Ну вот и убили наконец! Добились того, что было начато Каракозовым[57] еще в 1866 году. Что же дальше? Что народ и передовое общество получили за пролитую кровь венценосного мученика, к которому когда-то сам Герцен обратился с повинным возгласом «Ты победил, Галилеянин!»?[58]
В то время как передовое общество взвешивало цену крови на своих политических весах, перед революционно настроенной молодежью снова встал уже решенный когда-то вопрос: допустимо ли убийство с политическими целями? Ведь хотя «народники» и называли себя атеистами, но весь жертвенный жар своих душ они целиком унаследовали из основ Христовой морали.
Любовь к униженным и оскорбленным, тоска по правде и справедливости, по «правде Божией» на земле, жажда пострадать за други своя, отреченность от личного счастья во имя долга перед несчастным народом, аскетический образ жизни… Откуда все это, если не из глубин религиозно-христианского сознания?
Можно ли оправдать политическое убийство? В 1871 году на Нечаевском процессе[59] этот вопрос получил уже свое разрешение. Убийца Иванова Успенский сказал на суде, что одного человека можно и даже должно убить, если этим убийством можно спасти двадцать или тридцать других человеческих жизней. Революционеры, обсудив этот вопрос на своих тайных совещаниях, постановили, что «цель оправдывает средства»… Прошло десять лет. Свершилось великое жертвоприношение, одобренное отцами революционного Собора, а русская совесть пришла в неописуемое смущение. Молодежь усомнилась в правде утвержденного догмата своей веры, а лицемерное передовое общество, как вороватый цыган на допросе, сказало: «Я не я, и лошадь не моя!»…
И вот наступили сумерки, из-под горизонта русского поползла ночь, отсвет кровавого облака отражался в душах человеческих. Путник не знал, куда идти…
Главный жрец народнического культа Михайловский[60] написал: «На что надеяться? Во что верить? Чего желать? К чему стремиться? Все разбито и раздавлено!»
Говорят, что в кармане убитого царя был найден проект конституции, составленный по поручению царя министром Лорис-Меликовым[61]. Когда этот слух долетел до Симбирска вместе с манифестом нового царя с обещанием твердо держать в руках руль самодержавия и с угрозами крутой расправы с крамолой, Павел Николаевич, как зверь в клетке, метался по кабинету и злобно шептал по адресу революционеров:
— Идиоты! Положительно идиоты…
И хватался за голову.
Эти события застали младших братьев Кудышевых в симбирской гимназии. Дмитрий кончал ее, Григорий, поступивший в гимназию с опозданием, прямо в третий класс, был еще в пятом…
Симбирская гимназия, в которой братья учились, именовалась в честь первого русского историка, местного уроженца Карамзинской, и считалась патриотической. Никаких оснований, однако, считать ее такой теперь не имелось. Как и в большинстве высших и средних учебных заведений того времени, в симбирской гимназии царил дух революционного народничества. Мальчишки в 15–16 лет подвергались уже революционной эпидемии, которая, казалось, носилась тогда в самом воздухе. Все гимназисты с шестого класса были народниками, не исключая тех, которые никогда не жили в деревне и видели мужика только в городе на базарах. По рукам ходили запрещенные книги, нелегальщина в стихах и прозе. Эта нелегальщина при болезненной восприимчивости к революционной эпидемии того времени пожиралась с жадностью. Еще не все умели отличать «социологию» от «социализма», а уже с гордостью называли себя «социалистами»!
