важное.

 - Ах, Рута, все, что должно быть сказано, уже прозвучало. К чему теперь слова? Мои братья уже в Арбоше. Они стали слабее, передай это князю. Сыны Арахна никогда не нападают днем, запомни это и передай Луверику. Каждую ночь над Вардом будет бушевать гроза, удерживая марлогов в отдалении от сердца Арбоша. Больше мне нечем помочь корнуотам. Отпусти меня, Рута. - Немферис крепко обняла её. - Ты стала очень дорога мне, Рута, но нам пора расстаться.

 Корнуотка вдруг расплакалась.

 - Зачем мне лес, в котором не будет тебя? Возьми меня с собой, прошу.

 - Путь через болота долог и страшен.

 - Я не боюсь трудностей. Куда страшнее для меня – потерять тебя навсегда.

 - Нет, Рута. Дороги наши расходятся. Отпусти меня.

 Всхлипывая, корнуотка открыла дверь и проводила царевну до окраины поселка, что погрузился уже в предвечерний сумрак. Над притихшими кронами наливались свинцом тучи.

 - Как ты пойдешь в грозу по болоту одна? – вновь заговорила Рута уже около мыса, утирая соленые слезы, которые все катились и катились из глаз.

 - Иди, – царевна плотнее закуталась в теплый меховой плащ, и посмотрела на корнуотку горящими, ужасными глазами, под которыми залегли глубокие тени, от чего лицо показалось незнакомым и страшным. – Иди. Дальше не провожай меня. Иди.

 Рута повернулась и побежала прочь, испуганная выражением черных глаз арахниды. Никогда прежде на нее не смотрели так. Никогда.

 - Она тоже умрет, тоже умрет, тоже … умрет. И знает, что идет за своей смертью, – с отчаяньем бормотала Рута. И вдруг, заломив руки, закричала, взывая к небу, и к тому, кого звала всегда в самую горькую и отчаянную минуту: - Если ты слышишь меня – тот, кто держит в руках наши хрупкие жизни, умоляю тебя – отведи от Немферис тень смерти! Умоляю – спаси! – и снова безутешно заплакала, падая на колени, и оборачиваясь туда, где оставила царевну.

 Ей снова стало страшно. Как тогда, в комнате с шипящими тенями. Только теперь её окружали сосны, сосны и голые ветки кустарников, истерзанные недавней стихией.

 - Помилуй нас всех …

 Ответом ей стал оглушительный раскат грома.

 Рута вскрикнула - совсем рядом ударила молния, освещая мглистое пространство вокруг. И следом за вспышкой хлынули потоки холодного ливня, безжалостно вонзаясь в землю, еще не успевшую впитать влагу, излившуюся прошедшей ночью. Мутные потоки, бурля и пенясь, побежали меж стволов и корней. Лес наполнился однообразным и мощным гулом.

 Корнуотка неловко поднялась на ноги, и побрела к селению, спотыкаясь и скользя,  продолжая поминутно оборачиваться, словно все еще надеясь разглядеть сквозь серую пелену дождя хрупкую фигурку улхурской госпожи.

 А там, за завесой дождя брела Немферис. Ей с большим трудом удавалось удерживать равновесие на скользкой почве, и мокрые, посиневшие от холода руки поминутно цеплялись за ветви. Окоченевшие ладони не чувствовали боли от глубоких порезов, оставленных на нежной коже жесткими прутьями гибких веток. Силы её были уже на исходе, и она старалась не думать о том, что находится в самом начале невероятно сложного и опасного пути; что оказалась одна в незнакомом месте и от Улхура её отделяют многие дни пути через болота. Как удалось ей, выросшей под землей, пройти столь опасной дорогой? Потому, что рядом всегда были надежные, выносливые и преданные люди. А что же теперь? Теперь она одна и отклонила помощь той, что готова была принести в жертву жизнь под солнцем и отдаться темноте подземелий. Но Немферис не хотела чужих жертв. Все, что осталось ей сделать – она осилит сама. Так хотела Хефнет. Мать приказала идти в Улхур и не оставила выбора. Как раньше. И она снова не смела ослушаться, даже понимая странность желания. Почему? Почему сначала услала подальше, а сейчас требует вернуться? Чтобы направить марлогов по следу? Нет, только не Хефнет! Тогда – почему? Неужели она должна сойти в Колодец, чтобы стать матерью марлога? Матерью будущего повелителя над духами? Матерью второго Кхорха? Или его самого, «ушедшего, чтобы вернуться»? Что могло быть страшнее этого? Ничего…