- Неужели? – сорвалось с его задрожавших губ.
- Гаспиды! - княжна потянула Шэди в сторону моста, раскинутого над жерлом, наполненным густым туманом. – Беги! Беги же!
Ступив на мост, старик остановился и с содроганием заглянул в клубящуюся белесую тьму. Повернувшись, он увидел Хапдис, обнажившую меч и готовую защищаться от орущих гаспид. Эти создания были омерзительны – почти лишенные перьев, местами клочьями торчавших из синюшных тел, с длинными шеями и замызганными крыльями.
- Госпожа! Госпожа моя, я не оставлю тебя! – Шэди заторопился и упал, запутавшись в полах плаща. И вмиг гадкие птицы оказались забыты - взгляд устремился вниз, туда, где медленно шевелился, словно дыша, влажный и теплый туман. Там, в надежно укрытой глуби притаилось что-то - грозное, неотвратимое, но притягательное, жаждущее и зовущее. Старика нестерпимо потянуло вниз. Явственно услышал он настойчивый зов, повелевающий отдать жизнь, душу и тело прекрасной и необъяснимой бездне. Шэди подвинулся ближе. Разум отчаянно сопротивлялся, но тело перестало повиноваться. Душа плененного чуждой волей стремилась в непередаваемо манящее небытие, желая воссоединиться с тем, кто взирал на нее из наполненного туманом пространства. Глаза старика налились слезами, пальцы до боли вцепились в каменный бордюр, но медленно и верно он перемещался к краю. И все смотрел и смотрел…
А гаспиды уже набросились на незваную гостью. Княжна вскрикнула, отчаянно взмахнув мечом, подпустив птиц достаточно близко. Визжа, они шарахнулись прочь. Но одна из них вцепилась когтистыми лапами в платок Хапдис.
- Исчадья мрака! - воскликнула она, ухватив длинную шею гаспиды. - Получайте свою добычу! - и отсекла голову птицы, швырнув в пропасть судорожно забившееся тело. Сородичи обезглавленной твари с голодным визгом кинулись за ней, раня друг друга жадно раскрытыми клювами.
- Шэди, Шэди! – закричала Хапдис, бросившись к слуге, который уже свешивался с моста, вытянув шею и тряся седой бородой. – Поднимайся, родной! Что с тобой? – ей стоило огромных усилий оторвать его руки от бордюрного камня.
Захрипев, старик опрокинулся на бок, позволяя оттащить себя в сторону.
- Оно, оно – там, - простонал он, озираясь безумными глазами.
- Идем! Очнись! Не смотри вниз! – княжна, обеспокоенная ноющей и настойчивой болью внутри себя, вдруг прижала ладони к животу, покрывшись испариной.
- Что? Что, дорогая моя? Чем я могу помочь?
- Нужно добраться до храма.
- Идем, идем, - слуга едва успел подхватить ее. – Крепись, до входа – несколько десятков шагов.
Внутри залы горели маленькие светильники, поставленные прямо на пол. Едва теплился огонь на высоком алтаре, под статуей диковинного существа в виде паука с женской головой и руками, в которых мерцал кокон – символ жизни у арахнидов.
Шэди, поддерживая совсем ослабевшую княжну, боязливо осмотрелся, и вздрогнул, неожиданно услышав женский голос:
- Уходи, старик!
Он не сразу заметил появления в зале двух арахнид, одетых в черные платья, какие не носили на земле Энгаба. Одна поставила на алтарь глубокую чашу с водой, другая подошла, внимательно глядя на Хапдис. На груди женщины блестел жреческий знак. Выглядела она как истинная дочь Арахна: высокая и худая, с невероятно бледной кожей, не знавшей солнца, и темными жесткими волосами. Глаза казались лишенными цвета, и были густо подведены черной краской.
За ее спиной высилась мощная фигура раба из племени Кифры, тенью сопровождающего свою хозяйку.
- Уходи, - повторила она повелительным голосом, переведя взгляд на халта.
Дрожа, он попятился к выходу – подальше от страшных, проникающих в душу глаз.
Раб-гигант осторожно и легко подхватил на руки его госпожу, перенеся её на каменный алтарь, уже покрытый пурпурным полотном. Арахнида последовала за ним.