Дмитрий с шестого класса попал в «кружок саморазвития», в котором бывший студент Еропкин[62] натаскивал гимназистов, как охотник натаскивает собак, на революцию. Такие кружки организовывались тогда по всем учебным заведениям, не исключая духовного ведомства, и представляли собою кустарные фабрички для выделки будущих революционеров. Основным руководством здесь служили «Письма Миртова», за именем которого скрывался известный революционер Лавров[63]. Еропкин, руководитель кружкового саморазвития, был народовольцем и умел доказывать, что всякий честный человек в России не может быть нереволюционером, что всякая сознательная, критически мыслящая личность иного выхода не имеет. Еропкин был большой краснобай и умел в чистых и правдивых душах юношей зажигать боевой огонь революционной непримиримости. Правда, он поработал только два года в Симбирске и был арестован, но и этого времени оказалось достаточным, чтобы два друга, Саша Ульянов[64] и Митя Кудышев, спустя шесть лет, сделались политическими преступниками, и первый попал на виселицу, а второй — в каторгу. Но об этом после…
Конечно, убийство царя произвело ошеломляющее впечатление и на младших братьев, но совершенно различное, даже противоположное.
На панихиде в гимназии, слушая речи директора и батюшки-законоучителя о страшном событии, свершившемся 1 марта в Петербурге с подробным описанием мученической смерти венценосца, так много совершившего для благоденствия народа и государства Российского, с проклятиями на главу извергов рода человеческого, — Гриша Кудышев хмыгал носом и стирал кулаком слезы, а Дмитрий со своим другом Сашей Ульяновым не только оставались совершенно бесчувственными к страданиям царственного мученика, но таили в душах своих злорадство и в самых патетических местах речей своих наставников опускали взоры в землю, пряча сверкавший в глазах огонек неуважительной иронии. Их, учеников просветителя Еропкина, не обманешь этими лицемерными словами казенного патриотизма! Убитый царь-освободитель давно уже в их представлении развенчан: «ведь он освободил народ поневоле и сам сказал, что лучше освободить сверху, чем ждать, когда освобождение придет снизу», и потом, если в начале своего царствования этот царь действительно кое-что сделал для раскрепощения России, то после сам же испугался и начал тормозить дело прогресса, как все прежние самодержцы…
Когда батюшка-законоучитель назвал убийц «извергами рода человеческого», Дмитрий подтолкнул локтем Сашу Ульянова и покраснел от охватившего его душу возмущения: «Изверги рода человеческого»! Так они называют людей, которые во имя святой идеи и своего народа идут на смерть! Не сам ли ты, лицемерный служитель Бога, повторял слова Христа: «Никто же имат больше любви, как положивший душу свою за други своя!..»[65] А ведь эти «изверги рода человеческого» знали, что лично для них впереди — только виселица!..
Гриша до 14 лет прожил в деревне под покровом матери, женщины стародворянских традиций, вдали от всех «проклятых вопросов», под любовной лаской окружающих людей и бесхитростной природы. Глаза его души были чисты и наивны, как лицо природы. Был он от природы добрым и нежным, чувствительным ребенком: готовя дома уроки по Закону Божию, он плакал над учебником соколовским[66], впервые подробно знакомясь с трагедией Голгофы. Уединившись в укромном уголке отчего дома, он нараспев, как читают в церкви Евангелие, читал «Страсти Господни», и слезы прыгали на картинку «Распятие Господа нашего, Иисуса Христа, Сына Божьего», а Павел Николаевич, которому он мешал заниматься, раздраженно кричал в приотворенную дверь своего кабинета:
— Григорий! Ты опять задьячил?!
Павел Николаевич сердился на мать, что она таскает Гришу на все обедни, всенощные, панихиды с собой:
— В попы, что ли, вы его готовите?
Шутил и над репетитором, которого отыскала мать, чтобы готовить Гришу в гимназию. Боясь студентов, про которых Анна Михайловна говорила: «либо пьяница, либо крамольник!», — она привезла из уездного городка Алатыря окончившего духовное училище псаломщика, Елевферия Митрофановича Крестовоздвиженского, временно уступленного ей старым знакомым доброжелателем, настоятелем алатырского собора, с ручительством за его полную благонадежность.
57
4 апреля 1866 г. в Александра II стрелял член кружка Н. А. Ишутина Д. В. Каракозов. 25 мая 1867 г. в Париже в Александра выстрелил польский эмигрант Антон Березовский, но промахнулся; 2 апреля 1879 г. в Петербурге в царя стрелял А. К. Соловьев; 19 ноября 1879 г. была предпринята попытка взрыва императорского поезда под Москвой; 5 февраля 1880 г. С. Халтурин организовал взрыв в Зимнем дворце. Александр II скончался в результате покушения, совершенного в Петербурге 1 марта 1881 г. членами «Народной воли».
