- Очнись, Слехт! – раздался из толпы властный голос, и к амвону решительно прошел статный мужчина. Рука его, затянутая в кожаную перчатку и украшенная кольцами, легла на рукоять меча. Это был Торув, носивший титул герцога, господин вараллонских земель и брат почившего короля.
Мутный взор арахнида, брошенный на знатного господина в синем бархатном котте, мгновенно прояснился. Оценив реальность угрозы его красноречивого жеста, царский приближенный завертел головой, и отступил, наконец, заметив служителя алтаря.
- Мое почтение, - облизывая пересохшие губы, пробормотал он, отодвигаясь от старца. – Мое почтение…
Легкая улыбка тронула губы Торува. Он опустил руку и повернулся к собравшимся.
Но в эту секунду с шумом распахнулись золоченые створки западных врат храма, и в святилище появился сам царь царей, Кхорх, властелин Сульфура.
Смолк орган. И ослабло сияние света под голубым куполом.
Вся знать Дэнгора, корнуоты и кифрийцы преклонили колени. Арахниды пали ниц. Лишь седовласый храмовник и герцог, который даже не повернул головы в сторону улхурского повелителя, остались стоять, не почтив его низким поклоном.
Медленно обведя подданных пасмурным взглядом, Кхорх задержал его на владетеле Вараллона.
- Ты смел, антигус, и безрассуден, - проговорил он очень низким, утробным голосом, что приводил в трепет ни одно храброе сердце.
Торув насмешливо взглянул на него.
- Здесь, во владениях моего брата, на земле наших предков - произнес он с достоинством, - ты, Кхорх, лишь один из равных.
Лицо улхурца побледнело. Его прозрачно-стальные глаза налились кровью. На высоком, с глубокими залысинами, лбу прорезались морщины. Задрожали надменно опущенные уголки бескровных губ. И с брезгливым изумлением приподнялись сросшиеся дуги пепельно-серых бровей.
Множество рук потянулось к мечам и улхурским кинжалам, когда в полной тишине, раздался ровный голос служителя алтаря:
- Своим гневом вы оскорбляете дух Аспилуса, в дом которого пришли. Остановитесь.
Сотни глаз устремилось на повелителя Сульфура.
- Я здесь для того, чтобы исполнить волю вашего бога, который снова избрал приемника на земле, – с достоинством сказал царь царей и направился к амвону сквозь толпу подданных, что поспешно поднялись с колен и расступились перед грозным господином. Он взошел к алтарю, встав между храмовником и Слехтом, который, дрожа, разворачивал свиток с завещанием Авинция.
- Волею бога народа Антавии, покорного господину Сульфура, - заговорил приближенный царя неожиданно зычным, красивым голосом, - провозглашается последнее повеление ныне покойного короля Авинция Торшского: «Я, Авинций из рода Бэгов, завещаю власть, данную мне свыше, корону – символ могущества моей земли, и печать, скрепляющую законы, оставленные нам небесным духом Аспилусом и господином моим, властелином Сульфура, носящего Жезл власти, – он сделал паузу, – завещаю все своему сыну и наследнику Дэнгора и всей Антавии…
Под сводами храма восстановилась тишина, сравнимая лишь с тишиной усыпальниц в Улхуре.
- …принцу Овэллу».
Медленно, словно во сне, названный наследник подошел к алтарю и опустился на колени. Он зажмурился, чувствуя, как сотни глаз сверлят его худую спину, на которую верховный служитель Аспилуса накинул королевскую мантию. Шею обожгла тяжелая золотая цепь Амаса, первого владыки островов. Темная пелена пала на глаза, когда Кхорх возложил на его голову венец Дэнгора. Там, внизу, стояли те, кто ненавидел Овэлла за то, что в его жилах текла королевская кровь; те, кто брезговал им, называя трусливым и малодушным, только потому, что его рука никогда не касалась боевого меча. Они жадно ловили каждое его движение и продолжали считать недостойным. Все эти люди не желали себе такого господина. Они злились. Они негодовали. Он знал это, и все ниже опускал голову.
- Волею богов, ты – король! – сказал властелин Сульфура. – Поднимись и поприветствуй своих подданных.
Похолодев, Овэлл с трудом встал на ослабевшие ноги и медленно повернулся, с горечью расслышав ехидный смешок Кхорха за спиной.
- Владей!