- Да поможет тебе дух Мерхе! - торжественно произнесла она, зажигая огонь в алтарной чаше, и ставя её возле княжны, страдающей от частых схваток. Жрица расстегнула застежку мехового плаща Хапдис, развязала пояс сюрко, затем, сняла с головы венец и покрывало, а с ног – кожаные сапожки. - Я защищаю тебя пламенем богини Мерхе, слышащей плач на ложе стенающей матери. Я слышу голос той, что разжигает пламя в чреве. Её священный красный огонь опаляет тебя, женщина, имя которой - скорбь.
Заклинания сопровождались тихими, жалобными вскриками княжны. Прислужница, помогала Хапдис в родах, и время от времени подносила к её лицу маленький, фиолетовый флакон.
Та, что читала древний гимн, подняла чашу над животом рожающей и вывела магический знак.
- Войди в этот мир, дитя! - воскликнула она.
Княжна протяжно и дико закричала.
И сморщенное, красное тельце ребёнка скользнуло на мокрое от истечений полотно. Прислужница ловко подхватила младенца. Жрица сняла с головы чёрное покрывало, достала нож и рассекла пуповину.
- Сестра, - тихо произнесла родившая. - Сестра моя. Хефнет…
- Я стою рядом с богиней Мерхе, - голос жрицы дрогнул, но она продолжала, - которая говорит: я принесла тебе воду жизни, чтобы омыть чрево твоё, терзаемое огнём. Сама Эморх-великая освятила для меня эту воду...
Хапдис закрыла глаза, позволяя увлечь свой дух словами... Боль отступила. Вслед за ней поднялись тёмные воды, неся упоительную прохладу. Они заливали ноги, бёдра, живот.
- Хефнет! - силилась крикнуть княжна и не смогла.
Вода подступила к груди, сдавив её. Стало страшно и холодно.
- Хефнет... родная... - смертельный озноб сотряс тело Хапдис.
Тёмные воды хлынули, заслоняя слабый свет, едва сочившийся над ней.
И пришёл мрак...
- Ты умерла, - стоном раздался над ней голос сестры.
Хапдис тихо перешла в мир иной.
- Ты умерла, – тихо повторила жрица, всматриваясь в застывшее лицо сестры.
Когда это было? Когда она в последний раз видела кудрявую девочку, названную княжной Энгаба? Тогда Хефнет, обещанную темному богу, увозили в далекий город по завету матери – чужеземки. Дочь Вака покидала родных, чтобы служить Арахну. Пути их, казалось, разошлись навсегда. И вот много лет спустя, Хефнет видит Хапдис беременной и потом... мертвой. Эта женщина с белой кожей и русыми прядями волнистых волос, одетая в льняную рубаху, и бирюзовое сюрко, шитое серебром; эта женщина – та самая сероглазая девочка, что когда-то нежно называла ее сестричкой. Это она, заливаясь слезами, смотрела, как Хефнет садится в седло и машет худенькой ручкой, прощаясь навсегда. Что можно сделать для неё сейчас? Уже ничего. Только умастить тело бальзамом, и поместить усопшую в самую красивую гробницу города Теней.
- Ты умерла, родная.
- Но осталось это дитя, - отозвалась прислужница, глядя на новорожденную, - славная девочка.
- Девочка, - как эхо повторила Хефнет, - девочка. У меня родилась дочь! Слышишь? У жрицы Верхнего и Нижнего храмов сегодня появилась на свет наследница, любимица Отца бездны! - она набросила на покойницу свободный край материи. Затем обернулась к халту, сидящему у входа в храм. Голова его мелко дрожала. Взгляд блуждал – пустой, бессмысленный, ни на чем не способный сосредоточиться.
- Ты чужой здесь, старик, - сказала жрица, - и должен уйти, чтобы не видеть таинства. Приведи ему Слэура, - добавила она, обратившись к помощнице.
Та взглянула с удивлением:
- Уже, госпожа? Неужели …
- Отдай мальчика старику и пусть он оставит его первому, кого встретит в Каруте. Ты слышишь меня? – обратилась она к халту.
Шэди перевёл на арахниду потухшие глаза. Всё происшедшее в храме произвело на него удручающее впечатление, как и само это насыщенное злом место. Он впервые находился в улхурском святилище, впервые видел чёрный алтарь Кэух; огромный зал с колоннами из магического камня и стенами со страшными древними заклятиями; статуи из чистого золота; невероятный, мерцающий зыбкими, зелёными огнями свод, где скользили аспидные тени, издающие жуткие звуки. Живя на земле маакорской вот уже около десяти лет, старик многое видел – таинственного, страшного - но никогда душа его не была так подавлена, так захвачена духом зла.