58
По легенде, так звучал обращенный к Христу возглас смертельно раненного в сражении с персами римского императора Юлиана Отступника (331–363), который, отказавшись от принятого ранее в качестве государственной религии христианства (презрительно называл его «галилейством» — по названию провинции Галилея, откуда происходил Иисус), предпринял попытку вернуться к традиционному римскому многобожию. Этими словами А. И. Герцен закончил свой панегирик Александру II «Через три года» (Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. Т. 13. С. 197; впервые — Колокол. 1858. № 9).
59
Суд над главой террористической организации «Народная расправа» С. Г. Нечаевым и 77 ее членами, обвинявшимися в подготовке заговора с целью свержения монархии, проходил с 1 января по 11 сентября 1871 г. Ложно обвиненный в предательстве студент Петровской земледельческой академии И. И. Иванов был убит С. Нечаевым при участии П. Г. Успенского (1847?-1881), А. К. Кузнецова, И. Г. Прыжова, Н. Н. Николаева. Успенского приговорили к ссылке в Сибирь сроком на 15 лет. Там он был повешен товарищами по подозрению в шпионаже, однако впоследствии товарищеским судом был оправдан.
60
Михайловский Николай Константинович (1842–1904) — идеолог народничества, социолог, публицист, литературный критик.
61
Лорис-Меликов Михаил Тариелович (1825–1888) — государственный деятель, граф, фактически руководил военными действиями на Кавказе в 1877–1878 гг. Будучи министром внутренних дел в 1880–1881 гг., занимал позицию жесткого преследования революционеров, одновременно делая уступки либералам.
62
Еропкин Виктор Васильевич (1850–1908) — сын действительного статского советника, учился в Московском университете, математик, изобретатель. Живя в 1875 г. в Москве, занимался книжной торговлей, снабжал сельские школы книгами, в том числе высылая и запрещенные издания, а также устраивал в своей квартире «съезды» сельских учителей, неоднократно устраивал различные хозяйства на артельных началах, рабочими и приказчиками на которых состояли политически неблагонадежные лица. Поддерживал связь с Л. Н. Толстым, последователем которого считал себя. В конце 1880-х гг. на принадлежавшем ему хуторе «Криница» (Черноморский округ) организовал из бывших народовольцев толстовскую общину. В 1890 г. переселился в Пензу, где служил директором писчебумажной фабрики братьев Сергеевых, занимался педагогической деятельностью. Завершил свою жизнь в Петербурге.
63
Лавров Петр Лаврович (1823–1900) — социолог, философ, публицист, один из идеологов революционного народничества. Участник освободительного движения 60-х гг. Большой популярностью среди революционной молодежи пользовались его «Исторические письма» (1868–1869). В эмиграции с 1870 г. Свои сочинения обычно подписывал псевдонимом Миртов.
64
Ульянов Александр Ильич (1866–1887) — участник революционного движения, старший брат В. И. Ленина, организатор неудачного покушения на Александра III 1 марта 1887 г. (повешен в Шлиссельбургской крепости). Им была создана «программа террористической фракции партии Народной воли», необходимой для «обеспечения политической и экономической независимости народа и его свободного развития», имевшая следующие пункты: «постоянное народное правительство, выбранное свободно прямой и всеобщей подачей голосов», «широкое местное самоуправление», «самостоятельность общины как экономической и административной единицы», «полная свобода совести, слова, печати, сходок и передвижений», «национализация земли, фабрик, заводов и орудий производства», «замена постоянной армии земским ополчением», «бесплатное начальное обучение».
65
Ин. 15.13 (Ср.: Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя).
66
Прот. Дмитрием Соколовым был создан «Иллюстрированный Закон Божий для детей», который содержал рассказы из Священного Писания, объяснения молитв, краткое учение о богослужении и т. п.