Король несмело посмотрел на людей, в молчании стоящих перед ним. И вдруг натолкнулся на гордый, злой взгляд Торува. «Ты не достоин!» - прочел он в его глазах и еще больше втянул в плечи голову, увенчанную сапфировой короной.
- На колени! – крикнул его высокородный дядюшка, и первым склонился перед дрожащим от боли и унижения сыном Авинция.
- На колени перед повелителем Антавии! – подхватил голос, который заставил вздрогнуть бедного Овэлла. На него смотрели голубые, полные торжества глаза настоятеля Наррморийской обители.
И антигусы преклонились перед новым королем!
Тогда странное чувство охватило его душу. Все те, кого он боялся всю недолгую жизнь – были теперь у его ног. Покорные, они склонили перед ним гордые головы!
Ни на кого больше не глядя, новоявленный монарх прошествовал по ковру, усыпанному лепестками роз, и вышел из храма. Яркое солнце ослепило его. Он пошатнулся, когда услышал крики толпы:
- Да здравствует господин Антавии!
- Слава сыну Авинция!
К ногам его посыпались цветы.
«Вот мой истинный народ», - робко улыбаясь, подумал он. - «Вот мои настоящее подданные. Они любят меня».
Король протянул руки к толпе, заполнившей площадь, насколько можно было видеть. Новый взрыв радости жителей Дэнгора сотряс стены старого храма.
Овэлл знал, что его отца не любили. Потому ли, что был он слишком покладистым перед жестокой властью Кхорха, чего антигусы не могли простить ему; или потому, что не мог стать храбрым покорителем других народов, каким слыл его отец; или потому, что в жутких историях о повелителе Антавии было много правды и он любил разделить мерзкие забавы царя царей, губя в жестоких и бессмысленных пытках своих сородичей. И только Магнус из Карута, духовный наставник молодого наследника искренне верил, что сам Овэлл, взойдя на престол, будет самым справедливым и добрым правителем, таким же, как прежние правители Апикона. Только этот человек, по каким-то причинам, ценил принца и верил в него. Теперь час его настал. И вот он, коронованный, облаченный в алую мантию, стоял перед своим народом и тоже поверил вдруг, что станет для него достойным господином.
Спустившись с высоких ступеней и милостиво улыбаясь людям, которые с благоговейным восторгом взирали на повелителя, Овэлл поднялся в королевскую карету. Но заметив в прохладном полумраке темную фигуру, сдавленно вскрикнул и попытался выбраться наружу.
- Это я, ваше величество, - прозвучал спокойный голос магистра Наррморийского.
Он удержал короля за руку и усадил рядом. Овэлл выдохнул и нервно засмеялся.
Кортеж тронулся. А дэнгорский владыка вдруг закрыл лицо руками и разрыдался. Но Магнус, в очередной раз став свидетелем его слабости, не сделал даже попытки успокоить молодого человека, давая возможность выплеснуть эмоции…
Карета тем временем медленно продвигалась по мосту, наполненному людьми, которые восторженными криками не уставали чествовать своего короля.
- Как тяжело, - простонал он, чуть успокоившись, и робко взглянув на наррморийца.
- Да, мой повелитель, я понимаю.
- Нет, наставник, не называй меня так! - воскликнул Овэлл сокрушенно. - Я хотел бы остаться послушником в Наррморе, стать монахом.
- Вы вернетесь в мою обитель, - отозвался магистр. – Вернетесь в свое время. Но пока вы - король.
Овэлл откинулся на мягкие подушки. Губы его опять задрожали.
- Меня огорчает ваша холодность, наставник, - через силу вымолвил он. – Именно сейчас, когда мне необходима ваша поддержка.
- Прости меня, - Магнус легко коснулся его влажной руки и заглянул в несчастное лицо. – Ты король, Овэлл. Это обязывает держать себя достойно.
Тот обиженно молчал, кусая губы.
- Мальчик мой, - вздохнул магистр, - у каждого из нас своя ноша. Твоя не самая трудная, поверь. Венец не тяжелее нищенской сумы. А верно служить богу может не только тот, кто ежечасно читает молитвы. Служи ему малыми делами, ежедневно, ежечасно помогая людям. Будь всегда и за все благодарен судьбе. Управляй своим народом с достоинством, и он будет почтителен. Относись к народу по-доброму, и он будет трудиться с усердием. Возвышай добродетельных и наставляй неученых, и твой народ будет доверять тебе. Так говорят мудрецы. Стань мудрым, мужественным, великодушным - какими были твои великие предки. Не посрами память их.